Снежное поле

СНЕЖНОЕ ПОЛЕ

Стихи 2012 — 2022 года

                Но плещут светила навстречу рекой
                по небу таёжной отчизны.

* * *
Падают медленно крупные хлопья
снега на ельник дремучий, как жизнь,
в небо нацеленный, словно бы копья
головы здесь и сложивших дружин.

Грозно лежат, и течёт к изголовью,
края не зная, монгольская степь.
Вот бы и мне, осенившись любовью,
так от норманнских мечей умереть!

Кротко кончаясь, «Ивашка — холоп я!»
буду шептать, как земля, недвижим.
Сыпаться будут холодные хлопья
снега на ельник дремучий, как жизнь.

* * *
Снега-то навалило! Снега! Эко!
В небе смаргивает слезу голубая Вега,
заглядывает в окно: — Ну что, человек, живой?
— Да ничего покуда, — и головой
облысевшей киваю, и глажу мурлыку-кошку, —
Эт ничего, что уж пятый день как в лёжку —
выпью малинки и через два денька…
Что говорить, да, ткань бытия тонка,
но не порвётся, ибо на то и чудо…
— Я ли не Бог? — вздыхает звезда оттуда, —
Я ли не вижу? Ты потерпи чуть-чуть.
Время такое, братец,
не обессудь…

* * *
В окно вгляделся — там фонарь
во тьме морозной возле клуба.
А дальше лес, а там — январь,
а дальше — небо. Двое тупо
стояли (то-то сразу я
узнал: устроили потеху!)
Втирал — ну, ухари-друзья! —
сам Коля-Гриб Сашку-Морпеху.
Тогда я понял: «Так, вчерне,
сейчас решают мировую
проблему: свет погас в окне?
А может, я жену целую?»
Клубнички в оптику, в трубу,
не видя, материли Бога,
и я сказал себе: «Угу,
Россия — Лета —
безнадёга».

* * *
Какая тёплая зима,
но небо серое суровей,
чем жизнь печальная сама,
чем быт печальный поселковый.
Из дома выйдешь — снеговик
стоит подтаявший у клуба.
Сосед, подвыпивший старик,
«эй, спичек дай!» — взывает грубо.

Ответишь: «Слушай, староват
ты водку жрать!» Но сердце знает:
никто ни в чём не виноват,
и даже он! А где-то лает
собака в хаос снеговой
почти бессолнечного края.
Тряхнёшь, как скептик, головой:
   там, наверху, Москва лихая
         больна структурой силовой!

* * *
                «Она, глупая, еще никогда
                не видала испанского короля».
                Гоголь

Лай собачий глуше, глуше.
Снег идёт всё гуще, гуще
и ложится, словно пух.
Лыжи тихо шух да шух.
До земли согнула стволик
шапка снежная. «Соколик,
Николаич, старый хрыч,
будем живы?» — «Магарыч,
как найдём, с тебя, Серёга!»
Так и шли. Не стало Бога,
коммунизма и страны.
Что искали? Ни луны,
ни звезды — такая темень!
«Где Россия?» — «Это ж Йемен!»

* * *
Я проснулся ночью и сразу понял,
почему в посёлке отчаянно лают собаки.
Где-то за снежным полем,
в продрогшем, бородатом ельнике
выл голодный волк.

Вот оно, допетровское бездорожье,
неуют, граничащий с хаосом и смертью.
Я тоскливо прислушался:
вой повторился,
протяжный, страшный,
густой, как февральский снегопад.
Было в нём что-то
от российских заглохших равнин,
от морозов под сорок,
от нехоженых, зыбких болот
и таёжных, дремучих, сырых буреломов.

Я подошёл к спящей жене,
поправил сползшее с неё одеяло
и пододвинул дюралевые,
грубые костыли
ближе к низкому изголовью.
И почему-то тихо и безнадёжно заплакал.

* * *
                глухонемые звёзды кровят…

Ручку возьмёшь деревянной лопаты
и приналяжешь — почти не болит,
не отвлекает. А снег тяжелит
лапы еловые. О, мой зубчатый
лес непрорубный — скала, монолит.

Что это?.. Ба, гастролируют черти?
Или майор заключённых гнобит?
Воет цепной голодающий ветер,
крутит, сгибает, ломит, гудит.

Шутишь, полвека жив я на свете.
Маятник шибко ходит в груди.

Крикну кому-то: — Эй, погляди-ка,
Ты меня гонишь, а я не боюсь!
Здравствуй, таёжная вьюга-задрыга!..
Губы дрожат, обрывается пульс,
мгла поглощает
отчаянье
крика.