Сосны

Всю ночь штормило. Утро, хмурое и неласковое, встретило нас стуком оконной рамы. Кто-то забыл вчера закрыть створку, и теперь, тревожимая порывами ветра, она то и дело вздрагивала и колко нарушала тишину.
Слава подошел и закрыл окно.
Светает, - заметил он, - и снова забрался в тепло своего спальника.
Слава – наш художник. Он отправился с нами в поездку, чтобы рисовать осень на побережье. Ожидались солнечные осенние дни, когда на море чуть видна легкая рябь, а лес на высоких берегах, прощаясь с летом, сияет золотыми отсветами рассветных лучей и густым матовым отливом скрадывает грусть уходящей жаркой поры.
Каким-то чудом мы успели ухватить один из таких дней, после чего дожди полили нескончаемые и тяжелые. Они хлюпали и пускали пузыри в лужах, размывали мягкую лесную подстилку и делали вязкой и липкой черную смолу сосен. Слава сник, но решил не уезжать, отговорившись, что будет помогать ребятам разводить костер из влажных дров и ходить в ближайший поселок за хлебом и молоком.
Надо сказать, что с провизией мы совершенно не подготовились, поручив ее нашему Гоше. Гениальный математик, работающий над своей докторской диссертацией, он был абсолютно не приспособлен к жизни. Он вечно путал время, к которому нужно приходить на встречи, обожал варить суп с сахаром и удивлялся, что за идиот оставил спички на веранде после вечернего костра, когда видел их на утро мокрыми от дождя. Теперь уже никто из нас не признался бы в том, что поручил сбор провизии именно Гоше, поэтому никто не знал, как это произошло. Но факт оставался фактом – мы оказались в доме на берегу Горьковского моря, в глуши, за 10 километров до ближайшего жилища, в семером с мешком картошки, консервами из сайры, пахнувшими протухшей селедкой в бензиновой подливке, и какими-то сухофруктами – якобы на компот. Как оказалось, Гоше также никто не сообщил, что место мы выбрали не самое популярное, и потому даже в лучшую погоду идти до деревни – не ближний свет, и делать этого никто особо не собирался. Все время ребята хотели посвятить исследованию леса и берегов. Мы с Мариной поехали поддержать наших бравых геодезистов, хотя и подсмеивались над их безумными идеями.
Конечно же, Слава оказался идеальным ходоком в деревню за продуктами. Нахлобучив старый залатанный плащ и одев высоченные резиновые сапоги для рыбной ловли, он был готов к дальнему походу. Со своим плащом он не расставался, говорил, будто не один поход с ним, и воспоминания греют его лучше любых свитеров. Слава брал с собой сумки и говорил:
- Ну, ребята, ждите, я скоро.
После чего пропадал на весь день, и к вечеру возвращался с недорисованным холстом, бережно укрытым под пленку, с банкой молока, свежим хлебом и консервами, которые можно было есть.
 Голодные ребята, ваявшие свои огромные чертежи, прикрепленные к доскам, смотрели на добродушного, проделавшего героический путь под дождем, Славу, так, будто съедят его самого вместе с его молоком и консервами.
Так прошли наши первые пять дней в доме на берегу. Всего у нас было две недели, и ребята судорожно чертили что-то и писали, неустанно заглядывая в какие-то формулы для расчетов.
Глядя на них, я иногда вспоминала историю, которая этим летом произошла с Гошей, когда он ездил на практику в студ-лагерь. Четырехлетный сынишка одной его знакомой, впервые увидев берег Горьковского моря и упавшие деревья, колыхавшиеся теперь на волнах, спросил:
- Дядя Гоша, а отчего они падают?
- Ну как же, отчего?! – воскликнул дядя Гоша. – Так ведь эррозия почвы! Ну это такой процесс...
Тут дядя Гоша выдал целую теорию эррозии почв, которую мальчик внимательно выслушал и только и нашелся, что сказать, – Ага.
По рассказам Гошиной знакомой, малыш весь день после этого загадочно молчал, а вечером подешел и тихонько спросил:
- Мам, а что такое эррозия почвы?
В последнее время дождь стал навеивать странные мысли, и я тоже раздумывала над тем, отчего же все таки деревья падают. Конечно, я знала блестящую теорию Гоши про эррозию почв. Но что-то другое не давало покоя.
Поэтому сегодня, я решила, как раз тот самый день, когда пришла пора вылезти наконец под дождь, прогуляться и понаблюдать за «падающими деревьями».
Один мой знакомый, уже несколько лет занимавшийся странной наукой йоги, рассказывал мне про медитативную ходьбу. Я всегда смеялась над ним, представляя, как смешно он ходит и считает шаги. Но якобы это должно было помогать сосредотачиваться на главном.
Когда же я смотрела на ребят, уткнувшихся в своих чертежи и исследования, то всегда убеждалась, что им ну совершенно нет необходимости считать шаги, чтобы сосредоточиться на их главном. Именно чертежи представляли для них наивысшую и окончательную ценность. Причем, если спросить их, действительно ли они так считают, они бы наверное даже не поняли, о чем их собственно спрашивают.
Сама же я не была настолько увлечена своей геодезической профессией, поэтому после защиты диплома, пошла работать в маленький институт, отказавшись от аспирантуры. И очевидно, мне просто необходимо было посчитать свои шаги, чтобы то ли найти свое главное, то ли просто смириться с окончательной своей бесполезностью.
Дождь лил сегодня особенно старательно, поэтому мне пришлось вернуться и накинуть на плащ еще Славину пленку, под которую он обычно заворачивал свои недорисованные полотна.
Ветер, ледяной и продирающий до костей, дул порывами, путая мокрые пряди, то и дело выбивающиеся из под плаща. Я шла и думала о ребятах, об их «главном» и о своем. О том, какие они у нас разные.  Марина тоже училась с нами на факультете, потом вышла замуж за Дениса и была абсолютно счастлива, готовя ему каждый день и тщательно наглаживая рубашки. Добрая, пухлая веселушка, она полностью сосредоточилась на муже. Их пара добавляла в нашу холостяцкую атмосферу какого-то особого колорита.
Мои мысли прервал странный шум. Я оглянулась на него и увидела бельчонка. Он сидел на упавшем дереве, уставившись на меня. Как известно, белки в здешних местах встречаются нечасто. Поскольку дом, в котором мы поселились, принадлежал старому леснику и стоял особняком от деревень, нога человека здесь ступала не часто, и потому живность не привыкла к посетителям.
Два крошечных глаза-пуговки смотрели прямо на меня, но стоило мне подойти чуть ближе, как бельчонок тут же растворился в дождливой пелене.
Дождь шел стеной. Сосны сквозь нее смотрелись серыми великанами. Верхушки раскачивались из стороны в сторону и скрипели гулко и протяжно. Казалось, они спят, а нам снятся их долгие, пахнущие смолой и влагой сны.
Они не плакали, не молились, ни о чем не переживали, а вместо шагов считали десятками лет всполохи костров, разводимых людьми, их судьбы, ветряные, непостоянные и, по сравнению, с судьбами сосен, совсем короткие.
Я подошла к одной из сосен, прислонилась к ее влажному стволу. Она стряхнула на меня порцию серых капель и загудела. Мы несколько минут простояли так, внимая голосам дождя и моря.
...
Спустя много лет мы с мужем и нашим пятилетним сыном приехали на это же место провести выходные. Сын нашел упавшую сосну на берегу и взобрался на нее. Стоя на ней, он жевал сладкую лесную малину из корзинки. А потом , довольно улыбаясь во весь рот, спросил:
- Мам, а почему деревья падают?