Поэма Гнездо на болотной кочке 2007-2009

МИХАИЛ КУЛТЫШЕВ

ПОЭМА

Гнездо на болотной кочке

НИЖНЯЯ ТУРА

2 0 0 7 – 2 0 0 9
 
ОГЛАВЛЕНИЕ

О поэме М.П. Култышева
«Гнездо на болотной кочке» 3

ПРОЛОГ 5

ЧАСТЬ I. НА УРАЛЕ 8

ЧАСТЬ II. ГНЕЗДО НА БОЛОТНОЙ КОЧКЕ 44

ЧАСТЬ III. НА УРАЛ! 90

ЭПИЛОГ 119

 
О ПОЭМЕ М.П. КУЛТЫШЕВА
«Гнездо на болотной кочке»

Поэма М.П. Култышева – итог творческого труда автора за несколько лет. Поэт рассказывает историю своей семьи за последние полвека, которая оказывается тесно переплетена с историей родной страны – тогда СССР, теперь России. На правах очевидца, небезучастного к судьбе родины, автор повествует о политических катаклизмах и экономических потрясениях, которые пришлось пережить его семье и родному народу начиная с 60-х годов прошлого века, но, наряду с этим и с особой гордостью, – об открытии рудоносной жилы Качканара, нефти Самотлора, об общем вкладе людей в дело процветания страны, с любовью – о родной природе Урала и Сибири, их могучих горах, реках и лесах. Избранный М.П. Култышевым лиро-эпический жанр поэмы прекрасно отражает авторский замысел – откровенно, пропустив через сердце, «от первого лица» рассказать о рождении семьи Култышевых и о судьбах её представителей, а также о том, что довелось пережить его стране в эпоху пересмотра политического курса и калейдоскопической смены властей.
Поэме М.П. Култышева присуще исповедальное начало. Автор ведёт откровенный разговор со своей семьей, современниками, природой, страной, не стремясь к совершенству, «книжности» фразы. Язык поэмы – простой, разговорный – доступен для понимания даже неискушенному читателю; размер и ритм свободные, неоднократно меняются, отражая живое звучание человеческой речи, её эмоциональное течение. При этом произведение М.П. Култышева как автора, обладающего большим «житейским опытом, мудростью увенчанным», может быть полезно и интересно самым разным категориям людей – от только вступающих в жизнь до узнающих себя в образах строителей Качканара и Самотлора убелённых сединами старцев.
Текст поэмы читается легко, что называется, на едином дыхании, и оставляет чувство приобщённости к самобытному явлению на литературном небосклоне Уральского региона – творчеству М.П. Култышева, которое, думаю, не останется незамеченным любителями русской словесности, родной природы и родной истории. Желаю автору новых творческих вершин и… скорейшего появления новых произведений!


Доктор филологических наук,
доцент кафедры
связей с общественностью и литературы
 Нижневартовского государственного
гуманитарного университета,
а также любящая дочь
и поклонница таланта автора
О.М. Култышева

 
 
П Р О Л О Г

Я каждый раз к истокам возвращаюсь
Не потому, что хочется воды,
А потому что я в поступках каюсь,
Прошу прощенья у своей судьбы.
В её плетёных ветками вечерях,
Когда садилось солнце за рекой,
В ночах, подобно дёгтю, чёрных,
Не обретал я жизненный покой.
Где каждый раз злой, неуёмный демон
В виски стучал, надменно торжествуя,
Я нёс любовь большую ежедневно,
Всё забывая, вечно с ней ликуя.
Сдавались сумерки и тени уходили,
Едва я слышал детское дыханье,
И наступало время взвешенных идиллий,
В них чудилось земное мирозданье.
Я в детях видел жизнь
И требовал отдачи
Я от жены, не милуя покой;
Её любил, а этот ветер, значит,
Дуть должен в одну сторону со мной.
О, были трудны разговоры, споры,
Порой до мата, «ирод» и «урод»…
И разрушались чувств родные горы,
И у земли случался недород,
И засуха вредила, засыхали всходы,
Дождь слёз съедал весь розовый туман,
Шли под откос любви взаимной годы,
И ширился упрёков океан.
Да будет проклят слов нелестных ельник,
В стволах деревьев тронутый грибком;
Сменялся Новый год
На памятный сочельник,
За ним ещё родней наш становился дом.
А почему? Часы у века наши
Заведены с рождения детей.
Скажите, что припомните вы слаще
Их поцелуя в сумраке вестей?..
Себе сказал: я начинаю
Нелёгкий полновесный труд
И, что получится, не знаю,
Но даты предо мной встают.
Бегут, торопятся встать в строчку,
Какой бы ни был суток час,
Не признают они отсрочки
И требуют: «Сейчас, сейчас!».
Не признают и время года –
Метель ли, летняя пора,
Они толпой за мною ходят
И пристают: «Пиши с утра».
А я так думаю – о детях
Писать не стоит сгоряча,
И со строки начну заветной,
Что начинает вдруг ворчать:
– Почто, ты разве летописец?
В одну колонну по ранжиру
Сотки из слов поэмы ситец,
Нас поместив в одну квартиру.
И детям дай в полёты крылья,
Отметив ум, талант и цель,
Ведь мы – такая эскадрилья,
Враз не покинем эту дверь.
Начни же с богом – не спеша,
Клочок бумаги, в руку ручку;
В тебе открылася душа
На этот незабвенный случай!
…Как  сквозь воронку льют слова –
Легко мне пишется, несложно;
К листку склонилась голова:
В кафе ваяю придорожном,
Где водка, пиво, булки, чай,
Звенят бокалы, вторит флейта;
С давнишних пор эту печаль
Рисуют на Руси поэты.
Не буду я на них похож –
Припомню круг болотных кочек
(Хотя по мне милее рожь),
Ручья такой знакомый почерк
И город – белый пароход –
В глазах моих детей живёт.
И праздники и торжество,
Чему мы радовались с вами,
Любовь, далёкое родство –
Не передать всего словами.
Чтоб чувствовать плечом плечо
Семейное на этом свете,
Великий выпал мне почёт –
Писать о спутнице и детях.
Часть первая

НА УРАЛЕ
  _______________________________________________

I

Год шестьдесят второй
Ничем не выделялся.
Если не брать на ум,
Что дали за труды,
Тогда моё любимое крестьянство
Впервые, после горя,
Повезло пуды.
Да, дали хлеба,
Потому что пашня
Солёным потом полита сполна;
Все соглашались,
Что землица наша
С надеждою ждала такого дня.
Там, между рек
Берёзовка, Светица,
И ещё там,
Где Чурулёнки, Слобожане,
Таким упругим
Колосом пшеница
Не поднималась ранее.
И взгляды брошены
На жёлтые полоски,
Где колыхались кукурузные ростки, –
Нет, не нашли
В ней ничего хорошего колхозы,
Хотя и сеяли на лучших
Пашнях вдоль реки.
Поднимется весной росток зелёный
И побежит волна, как в озимых,
Но колос зреет, пашнею вскормлённый,
А кукурузный съёжился, затих.
Привольно зайцу,
Птица вьёт гнездо,
Ведь небо одинаково
Пригреет, поливает;
Так, если конь
Случайно в рожь зайдёт,
Его по холку
Колос закрывает!
– Видать, не вызреет початок на полях, –
Прикидывали так-то мужики
И принимались на свой взгляд и страх –
В силос её крошили резаки.
И так, считай, колхозник,
Словно стебель, клонится –
Как Лысенко подсказал.
О, сколько их, учёных, не о хлебе,
А о себе лишь думали –
Научный труд колхознику мешал.
Да, всё в науке весело и гладко –
Там электротрактор,
Там культиватор, плугу не чета…
То не учли, что милая лошадка
Полезна пашне, сердцу – теплота.
События – что та норовистая лошадь –
Сменялись, падали вожди,
Сомненьям несть числа.
И Красная уж площадь
Другие лозунги, портреты понесла.
А этот эпизод остался –
По крупицам
История свои страницы соберёт,
Но знаю, верит истинно столице
Наш работящий, верный ей народ. 

II

Как всё же жизнь закручена в спираль;
Уходят годы, может, золотые,
И только цель – единственно она –
Нам посылает позывные.
И держимся маршрута из последних сил,
Стараемся поправить жизни вектор,
Куда бы чёрт тебя не заносил,
Но пикает настроенный детектор
На нужную волну.
У хляби на виду,
Вытаскивая глиной перепачканные ноги,
Я не на ощупь –
Знаю путь – иду
Мне при рождении
Написанной дорогой.
Так кто же в проигрыше,
Если цель ясна?
Дорога щебнем выстлана широко.
Моя душа хоть выбирать вольна:
Жить в тишине
Иль слушать Качканара рокот,
Где миллионы лет покоилась руда,
Лес подпирал верхушкой облака
И дикий зверь не думал никогда,
Что тут настигнет человечества рука.
Я думаю за далью лет –
Не смог бы человек здесь одолеть
Гранита ввысь поднятые куски;
Нет, одному всё это не с руки.
Бежала речка Выя
Вдаль, спеша
Соединиться в водах Иртыша,
В сердцах порою унося мосток,
Что был сколочен из досок,
Да норовила стаю окуньков
Согнать на стрежень,
На речную гальку,
И наблюдать, как пара плавников
Несёт в пучину смуглую русалку.
А однажды подумали человеки:
«Как-то странно ведёт там компас!»
И решили построить крепи,
Пробивая гранита пласт.
Вынутые куски породы –
На лошадку, поездом и в Свердловск,
Чтоб узнать: за прошедшие годы
Что пережить Качканару пришлось?

III

И вот
Огромная мельница
Крошит куски руды в грохот,
А там, что отсеется, примагнитится –
Мыть в прозрачных струях воды.
Понесут вагонетки напористо
В жерло испечь пироги для конвертора…
Всё это очень и очень непросто –
Чувствовали от оператора до директора.
Дальше – больше.
Железа окатыши
Горохом жареным ссыпали в вагон,
Которые не брали конверторы наши –
Отсылали в Японию, за кордон.
Потом в Нижнем Тагиле,
Напрягшись луком тугим,
Чудо металлургии соорудили,
И ванадий помчался им.
И сейчас случайный прохожий
Не заблудится; к Качканару пути
Ему укажут окатыши,
На бобы похожие,
Что вагон не смог довезти.
Исполин Качканар дождался,
Но берут только щебёнку, руду.
Золотой песочек остался,
Возвышаясь горой на виду,
Потому что сейчас ванадий
Для страны, как добавка в сталь,
Ну а золото – если надо
Отполощут, как было встарь.
Не утихнет исполинский грохот,
Звук рождается от куска скалы.
Это – естественный хохот
Качканара-горы.
Проползают улиткой вагоны,
Прошуршат «Белазы»,
Взгромоздив 40 тонн,
Мельница жуёт неуёмно
Руду, за вагоном вагон.
Солнце старается зацепиться
За выступ скалы, запечатлеть,
Потому что оно боится,
Что исчезнет гора в дымке лет.
Тротуарные плиты поизотрутся
О подошвы тысячи ног,
И в сердце каждого отзовётся,
Чем он занят и что выполнить смог.
Незаметно для общего плана
Отставали товарищи,
Как в чём виноватые,
Рубцевалась сердечная рана
За нелёгкою датою.
 
IV

Солнце садилось за горой Качканар,
Чтоб тепло бросить на улицу
Проложенной дороги
До Савиной горки.
И свои лучи посылало, как дар, туда,
Где в древности бегали волки.
И встретились – магистрали полёт
И дорога старателей до Нижней Туры,
На которой разбойничал всякий сброд,
Чтоб отобрать золотые дары.
И недаром дорога –
За поворотом поворот;
Не пьяный ехал так первый мужик –
За поворотами и жакан напролёт,
И пуля идёт напрямик.
Лошадка добрая да тарантас
Спасали от грабителя лихой ездой
И пополнялся золотой запас
России старой и молодой.
Что почувствовал работающий драгер
И гидромониторщик у пушки своей,
Когда услыхал он дыханье гор,
Выдыханье грома сильней?
Любопытство, любознательность –
Не удел детей:
Все «что-то будет?» вопрос задают,
И потянулись к Валериановску –
Посмотреть,
Как ту руду достают?
Вмиг затревожились на Ису,
На Косье, Глубокой, Журавлике –
Как это соседство перенесут?
И кто работать будет на гидравлике?
В прииске неспокойно.
Зарплату поднять?
Пообещать квартиры и садики?
Поняли, что не надобно ждать,
Тогда не опустеют гидравлики.
Но золотому тельцу,
Поднятому из ручьёв и речек глухих,
Ценности не зачтут,
И дождь золотой постепенно затих.
Глина одинакова на сапогах
В прииске и в карьере ГОКа,
Но миг, проведённый там на ногах,
Звучал победно, высоко.
Гордились агломератом,
Котельной и ТЭЦ,
Сковородами окатышей,
Имевших спрос.
Знали – металл – родины вес;
Металл с ванадием в ценах рос.
И город рос –
Деревянные домики по кварталам –
Улица Строителей,
В честь Металлургов.
Заливались фундаменты –
Подошва домам –
Как по конвейеру, друг за другом.
По дороге извилистой, как змея,
От райцентра автобусом в посёлок Ис
Мокрой осенью ехал я,
И горизонт мой был мрачен и мглист.

V

Итак, далёкий шестьдесят второй.
Осенний день
Мельчился дождиком; повсюду глина
К армейским липла сапогам, и лень
Было обмыть её. Одна причина
Заставила прийти – летела быстро весть,
Звала на стройки Качканара, и хотелось
Себя на это поприще принесть
Во славу родине, как пелось.
А он стоял, окутан в облака,
Из чрева не вынули гранитные куски,
Тяжёлые доспехи не рвали взрывами,
А брали слева, обозначая изначально вехи.
И чудо человек вершил вокруг:
Дома росли кварталами за лесом,
Магистраль железная уже бежала вдаль,
Руда обмытая сама слетала с барабана,
Чтоб сделать прочной сталь.
Какую уйму человечьих рук, специалистов
(От плотников до маляров и машинистов)
Город принимал на стройки,
Что намечены вокруг, –
Роддом, больница и дома
(Шаги у стройки и у прочих дел неистовы),
И счастием светился тот накал,
Сияли лица, лица, лица…
Гляделся пруд, как море; у водицы
Плескались будущие школы ученицы.
Внимал словам селянина горком,
И Нива был одним из вожаков.
Спортзал и клуб – гуляли вечерком,
А иногда до первых петухов.
Какие пели песни, а слова! –
О верности, о дружбе и любви.
И никла Качканара голова
С восходом солнца
До вечерней пламенной зари.
Агломерат, окатыши и ТЭЦ –
Всё не объять – не хватит рук –
И одному не хватит глаз,
Чтоб осмотреть границы.
Сумели миллионы тонн поднять
Руды для родины, для нас.
Уже отплясывали свадьбы, и фортуна
Ждала с подарком каждого из нас – ещё б,
Такие мы перебирали струны,
Что фабрики работали взахлёб
От тяжести кусков.
Но повинуясь общему порыву
И чувствуя железом молодых,
Ни одна из мельниц не споткнулась
Во время этой «молотьбы»;
Карьеры, словно дражные разрезы,
Вверх поднимали золото судьбы.
Качканар – одноимённый город –
И гора друг перед другом
Стоят уж много лет;
От одного услышим песни на досуге,
Другой идёт на перемол –
В вагон, в огонь.
Красотами стиха не силюсь удивить.
Горжусь, что мною хожено
Конвейером немало.
Там продолжают качканарцы жить
И трудятся. За это слава, слава!

VI

Савина гора. Водораздел.
Как же в той жизни жили,
Когда сидели совсем без дел
И, опухающие, тужили?
За достатком, удачей, назло ветрам,
Незнакомою тропкой к глухому ручью
Они уходили кормиться там
И материть долю свою.
Посчастливится – свадьба и пир,
Золото сдаст – и опять комариный гнус.
Удивлялись, как ненасытен мир,
А желудок безжалостно пуст.
Сколько жизней ушло –
Не припомнит никто;
Кого в узких штольнях засыпало,
Кто замёрз,
Но в глазах отражался песок золотой;
Он ценился лишь да Христос.
Некогда было печалиться –
Кинут крест
От плеча к плечу да об лоб,
За плечи лопату, кайло – и в лес
Тайно, чтоб не узнал никто.
Водораздел. Там у речек, ручьев
Тайну старателя лес хранит.
У всех разным был хлеб и кров –
У бедняка и богатого –
Но так продолжали жить.
Просочится сквозь пальцы, просеется,
Как лучи, золотой, убегая, песок.
Над могилой поднимется деревце,
Украшая собою лесок.
Уральцы, распрямитесь и запойте,
Вас приглашаем рядом с нами встать.
Тогда – уверен – каменный наш пояс
Любой невзгоде, нет, не разорвать.

VII

Как ветер неистово хлещет
Снежинками по лицу!
Как будто пытает леший,
А я иду и молчу.
А может, не мной недовольный
Он в этот морозный день?
Ревёт он, упругий, холодный,
Трясёт и ломает плетень.
Я-то шагаю молча,
Не то что фонарь; дразнясь,
Ветер рвёт его луч на части
В этот вечерний час.
Воет бешено в трубах,
В натянутых проводах,
Чтоб слышали его люди
За стенами, в теплых домах.

VIII

По Ису прохожу я походкой котиною,
Осторожно, фотографом, запоминаю дома –
Это горка да ЛЭП со скотиною,
Это люди, дорога, которая вдаль пролегла.
Не хочу заблудиться в разрезах
Просеянных,
Попадая маслят посрезать в соснячке.
Ис, ты колдун, ты посланник
Далёкого времени,
Давший золоту кров и ночлег.
Переводишься как – по-вогульски,
По-тьмутараканьски?
Но везде почему-то зовут тебя
Так, как теперь.
Ты возник из далёкой,
Веками сокрытой тайны
И открыл к кладовым
Скальным прахом припёртую дверь.
Среди леса ты так ураганно
Наворочал пород и обломков скалы;
Мне на голые скалы
Смотреть-то погано,
Тем славнее искателей дар удалых.
Будят даль поросячие визги –
Это драга ковши поднимает и грунт,
Чтоб блеснул самородок голубем сизым;
Не тяжёлый, хотя бы на фунт.
По Ису (по реке) обходит посёлок –
Вон куда замахнулась –
В промысла и к Перми –
Эта жила. Запас оказался
Богатым и долгим –
Вот попробуй, достань её и возьми.
Я иду и любуюся садом.
Клуб Артёма – там танцы, кино.
Милые улочки обнесены полисадом,
Резные наличники
Кружевом украшают окно.
Я поздний твой гость;
Немного неловко
Обсуждать мне тебя:
Где раскинулся, как ты живёшь…
Но мысль – она ведь
Такая плутовка:
Хочешь погладить,
А вдруг что соврёшь?
IX

Здесь обитают геологоразведчики,
Дражники, лесорубы
И прочая рабочая «смесь»;
Занимались, работали, бражничали –
Не укроешь: раз есть это – есть.
«Слабый пол» смену из года в год
Нянчили,
Говорили – живём для детей;
Мужики отогретые мацкали
Своих жён и не жён без затей.
Да… Покосила война, повымела.
С каждой улицы пали в чужой стороне.
Имена тех чугунными буквами вылили,
Что защитили нас на войне.
Постою.
Успокоится, может быть, память.
Ну а сердце-то чем же унять?
Кровоточит огромная рана,
Какой нитью её зашивать?
И на буквах задержится солнышко,
Словно хочет лучами согреть.
Перед ним сидят воины на брёвнышке,
Чтобы помнили, чтоб не стареть.
Я понимаю – в тылу, как в бою,
Нестерпимо: болей две –
И о бойце, и как весну пережить.
Всё завяжут в узлы, что любимо,
Только бы в жизни
Под немцем не быть!
Тетеревиному клёкоту,
Как шаманскому бубну,
Мир послушен от почек на ветках
До сердца живого в груди.
Этот зов нас из века в век будит:
Не запирайся; зовут – так иди.
Совокупляйся с любимой; то бога указка.
Говорит – в мир пришёл, так плодись,
Чтоб успеть заглянуть в сына,
Дочери глазки.
В мир приходишь, чтоб дать снова жизнь.

Х

Я б никогда кругом не озирался,
Мне только дали б на гору залезть,
Я сам вступал в борьбу, я дрался
И ненавидел слово «лесть».
Я выбирал, и Лысая гора меня манила.
Она указка мне, она из царства фей.
Её благодарил, когда мне подарила
Жемчужину двенадцати морей.
К подошве её Федино прилипло;
Сойдёт, наверно, через много лет,
Хотя сопротивлялось прошлое со скрипом,
И мне его, увы, не отогреть.
Удивляло очень, как по кручам,
Словно направленная, Фединка текла,
И там, в бору и тёмном, и дремучем,
Ворочала корыта, жернова.
Я с Лысой мчался, как на крыльях,
Таков был склон, тягучий на подъём,
И проносились ели, ели былей,
Где мы осели, где живём.

XI

Флаги, флаги всюду,
Лица просто светятся от счастья,
И встречают гордо люди –
Первомай наш, здравствуй!
Здравствуй, знаменитый и весенний,
Прошагай на нашу площадь рядом.
Первомай – земли моей цветенье,
Первомай – улыбки и парады.
Все с тобой – драгёры, гидравлисты,
Шофера лихие, трактористы,
Женщины весёлые, девчата –
Радуются этой славной дате.
Дети – наша будущая смена –
Под отцов подстраивают шаг,
Незаметно пролетает время –
Задержать не сможете никак.
…Мы гуляли по лысому черепу
Лысой горы.
Первомай оставлял от костров пепелища.
Мы дурачились там,
Пели песни от винной жары
До далёкой звезды, что прохожие ищут.
Но звезде лучше бы подошёл звездочёт –
Не напрасны ночные были бы думы,
И не дёргал бы нервы завистливый чёрт:
Отчего вы в далёкую бездну поплыли
И рассыпались? Нам на потеху?
Вы – искры костра. Головёшки дотлеют –
Вы прожили огромную веху.
Вы пример всем.
Другие, как вы, не умеют.
Но наши головы заняты
Совершенно не вами,
Рядом девушки – улыбки, слова.
Вы-то падали там, за лесами,
А они – здесь сидят,
Стиснув руку едва.
Так кому предпочтенье?
Альфе или Омеге?
На земную любуюсь, вижу во сне –
Хорошо с ней на сене,
На пыльной телеге
Нас несут необузданные скакуны...
Мы вверху,
Ниже Федино мелкой цепочкой,
Огоньки-старожилы погаснут в домах.
На Лысой гуляют
Сыны их и дочки;
Им неведом обман, не пугает их страх.

 
XII

Вот четвёртая улица.
Бараки сколочены.
По четыре семьи
В них поселены жить –
Новосёлы с Кубани,
Молдавии, прочее,
Да какой-то загадочный вид.
А когда-то
Крестьянство крепкое
Не признало колхозы,
Общественный труд.
Единоличник –
И слово-то редкое,
Но его, как прозвище,
Всем раздают.
И с насиженных мест
Тут же вывезли
По указке верховных вождей.
Лес стал им надёжными избами
У непаханых в жизни полей.
Дома наскоро сколочены –
Тепла очень хочется;
Лесопилку подняли –
Опил утеплителем стал урочища,
Что на Федино люд застолбил.
Застобил,
Напророчил на много лет,
Что отсюда доска потечёт,
Горизонты когда раздвинули,
Качканарская стройка пошла,
Всю заначку у фединцев вывезли –
Доска очень была хороша.
Рамы в окна – берите, пожалуйста,
Вам вагонка – с галтелью иль без?
Отгружали – без всякой жалости,
Добро тоже имеет вес.
Как часы,
Слышно, пилы работают.
Окантованный ствол от сосны
Станет балкой
Надёжной и лёгкою,
Станет мачтой в полёте весны.
И не раз я сюда заворачивал,
На питомник, где нянчили лес, –
Ветер нежно под небом покачивал,
Стебельком содрогался он весь.

XIII

Нет птичьих песен,
Не жужжит пчела,
Над спящим лесом
Тишина.
В ночи от жара
Солнечных лучей
Не будит спящих
Маленький ручей.
И тишиной спешат
Все насладиться,
Росою чистою
Умыться и напиться.
Но вот край неба
За горами ярче, ярче,
Сначала двинулась заря –
Воздушный зайчик,
Поток её могучий расширялся,
Светало,
Лес проснулся, потянулся.
Из глубины деревьев, от земли,
Как выдох, вверх
Туман поднялся.
Могучий властелин спешит
Росу холодную стряхнуть
И ветками по ветру колыхнуть.

XIV

Я в вечернее время прошагивал
От горы до посёлка Ис,
Свою встречу с любовью оттягивал,
Чтоб мгновенья те заждались.
От того она чище и сладостней,
Благосклонней заряд от горы,
И на сердце возвышенно, радостно,
Как на празднике всей детворы.
Эх, Смолянка, гора ты Смоляночка,
Сколько камешков сбил каблуком!
Улыбнётся – на щеке её ямочка
Загорится волшебным огнём,
И растаю, я как зачарованный –
Мы на танцы, в кино или в лес,
Я шагаю настолько взволнованный,
Что запрыгать готов до небес.
Дули ветры мне в спину с поблажками,
Понимали – спешу неспроста,
Тропка гнётся горой и овражками
В расстоянье «косая верста».
Провожала гора с тёмной шапкою,
А встречали меня петухи,
Редко псы растревоженно гавкают,
Если летом – свистят пастухи.
Мать вздохнёт:
– На работу не выспался, –
Собирая с собой «тормозок».
От укоров её в двери выскользну:
– Отосплюсь, не настал ещё срок.

XV

Время прожитое требует изучения –
Как мы жили, сохраняя людское тепло, –
И картин, где жизни мгновения
Вдруг застынут под толстым стеклом.
Были бури, любовь, паденья и взлёты,
Снег и солнце, дождь и листопад –
У жизни свои обороты,
За которыми хочется всем поспевать.
Удручала политика –
Потаскуха и сплетница,
Убывающий день «социализма
С человечьим лицом».
Не мечтали, когда, наконец, это кончится
И содрогнётся коммунистический дом.
Молодой Леонид Ильич Брежнев
Поменял… Нет, Хрущёва подмял.
Покатилась страна, как и прежде,
И надолго закрепился штурвал.
Люди учились, гуляли, как водится,
Строя семьи, поднимая детей.
Знали – строят, и многое строится
По стране огромной всей.
Кто судьбе предоставит протест?
А брались мы за всё, если надо:
Клали рельсы мечты через лес,
И она вдруг окажется рядом.
И в какие бы дебри не лезли, всегда
С нами песня была.

XVI

Цитируем, что там на съезде,
Что там в ЦК.
Огромный замах запланирован,
Но успевать мы не можем никак,
И льётся веселье Пиррово.
Как бы грозно атом наш не висел,
Выискивая вражеский империализм,
В наших домах ширилась щель,
Подрывающая социализм.
Какие проходили съезды КПСС!
По миру росли прилипалы,
И в день, когда
Не купить, что поесть,
Они ничего взамен не давали.
Отрывая кусок от себя
Только за слово «социализм»,
Страна нищими делала родных ребят
И по наклонной катилась вниз.
Генерал! Ты где-то там, в Неваде,
Пожираешь пульт глазами зверя;
Так и мы, но нам не надо
Ни земли твоей, ни знойный берег.
Ты сигнала ждёшь, чтоб кнопку пуска
Пальцем равнодушно надавить;
Я же с земмашиной в русле узком
Продолжаю дно речное рыть.
Ты давно нацелился Россию
Атомным зарядом оглушить;
Я хочу построить жизнь красивей,
Я хочу работать, жить, любить.
Я хочу ходить по перекатам
И стоять у пульта утром рано,
В час, когда уснут детишки в Штатах,
А в России дети только встанут.
Пусть растут спокойно ваши дети –
Кнопку «пуск» я жму с мечтой одною:
Властвовать вот в это лето
Над могучей, шумною рекою.
XVII

Ты только выйдешь на полянку,
На горку славную Смолянку
И глянешь солнцу по пути –
Увидишь: травы спозаранку
Подняли стебли и цветы.
Ниже змейкой неприметной,
Прощаясь с лесом, меж корней
Речушка Фединка, как лента,
Всем предлагает: «На, попей!
Попей, – целебная водица
Чиста от леса и от недр!»
И продолжает литься, литься
Так не один десяток лет.
Жарким летом, где поглубже,
Играли дети с ней – жара,
И рыбки плавали, к тому же,
Всё это было, как вчера.

XVIII

О, любовь! Ты богом завещана
И всегда была молодой,
В селе – завсегда деревенщина,
В городе – городской.
Но повсюду с сердечной жилкою
Её связывает полёт и цель,
И зовут её милой, милкою
Или любушкой – и теперь.
Завсегда полуночные бденья.
Звёзды выглянут, чтоб посмотреть,
Как любовь воспевает деревня,
Как влюблённые будут лететь,
Городских крыш не касаясь,
Над кварталами, вокзалом, рекой,
Мечтою своей устремляясь
В будущее своё далеко.
И откладывалось, где темечко,
Золотых часов времечко.

XIX

Лиственница позолотит листву – сбросит,
Перед ветром выставив – не боюсь.
Знает осень – её не спросят
Ни про радости, ни про грусть.
Из хвойных одна-единственная,
Чтоб тяжесть холода испытать,
Ветрам севера воинственным
Позволяла себя целовать.
Облетали снежинки колючие,
Просеваясь между ветвей,
Солнце ясное, лучи жгучие –
Всё испытано было ей.
Почки выкинет – зелень в веточках,
Точно заросли в янтаре;
Тонко выткала эту сеточку
И примерила на заре.
Удивлённо синица протинькала
И втолковывал что-то косач,
Когда серьги-шишечки вынула;
Удивился, увидев, кедрач.
– Несгибаема, ты мне нравишься, –
Говорит он ей. – Моего ты испей вина.
Позже шишки мои упадут
У корней на земную грудь,
Ты орехи рассыплешь свои…
То природы закон-естество:
Нам глядеть друг на друга ночи и дни,
Предвкушая любви торжество.
Но не сделаешь шага ты,
И не сделаю я,
Только общие будут ростки
И родная наша земля.
И в печали ветви у кедра повисли,
Налетел на них ветер со свистом,
На землю упала шишка с орехами,
Чтоб подняться зелёными нитями.
И листвянка зарёю алою
Выгибала талию,
Касаясь ствола шершавого,
И стояли шалые, величавые.

ХХ

Жизнь людей короче,
Чем падающей звёздочки полёт,
И хочет человек или не хочет,
Судьба его всю жизнь
Таинственно ведёт.
И говорят:
– Судьбой расписаны
Твои поступки и твои дела,
Когда родишься,
А когда умрёшь…
Сидела, видимо, судьба
Не одни сутки
Над тем, над этим, чтоб сошлось.
Да… Сначала пылюка,
От скрученных проволок блеск,
И камера, как гадюка,
Норов покажет весь.
То окунётся в ванной,
Мокрой струёй шипя,
То повернётся раной,
Желчью обдав тебя.
Раствор сырой резины,
Заплата и мульды жар
Станут одним единым,
Как накачанный шар.
Колесо и воздух
Форму опять придадут –
Тысячи лет от роду
Колесу, но не в этом суть.
Всё от уроков тяжёлых –
Зубрёжки, везенья, удачи,
От снега и листьев жёлтых,
Как с молоком калачик.
Этот Басанов – с высшею,
Герасимова – с историей.
В первой – не любят лишнего,
Вторая – с партийной теорией.
А личная жизнь озадачена
Одним человеком – Ниной.
Увидеться – многое значило,
И рад, когда ходим улицей.
Мать её тоже волнуется.
Вопрос очень мучает – зятёк ли?
Гадает – всё, кажется, сбудется?
И бражки поставила впрок ли?

XXI

Гармоника или балалайка,
Давай-ка, песню подыграй-ка!
Вдоль плёсов этой горной речки
Уж тропку торную к крылечку
За столько вечеров, что я шагал,
Я к дому милой протоптал.
Дымок печи у ней над крышей
Взлетал с зарёю выше, выше,
И с кручи таяли в разрезе
Две ивы и одна берёза,
Да в речке солнце отражалось,
Лучи на стрежень разбежались,
Им любопытно: где та галька,
В которой спряталась русалка?
Вот тот посёлок, где, любима,
Жила девчонка вёсны, зимы,
Водицы черпала в ведёрки,
Тропою поднималась в горку,
Боялась каплю расплескать.
Ждала с водою Клава – мать.
Да как иначе; заслоняя
Просторы родины, Урал,
Погиб отец; ту пулю злую
Солдат немецкий направлял.
Солдатская вдова.
Четыре дочки дома.
Всех обстирать ей надо, накормить,
Не занимать же хлеба у знакомых –
Самой надо крутиться, в вихре жить.
Никто слезы не видывал; ресницы,
Как два крыла у ласточки, горда:
С годами поднимаются девицы,
А мать ещё красива – молода.
Но эгоисты оказались девки –
Когда вечор пришёл чужой мужик,
Она не знала, и куда бы деть их;
Он, оскорблённый, больше не возник.

XXII

Вновь всплывают в памяти
Минувшие картины – дома и улицы,
И горизонты в дымке синей,
И в котловине у реки
Цветные платья детворы.
Где земляника уродилась,
Где та гора так гордо взвилась,
Где расположен славный Ис,
Вы в год военный родились…
Шли годы… Много, трудно, зимно,
И в этой памяти незримо
Я провожу одну черту –
Когда в юбчонке из сатина
В саду доподлинно старинном
Под звуки вальса мимо, мимо
Ты шла легко, неповторимо…
Потом знакомство и – невеста,
И вот уже застолье. Место
Нам отвели под образа,
Шла свадьба наша. Пара свах –
Её Романова Клавдия,
Моя – Анастасия…
И гармонист, закуска, водка –
Всё, как должны принять гостей,
И дядя Миша в сковородку
Играл, чтоб было веселей.
Кричали: «Горько!»
Мы в ответ… Орали песни –
Нам бы петь,
Но, соблюдая ритуалы,
Сидели чинно, страстно ждали
Того счастливого конца,
Когда сплетутся два венца.
Потом… Другой назвал бы прозой,
Но мне никак невмоготу,
Когда по первому морозу
Стою в роддоме на посту.
Взгляни на сына – вырос во!
Вся биография его
В три с половиной килограмма –
Вот это выносила мама!
На улице и холодно, и снег,
А я иду с улыбкой до ушей,
Иду туда, где близкий человек
Лежит с кровиночкой моей,
Где дышит наша общая мечта,
Закутана в пелёнки, одеяло;
То, что нам грезилось года,
Сейчас такою близкой явью стало.
Сегодня вновь увижу я жену,
В просвете стёкол милый силуэт,
И так скажу: люблю её одну,
И в целом свете ближе её нет.
Она мне подарила сына,
Какого все хотели бы подарка,
И я хожу, как будто именинник,
И мне не холодно – мне жарко!
Нинуха, выздоравливай скорей!
Я, как гостей, вас встречу дома,
И много будет приходить гостей
Завидовать – знакомых, незнакомых.

XXIII

У Клавы внуки подрастают, как ступени, –
У старшей, средней,
Вслед за ней у Нелли.
Вот и у младшей
Ноченькой осенней
Воркует голубёнок в колыбели.
Притом от всякой от работы
Мы не бежали, час кляня;
Была в жене одна забота –
Дождаться вечером меня.
А я в одиннадцать устало
Приду домой за полверсты.
Ты снова рядом; разве мало
Двоим душевной теплоты?
Не спорю, это очень трудно –
Терпеть и ждать, судьбу кляня,
Но укорачивались будни,
Когда ты верила в меня.

XXIV

Только утро спозаранку –
Как заведённые, давно
Ведут сосульки перебранку,
Слезу роняя под окно.
«О чём грустить?» –
Хочу спросить я:
Весны тепло ласкает, жжёт,
За ней угадываешь лето,
Что обязательно придёт.
Не хочешь с крышей расставаться?
Ну, это попросту каприз,
В тебе лучи засеребрятся,
Сбегая мигом сверху вниз.
Ещё в один весенний день
Стою – фуражка набекрень;
Вверху с берёзой шепчет ветер,
Твои приносит мне ответы
И отправляет к солнцу, в синь:
– У нас с тобою снова сын!
Ну как не радоваться было –
Мужское семя победило…
Это всё было…
Андрей родился, а я всё учился.
Чтоб «сдать» на отца,
Девять месяцев надо ждать,
А потом в кроватке качать.
Чтоб хорошую жизнь сыну дать,
Диплом получить – эту книжицу –
Допоздна за книгой засиживался.
И на Сашу «сдать» мне пришлось –
Наше счастье учетверилось,
Крепло и не рвалось,
Диплом получил – свершилось!

XXV

Клубная улица.
Удобно нам в доме.
Окна любуются
Пейзажем знакомым:
Сад поселковский,
Качели, скульптуры,
Две танцплощадки
И две – физкультуры,
Зал биллиардный,
Рогатый лось –
Всё рядом с нами
Навек прижилось.
Оркестр духовой
Выдувает фокстроты,
Вальсы читает
Красиво по нотам.
Кружит петлю
Вверху самолёт,
Но штанга стальная
Улететь не даёт.
Полный сад цвета –
Черёмух, акаций,
И клевера кашка
Распустится розово;
Всё это в сердце
Останется нашем,
Это так радостно –
Память – так здорово.
Горе не от ума –
Суета от диплома.
Инженер ЖКХ
И работа у дома,
Но одолеешь ли
Мысль, что не это?
Преподаю в ИГРТ
Через лето.
Передо мною, как губка,
Ребячьи лица.
Осознаю – мясорубка,
Но пришли-то учиться.
Не замечал, когда сам
Брал теорию с ходу.
Что-то скидываю – универсал.
Сколько было от роду?
А они – после класса,
Дисциплины – уставы.
Они – новая каста
И стоят у заставы,
Со своим неокрепшим умом
К диплому идя напролом,
Но противится сердце, дымится –
Не хочет никак учиться.
Автоматика им «на ура» –
Компьютеров пришла пора,
В околоземных орбитах,
В выси, – дерзновенья полёт,
В наушниках – рок, «Рио-рита»
И плавится лёд
С каждым новым ударом –
Поют в рок-группах гитары.
О, молодость! Полёта не обуздать,
Не осушить твоих сил поток –
Ты рождена создавать
И танго, и твист, и рок!

 
Часть вторая

ГНЕЗДО НА БОЛОТНОЙ КОЧКЕ
  _______________________________________________

Давно привыкла вся моя семья –
Под смену времён года и погоды
Под лёд уходит в осень полынья,
И это, знаем точно, на полгода.
За зиму истоскуешься – бело
Кругом: и зданья, и река, и небо;
И ждёшь «на берегу», чтоб повезло
Хоть в чём-то, будто в сказке, мне бы.
     С годами умножается семья,
     Взрослеют дети, уезжают
     В другие, незнакомые края –
     Зачем, они нас лучше знают.
Им мудрость постигать труда:
Один в механику,
Другой в геологический разрез,
У дочки лекции с утра,
А мы следим; как жить, скажите, без?..
     Нет, от земли делами не оторваны,
     Наездами сейчас и в отпуска;
     Заботами своими они скованы,
     Точь-в-точь уставом родины войска.
И вот лежит листок,
Линованный под клетку.
Я испишу его, пытаясь слог найти –
Мы не одну уж пережили пятилетку,
Сейчас нам трудно
В ногу с временем идти.
     Коснусь Урала,
     Им я и закончу –
     Такой кульбит устроили себе,
     Хотя проснёшься тёмной,
     Зимней ночью,
     Ругаешься – зря доверял судьбе.
Не знаю, для кого,
А для меня позиция ясна –
Живу, накрытый неким облаком,
Стряхнув с зарей остатки сна.
Жизнь понесётся
Лестницей потёмкинской –
На каждый марш
Взбираться – трата сил,
Вмиг отмахнувшись
От воззрений дедовских
И бабкиных советов не спросив.
Со стороны – не знаю, наблюдал ли кто –
Бывал смешон,
И неудачи мучили меня,
Да, видно, был не в руку сон,
И зауздал я не того коня.
Норовисто –
То рысью, то галопом –
Несёт, не соблюдая тропки, напрямик,
Назад уходят травы, рослый тополь
Отстал от нас и больше не возник.
Встречались разные народы
И народцы,
К которым память возвращает,
Сердце жжёт,
А эти показуха, инородцы –
Как старый пень – не греет; он гниёт.
Иной шуршит блестящей позолотой,
Пытаясь сбить эффектом и втереться
В доверье, только дружбе этой
Не вспыхнуть и не разгореться.
     Я не кляну с зари и до зари
     В наследство выпавшие дни,
     Иду по вешкам – это фонари –
     И к цели меня выведут они.

XXVI

На эпоху я не в обиде –
Каждый шаг выверен и вымерен.
Что из этого выйдет –
Живём под партийным именем?
А вот что получилось.
Когда долото закрутилось
И, промышленный взяв наряд,
Каждый был этому рад,
У геофизиков, геологоразведчиков
Порозовели от радости личики –
Адреналина такой был прилив.
Анализируя пройденный путь,
Я повторял:
– Чудотворец жив!
Был готов на него взглянуть.
А тут повезло –
Дипломированный
Свояк в Нижневартовске –
Ионас Казио –
В геофизике дока,
Любого заткнёт за пояс.
Его партия мчит на кусты
По пороше – специалист хороший,
Это если зима,
А в распутицу, в лето, –
Лодкой, катером иль ракетой.
Сердце его принадлежало Литве,
Осталась большая мечта:
«Буду жить в родной стране
Всем чертям назло – баста».
Лестница взлёта его крута:
От оператора станции
До управляющего трестом.
Не замечала шагов простота
Частых в столицу поездок.
Но всё это будет потом.
Обь манила просторами, плёсами.
Плескалась волна за бортом,
Заигрывая с вёслами.
Если б сегодня сбылось
Выстроить из геофизиков
Колонну на расстоянии вытянутой руки,
Хватило бы их на такую ось –
От Тюмени на север
До Оби-реки.
Я в той оси небольшая деталь,
Но памятно всё, горжусь,
Что однажды сорвался в такую даль
И взлетел – слова не побоюсь.
Поднимали, будили средь ночи –
То подъёмник молчит,
То притащили его без моста.
Хватал запасные ключи,
Слесарей… Всё это неспроста.
Среди выдавленных тонн нефтяных
В миллиардах отыщется и моя;
Только будет ли это зимняя
Или весною пропахшая?
Вся семья – сподвижница
Больших перемен,
В открытии дорог и колец,
Потому что пришли сметь
Дружной колонной сердец.
У жены из-под пера –
Выверенные масштабные цифры,
Линии ЛЭП,
Обустройство «куста».
Выдавала чертёж –
И скважина продолжала жить.
В НИПИнефть мозговалось,
Как ухватить, нефтяной освоить пирог –
То ли газлифтный способ пустить,
То ли… Чтоб нефтяной поток тёк.
XXVII

За каким же ветрогоном,
Поворотом важных дел,
Как сюда – путём вагонным,
Самолётом долетел?
Осень нитку от зимы
Только путать начала,
Под крылом журавлиным
Оставалася земля.
А по лесу ярким всплеском
Нарядились молодицы,
И ломались с звонким треском
Ели в лапах медведицы.
За протокой, припорошенной
Первым снегом и пургой,
Первой спичкой подожжённой
Факел вёл протяжный вой.
А потом пошла работа –
Геофизиков удел;
Когда ночь и спать охота,
Им находят тыщи дел.
То РК, ОК, кривёшка,
То заряд, СГДТ…
Эх, была бы, брат, гармошка,
Показал бы и т.д.
Их удел – как после боя:
Шли к нам в руки, не живя,
Те машины, хлебнув горя,
Наше время торопя.
Шестерёнки и болты,
Кривошипы, кольца –
То полрамы оторвёт,
То кардан порвётся.
Но мы верили в успех,
Верили и ждали,
И поэтому у всех
На груди медали.
Все, пожалуй, молодцы –
Не сыскать укору.
Здесь у многих нас отцы
Поднимались в гору –
Свистунов Михаил,
Киреев Леонид
И Насыров – молодец –
В этой песне не конец.
За такою тройкою
Нелегко угнаться.
Тут работа звонкая
Стала накаляться.
Хоть криви,
Хоть подрывай,
Хоть локатор подавай,
Но в вечерние часы
И в ночные стылые
Скважине дыханье дай –
Пусть качают, милые.
Нам по нынешним денькам
Для машин и более
Дай бензин,
Солярку тракторам,
Тем, что пашут в поле.
Дай и тем, что стерегут
Мирный труд и песню.
Для того
Мы с вами тут,
Ежели на честно!

XXVIII

А природа!..
И черника, и грибы,
Ягода-морошка…
Вокруг балка, как у избы,
Протоптана дорожка.
Приезжала тёща в гости,
Тёща важничала,
Как же с зятем она просто
Да пображничала:
– Выбор был большой зелья,
Только пить уж мне нельзя…
Вартовск вырос на глазах,
Стал домами выше,
Не вмещаются в стихах
Шестнадцатиэтажек крыши.
Годы шли, и вот к теплу
Загадал хотенье…
Снова дочка на полу –
Наше загляденье!
Так и жили. Хлебом сыт,
Сахар есть, картошка,
Торт на праздник,
Суп разлит –
Царская окрошка.
Наши дети, да и мы,
Жили – не тужили,
Переехав средь зимы
В новую квартиру.
Да… Прежде чем приползли
Две железные колеи,
Мы влюблённые были друг в друга.
Майским утром,
Не доносив до лета,
Узнала вся округа,
Что моя жена родила
Дочку!
Как тюльпан для букета.
Ура! Нас пятеро.
Что нам победные гимны
Шагам на север,
Когда туго натянут «тамтам»
Под рукою под левой?
В делах не мешали б нам…
Однако мешали.
Путалась мысль,
Срывалась на крик:
– Куда смотрит ЦК КПСС,
Когда в желудке –
Лишь лапки от утки,
И то по талонам?!
Закрадывалось сомненье:
А правильно ли ведут?
Скатываемся в бездонную пропасть?
И ситуация требует – бунт,
Долой советскую власть!

XXIX

Кипит нагретое масло
В чугунных, как смоль, берегах,
И жарится белая масса,
На миг задержавшись в руках.
А мы всей гурьбой уловили –
Мы в кухне уже за столом;
Оладушек запах любимый
Волшебница – ты – создаёшь.
И тает в мгновение горка –
Когда и в какие века?
Нам кажется – съели лишь столько
Под сочный глоток молока.
Всё может с годами забыться –
Река и ореховый куст,
Но верю – навек сохранится
Оладий твоих с детства вкус.
И трижды «спасибо» услышишь
За вкусности, что создаёшь.
Покоем семья наша дышит,
Раз ужин прекрасно-хорош.

 
ХХХ

Не оторвать глаза и рук не расцепить,
Встречая их из школы и из сада;
Они хотят любимыми прожить
От зелени до снегопада.
Я вижу наше счастье в свете дня
За каждым поворотом маленькой головки.
В глазах желанье:
– Пап, люби меня,
Дари подарки, к праздникам обновки!
А если выходной! И если у реки!
Несёт нагретой воду Обь до океана.
Их плавать научить не достаёт руки,
И помогает нам поддержкой мама.
Фонтаны брызг, в них радуга видна.
А писк, а смех! На сквозь прогретых плитах
Съедалось всё без водки и вина
За счастье дня и за его открытья.
Устала дочь – такая Обь большая,
Играть не хочет с ней; нет, не ровня.
Но дочь бороться с ней нам обещает,
Мы верим ей – не угасить огня.
Сыны ногами мяч сырой лупцуют;
Каждый упрям, мяч круглый, он летит –
Это игра, а кажется – враждуют!
Обоим нужно очень победить…
Вы пришли в этот мир,
Чтоб за руки держаться,
Полюбили Сибирь,
Научились смеяться.
И шаги, и глаза
Покорили просторы.
Нет вам слова «нельзя» –
Это всё разговоры.
Если сердце в груди
Вашей истинно бьётся,
Значит, можешь – иди,
А попутчик найдётся.
Ну, а вместе, считай,
Вы – великая сила,
Полюбили вы край,
Где вас мама взрастила.
Она смело сюда
Добралась делать дело –
Поднимать города
Здесь, на скатерти белой,
И помочь из глубин
Нефти выйти и газу;
Как большой исполин,
Он откликнется сразу.
Мощным рёвом турбин
Он в печи, он в домах –
Гость сибирской земли
И помощник в делах.

XXXI

А город строится –
Дома по улицам;
На каждый новый – взгляд,
Как на родню.
Восьмиподъездный наш
Собой любуется
И говорит осанкою:
«Надёжно я стою!».
Уж парни выросли,
И завтра уезжает
Андрей за знаньями
В посёлок Ис, Урал.
И мы, тревожные,
На самолёт сажаем
И просим,
Чтобы нас не забывал.
Мать обняла,
Со мной рукопожатье,
А брат с слезой
Стоит, платочек мнёт.
Глядим во все глаза,
Пора уж расставаться…
Да знал ли кто,
Что так произойдёт?
В разбеге самолёт,
Моторы мчат по взлётке,
А взгляды наши, мысли
Мчатся вслед.
Куда ж стремитесь вы,
Любимые ребятки?
Но, видимо, стремленью их
Предела в жизни нет.
Короткое и редкое письмо
От сына разволнует,
Ночи напролёт перед глазами он,
А строчками – вопрос,
Как-то у бабушки живёт?
Наделали хлопот себе и ей –
Так захотелось в нём себя же повторить.
Она взрастила четверых; от дочерей,
Быть может, отдохнуть хотела и пожить…
А тут мы с свадьбой, внуками… В ночи,
Когда продснаб над речкой охраняла,
Она от сердца отдала ключи,
Но ей казалось: этого нам мало.
И вызвалась; не устояли мы –
У ней же техникум под боком.
За сыном приглядит: четыре-то зимы
Незримо пролетят, и мы ведь недалёко.
На том и решено, как в гости приезжала.
Андрей из школы – мигом на Урал.
Не знали мы, да и она не знала, –
Отъезд его часть сердца забирал.
Себя ругнёшь… Хотя зачем корить себя?
Птенцы у птиц ведь тоже улетают.
Но встанешь утром,
Встретишь Нины взгляд, –
Поймешь без слов, о чём она страдает.
…Дети, а всегда ли помните вы мать?
За этим быстрогоном можно и забыть,
Как ей всех удавалось обстирать,
Ещё сложней – одеть и накормить.
Бывало время – в магазинах рты
Стеклянные витрины раскрывали;
Закрома очищены, пусты,
И всё по смехотворной карточке давали.
Скажите, а куда ушёл аккордеон?
Сбежал, подпрыгнув, может, на крылечке?
Андрей уже не брал его в полон –
Обменян был на 18 кило гречки.
Я не о том. Я о жене моей –
Как тяжело, коряво мы б ни жили,
Спросите у округи всей –
Любовь для вас мы всё же сохранили!
Хвала огромная любимым матерям,
Что подарили детство, юность нам.
Мы чувства нежные, достойные её,
Несём в себе, о них поём.
Это её большое сердце-птица
Позволило нам жить, смеяться и влюбиться.

XXXII

«Ту» улетел. Мы сели на «девятку»
(маршрут «Автовокзал – Аэропорт»)…
…И вот один уже держал планшет,
Дочь – нотную тетрадку;
В Школу Искусств дорога их ведёт.
Она ведёт их мимо постамента
Героям, что остались на войне,
Где пламя лижет отблесками лета
Решётку, словно пули по броне.
Мы постоим,
Читая невернувшихся фамилии
На чёрном камне
В золоте канвы.
Они остались там,
Чтоб мы счастливо жили
В объятьях вёсен,
В белом сне зимы.
Я подумал – это, возможно,
Души павших маршрутами птиц
Пролетают, минуя таможни,
К тебе, родина, из-за границ.
И в безоблачном небе невидимы,
Возвращаются к дому, к реке;
Их почувствуют близкие люди
Мелкой дрожью в открытой руке.
Где проходят – нагнутся сирени,
Скрипнет пол, лёгкий шорох одежд…
И почувствуешь запах шинели
Нескончаемой тайной надежд.
Помнить, чтить вас всегда обещаем:
Да не будет никто позабыт!
Мой защитник, я очень жалею,
Что не смог ты своё долюбить.

XXXIII

Волнуется народ у стен военкомата,
И мы пришли Андрея проводить.
Служить ему, как надобно солдату,
И нас ни в чём не подводить.
А допризывники под общее волненье
Из окон – у автобуса пульсирующих ран –
Кричали дерзко в горы, в населенье:
– В Афганистан идём, в Афганистан!
Как это страшно, больно для родимых!
Рыдали матери, отцы держали фарс.
– Андрей! – мы повторяли имя, –
Не забывай писать, не забывай про нас!
Как надоели всем афганские известья –
Несчастья в дом они только несут.
Летел «груз-200», словно листья
Осенней непогодою на пруд.
Остановите – просит наше сердце –
Куда везёте этих молодых?
Зачем нам бойня эта, вы ответьте,
России всей – и юным, и седым?
В карман диплом сын только положил,
Военкомат вручил ему повестку;
Недолго специалистом он пожил –
Она пришла за знания в отместку.
За то, что смог за партой одолеть
Премудрости конструкций у авто,
Его дождались, чтобы зло сказать:
– Науку одолел? Но это всё не то!
Ты научись-ка исполнять приказ,
Мотать портянки,
Надевать противогаз,
О камни острые
Обмундированье изорви,
Оружье к бою приготовь
На раз, два, три!
Союз Советов должен защищать –
А техникум не смог тебе то дать.
И север тебя тоже подождёт –
Работать твоя очередь придёт.
А ну-ка, разговорчики в строю!
Не то не раз попомнишь мать свою!

XXXIV

Мы переехали!
Простору в четырёх – на каждого
С избытком тёплых метров.
Не закрывалась дверь –
Отсутствовал засов
В четыре времени у года.
Друзья входили – Будников Василий,
Трубавин Слава и ещё, ещё…
Под занавес ночи
Они на спортплощадке били
То шайбу, то в футбол
В траве ногой босой.
Сын возвращался в дом –
Глаза горят, румянец щёк;
Как хороша эта вторая смена!
Готовился к учёбе хорошо,
Ведь знанья тоже делают спортсмена.
С сестрою утром стрелки часовые
Для каждого определят: где быть.
Одной гулять – подруги ждут родные,
Другому снова глину мять – лепить.
В теченье дня менялось направленье:
Оля – в музкласс,
А Саша – к школьным знаниям…
Так и росло, мужало поколенье
На гордость, высшей пробы, нам.
Два этажа познания в искусстве.
Шаги в неведомое дочь и сын творят.
Растёт наш ореол и поднимает чувства –
Они, как ангелы, над родиной летят.
– Мы будем ждать вас,
Долго не гуляйте, –
Супруга скажет вслед, махнув рукой.
И проводы в дорогу,
И в школу – эти даты
Забыть про дни нам эти не велят.

XXXV

Шагами нашими утоптана дорога:
В НИПИ – для Нины,
В геофизику – моя,
А для детей дорог и тропок много,
Ведь каждый день всё крутится земля.
В красивый праздник тысячи сограждан
Под флаги родины колоннами цехов
Торили путь для жизни очень важный
Для всех, среди флажков, цветов.
Друг друга поздравляли, улыбались,
Рубеж был взят, ещё – и шаг вперёд!
Тайгу мы покоряли, не боялись
Шагнуть; а если нету дна, так вброд.
И гнали тонны нефти: родина, тебе!
Ты богатей, но не забудь делиться.
Сверкали ордена на пиджаках людей,
Горели гордостью знакомые всем лица.
На всю страну звучали имена –
Шакшин, Левин, Петров, Нежданов.
Бурильному станку подвластна глубина
И нефть с любого горизонта нашей станет.
Гудят по ветру факелы, огнём
Растоплены снега, испепелился ягель.
Зимой в ночи светло, как будто днём,
А языки огня – победы нашей флаги.
Задумается каждый:
– Вот горит!
Другой ругнёт, что медленно заводим:
– Непросто было нефть и газ открыть!
Заводы дайте нам, заводы.
По трубам нефть в Поморы утечёт,
А газ очистим – под Тобольском комбинат.
Погаснут факелы – их мы наперечёт
Лишь у заводов сможем сосчитать.

XXXVI

О, половодье! Обь сравнима с морем.
Идти тебе средь глыб речного льда
Нужно иметь умение большое
И крепкий теплоход послать туда.
Пусть о борта бьют айсберги, он ловко
Их подомнёт в пучину корпусом своим;
У капитана опыт и сноровка,
И за штурвалом он непобедим.
Вслед чайки с криком – сложенные крылья,
В разводах льда им видится чебак.
А горизонт за водной синей пылью
Я не могу определить никак.
Все понимают действия реки,
Она сосредоточенно-сурова:
Для очищения отпущены деньки,
Потом вновь к океану чистой течь готова.
Весь берег «захватили» вдоль реки –
От Старовартовска
Вдоль города родного и до РЭБ.
Пришли к тебе не только рыбаки,
А просто люди,
Льдины провожающие вслед.
Какие мысли их будили ум?
Как и мои – о жизни, о работе…
Не прочитать оставленных всех дум
В бушующем, как смерч, водовороте.

XXXVII

Наш город – белый пароход –
В волнах зелёных во все стороны тайги;
Она растёт на краешке болот,
В которых черпает глоток воды.
И с первых оттепелей в солнечных лугах
До октября, когда летят снежинки,
Находят люди в её закромах
Дары – наградой собственных открытий.
Морошка, клюква, и черника, и грибы!
Бери – от сердца чистого даёт.
Но по-хозяйски только, без вражды,
А то не перейти тебе болот.
Предупрежденье – береги меня,
И я, как друг, – сторицею воздам,
Подарю куницу, оленя.
Смотри, будь люб намоленным богам!
Тогда и топи избежишь, и льдин –
Они людей хороших чувствуют дыханье,
Собою скрасишь стужу белых зим –
Мороз не станет божьим наказаньем.
Не к нам в кастрюлю – на простор тайги
Летят с югов и журавли, и утки…
Природа севера нас просит:
– Береги
И будь ко мне внимательным и чутким.
…Заснеженный роняет лес иголки,
По кронам бродит ветер озорной,
Срывает шапки белые у ёлки,
На землю их бросает по одной.
А куропатки – экие хохлатки –
На солнечной поляне все
Позарывались в снег;
Это они играют с солнцем в прятки,
Когда идёт поляной человек.
А человек искал
И в памяти вычерчивал
Контур стройной ёлки в свете дня.
Рукавицей жадно снег зачерпывал,
Его сумрак ночи догонял.
Наконец-то – сколько их помечено! –
Вот она – пушиста, зелена,
С золотой зарёй стоит обвенчана,
Но, как снег зимою, холодна.
Постоял: ну как красу загубливать?
Красота даётся тяжело.
Нет, не стоит ёлочку вырубливать!
Повернул он нехотя домой…

XXXVIII

Как хороши посаженные грядки –
Нас шестью сотками за РЭБом наградили.
Супруга, я и милые ребятки
На место дачи будущей ходили.
Остановился наш 14-ый маршрутный,
И прямиком по базе мехколонны
Иду вперёд, расталкиваю прутья
Я ивняка, чтоб по лицу не били.
Под сапогами чавкает старица.
Ещё немного – мы стоим на гривке:
Вот здесь мы и должны
С природою ужиться,
Сгоняя комаров с лица, загривка.
Наш председатель Боря землю мерит,
Чтоб каждому отселе и доселе:
– Вбивайте колышки! –
Он в землю эту верит, –
Она давно ждёт ваше новоселье!
Ребята у костра – дым ест глаза
И не даёт им любоваться медоносом.
Покинуть полог дыма им нельзя,
Чтобы не стать добычей кровососа.
Стучит лопата по корням, как рёбрам
Доисторических животных:
Переплелись в земле.
От пора вся энцефалитка взмокла
И так и льнёт к натруженной спине.
– Успеем грядку к вечеру вскопать? –
Спросила Нина, оглядев с тревогой,
Как стала целина землёй сверкать
И окантовываться стороной пологой.
К лопате липнет талая земля,
Топор коренья крошит, зверски торжествуя.
В работе моя милая семья –
В календаре второй десяток от июня.
Даёшь морковь, картошку – второй хлеб!
А для забавы высеем горошек.
Сейчас успеть – весной важен посев;
Мы грядками себе поможем.
К закату день. Вы видели б ребячьи лица –
В их свете глаз откроете любовь,
Восторг в душе поселится надолго
И поднимает выше облаков.

XXXIX

Нужда всегда вороной чёрной кружит.
Сочувствие – на что оно нужно?
Под утро мокрые глаза осушит,
И солнышко вновь выглянет в окно.
И Клава свою боль переборола,
Разъехались уж девки кто куда;
Нужда – это всегда большая школа,
– Живите лучше, – скажет иногда.
Все помнят, но медаль куда-то подевали,
Одни похвальные листки за тяжкий труд.
Она трудилась так, как воевали,
Натруженные руки не соврут.
…Народ толпится на крылечке,
Горят церковные там свечи,
Венки и яркие цветы…
И наблюдает из-за речки
Морозом тронутое солнце
Всё это с гордой высоты.
А рядом пробегает речка,
Дорогой движется печаль.
И пихты ветки, как следочки,
От домика уводят вдаль…

XL

Замес тех лет так густ у жизни нашей
(Сами в работе, планов выше крыш),
Что не заметили – закончил школу Саша,
Гостеприимный класс оставил он её.
Куда идти? Вопрос вполне серьёзный.
Заметили: он в камешки влюблён,
Хоть слёзы скал здесь под болотом –
Оно, как воин грозный,
Их надёжно в толще охраняло.
Как распознать в рулете недр пропластки,
Что нефть нам даст, иль газоносный столб?
Шли геофизики, у скважин надев каски,
Писали диаграммы, прочитать их чтоб.
И над листками озарялись лица:
«Глубинный этот всколыхнём «пирог»!
Тюмень – как нефтеносная столица
Получит новый нефтяной поток».
Там главк. А около индустриальный
Ковал для севера
Учёных высшей пробы.
Сын Александр с мечтою своей давней
Туда настроил сам себя. Туда дорога!
Тюмень натруженная еле поспевала
На север отправлять людей и грузы.
Ханты-Мансийская земля ей отдавала
Так много для всего Советского Союза.
Текли потоки в трубах, словно нитки,
От истоков к западу и югу.
Победными шагали пятилетки
По заколдованному кругу.
Наш Александр получил благословенье
От геофизики, дал слово знанья получить
И вылетел в Тюмень
(Шло лета воскресенье),
Чтобы учиться, чтоб влюбляться, жить.
Тюмень, река Тура, посёлок Бор
На пять годов в их жизнь вольются.
Собрал их институт из школ
На штурм науки, как зовётся.
…Тюмень. Здесь улицы с рядами тополей
Преградой остановят ветерок с полей,
А осторожное дыхание зимы
Лишь за чертой её увидим мы.
Раскинулась привольно, обняла реку
И мчится вдаль за роковой предел,
Как магистраль.
Тот город жил совместными трудами,
Заводами большими, новыми домами,
Пятнашками старинных и с трубой –
Как россыпь звёзд у бездны голубой.
И чувствовался в жизни ритм, накал,
Что наш народ на свои плечи взял.
И, что смогли, во славу торжества
Итогами большими подвела.
Живёт Тюмень, и будущего цель
Зовёт вперёд народа бытиё –
Идёшь по улице и чувствуется – верь
В свой труд, в предначертание своё.
Пройдись по ней, коль не знаком
С гостеприимным этим уголком,
И, если сможешь, взглядом охвати
Её прогресс, её пути.
На этих улицах рубили Колчака
И след впервые лёг грузовика,
И вспенив воды мирные Туры,
На север караваны судов шли.
Ей отравляли первого числа
Торжественно в эфир, что нефть пошла.
И было всё впервые в той земле.
Тюмень лицом своим помолодела,
Когда награду выдали в Кремле,
То поняла, что сделала полдела,
То поняла в народе доброту,
Любовь к земле холодной, но родной;
Они сейчас такую красоту
Творят повсюду и в пургу, и в зной!
Красив разбег трубопроводов вдаль,
Как из-под облаков оглядываю землю:
На север рельсов устремилась магистраль,
Оставив позади не первую деревню.
Тобольск, Сургут, далёкий Когалым, –
Всё севернее мчатся поезда.
Тюмень доверила богатство молодым
И это, думается, навсегда.

XLI

Бог ходил по небесам
И смотрел на землю:
«Всяким верю чудесам –
Это не приемлю…
По какую, мать твою,
После той «попойки»
Ты опять надел шлею
В виде перестройки?
Крутят вами дураки,
Как хотят, – вы смирны.
Вы ж не бабы –
Мужики, вооружены сильно…».
Так пришёл к престолу Миша
После тройственных могил.
Бог вверху – и то не слышал,
Где и кем казак тот был.
Мишей правит зарубеж…
Говорил про перестройку,
Запретил совсем попойку
И учёл:
– Раз нет, что пить,
Значит – нет и закусить!
И с прилавков, со складов,
Из хлевов, из птичника
Подмели всё – будь здоров,
Всё – вплоть до яичка…
А Тимошков, а Тихонов,
А Черногорка, ТНК?
Мы чувствовали – всё это
Непросто и ненастояще.
У коммунистов нить рвалась тонка,
Ругались только:
– Редьки хрен не слаще.
Нам так его преподнесли: воткнули
Гнилые рыночные ценности из-за бугра.
Как лохов развели, надули и обули
Родившихся как будто бы вчера.
Мы родины кусочки в ваучерах грызли.
Наш первый капитал
Вопросом в жизни стал:
Это за что ж нам столько отвалили?
И сколько для себя Чубайс забрал?
А Самотлор всё грёб из-под себя, –
Три миллиарда тонн он отдал для людей.
Мы изнывали в цифрах Октября
Или в весеннем пламени речей.
И всё же задавали все вопрос:
– Когда всё то для родины, то где
Хлеб, спички, мясо, пачки папирос?
Ну неужель так скудно стало в борозде?
Пустые полки разевали рты.
У винных – толчея,
Бутылку брали с матом.
Талоны, как после войны.
Раздетые, разутые солдаты.
Пока речь длинную цедил нам Горбачёв,
Уже другие правили страной.
ГК ЧП вынашивал, как кров
Оставить целым, а границу – на засов.

XLII

Когда рождается любовь?
С началом роста ли усов,
Или пораньше, с детским садом,
Когда наивны и все рядом?
Не проследить мне путь извечный,
Когда встречаются сердца.
Горит, горит огонь сердечный,
Ведёт собою до венца.
Когда Андрей увидел Иру?
В сосновом, может быть, бору?
Но день влюблённым стал пошире
Ткать в небе алую зарю.
Другой сказал б – доцеловались…
А здесь – два года сын служил,
Вернулся летом – повстречались,
О чём-то долго говорил…
Она, конечно, ворковала,
Она, уверен, целовала…
Вернулся цел и невредим.
Как говорят – Буйнакска дым
Не сокрушил – был молодым.
Она красавица, он статен –
Пришли к родителям весной:
– Пойдём мы в ЗАГС,
Об этом знайте;
Сыграем свадьбу в выходной.
И события пошли,
Почитай, значимые –
Содрогнулися полы
Под ногой, родимые;
Пляшут дружка, гости, сватья –
Пляшут, неуёмные.
На столе – белая скатерть,
Стоит угощение.
Сын с снохою во главе,
Как на загляденье.
– Горько! – крикнули, чтоб всем
Уловить мгновенье,
Чтоб потом припомнить вмиг…
Я одно лишь знаю –
В целом свете только мы
Боль свою прощаем.
И от этого в сердцах
Не броженье и не страх –
Суеты в нём нет;
Наше сердце на кострах
Будет жить сто лет,
Опалённое войной,
Бедностью, трудами…
Что досталось нам с тобой –
Знаем только сами.
Не для этого пишу;
Знаю, что не в книжку, –
 Слово верное ищу
Что-то долго слишком.
И поэтому строкой
Звонкою закончу –
Живи сто лет ты, ангел мой,
Днём живи и ночью!
…Намеренно я опускаю
В повествованьи целый ряд.
Они умчались жить у моря
В далёкий, мокрый Ленинград.
Родился внук. Мы рады за Андрея,
Ирине шлём в приветствии добра.
В груди счастливой
Чувство наше зреет
И оседает в ноги до утра.
Да, родила – а ей ещё учиться;
Кому-то надо быть с ним, пеленать.
И чувствуешь –
Вопрос во дверь стучится,
 Но сын сказал:
– Бывать иль не бывать!
Академический возьму
И буду с сыном; ты, Ирина,
Штурмуй семестры в добрый час
И верь, что вырастет у нас детина –
Ещё порадует всех нас.
Так внук, Евгений наш, родился,
Он ленинградский, как герой.
Отлично в школе отучился,
Став молодёжью золотой.
Надеждой стал родным, защитник,
Отца повыше на чуть-чуть,
Не хулиган он и не нытик
И не выпячивает грудь.
Штрихи для счастья –
Многого не надо,
Они цепочкой скреплены судьбой,
Летят к нам в дом,
Летят из Ленинграда,
Балтийской напоённые водой.

XLIII

Белый фартук, каблучки
Дочки слышим утром, днём.
Платьица, воротнички –
Всё на ней, как в выходной.
Где-то в пятом мы отстали
В знаньях, что несла она.
Мы её лелеяли, мечтали
И хотели, чтоб не подвела.
Проходили годы, побороть которые
Ей ничто не стоило игрой.
Будет её лето, летом будет отдых
На Азовских берегах у волны крутой.
Полный свод пятёрок,
Тушуются предметы:
Не смутишь её и не собьёшь!
Музыку и Баха, и из оперетты
Слушай, подпевай, коль хошь.
Настроенное пианино издавало звуки,
Легко мелодия плыла, и вот аккорд, –
По клавишам бежали Оли руки,
Чтоб музыку сопроводить в полёт.
В таёжный лес, где речки торжество
Угадывалось в пламени теченья,
Мелодия летела на простор
От её сердца и от вдохновенья.
Концерты в школе; сгрудился весь класс
К фортепиано, чтоб увидеть чудо…
Как понимаете вы нас,
Мы ждали, что из дочки будет?
А забегая вдаль, торопится душа
Сказать вам всем:
«Смотрите вот, смотрите!
В учёбе она очень хороша
И кандидат для будущих открытий».

XLIV

За жемчугом нырять мне не пришлось,
И Нина те ракушки не вскрывала.
Среди домов, среди берёз,
Как жемчуг, наша тройка подрастала.
Хоть жизни бил, штормил девятый вал
 – То продовольственный,
То денежный обвал –
Он сплачивал нас, только закалял,
Чтоб крепче нам держать штурвал.
Река исправно затопляла, вниз несла
Торосы льда и лес, что вырывала,
Но с каждою весной удивлена была,
Как набережная в плиты одевалась.
Поднимет очи в глубине зеркальной:
Под небом возникал то храм,
То новые дома,
И долго ещё в походе дальнем
Река подобного ждала.
Наш город лебедем под солнцем
Стоит мечтою нашей и детей,
И маяком сигналят вслед оконца,
Как торжество труда, как вера всех людей.
Время отправило
Город мой в полёт;
Он быстрокрылый,
Любимый во всём.
Он несравненный,
Стремится вперёд,
Строит обской
Белокаменный Кремль.
Здесь мы дружили и здесь мы росли,
В землю вгрызались и строили рельс.
Так широко и напористо шли,
Что расступались болота и лес.
Улицы прямо сбегали к Оби
И упирались концами в вокзал.
Можно ли было тебя не любить?
Значит, нельзя,
Раз в другой не сбежал.
Что навевает пурга и метель?
Боли не чуешь, укуса мошки,
Ждёшь, как подарок, апрель и капель –
С льдиной уносит болото тоски.
Город летит во времени вдаль.
Как не желать: «Счастливо в пути!»
Только года – их немножечко жаль,
Да поугасли следы красоты.
Дальше живи, горожанин, и верь:
Лучшие годы ещё впереди.
Счастье твоё заглянуло за дверь,
Только его не спугни и найди.
С городом вместе мужай, богатей,
В воспоминаниях чтоб остаться навек.
Город построили мы для людей,
Город живёт, если жив человек.

XLV

Не наблюдатель я сторонний
За сыновьями, за страной
Во времена, когда талоны
Хлестнули бешеной волной.
Опять перенесли. Привыкли –
Ещё не то пережито,
Никто и не услышит крика
За занавеской золотой.
Железный занавес разрушен.
«Прими в друзья», – мы запад просим,
Они в ответ: «На кой ты нужен?
Совсем мы красное не носим.
Быть может, блюдечко с каёмочкой подать?
За просто так – нет, не бывает.
Давайте, что ли, торговать
Мы тем, что уж не надеваем.
Вам там в жестокие морозы,
Наверно, в пору подойдёт
Турецкий плащ – пошит из кожи,
В пургу, метель не подведёт.
Ещё собачие консервы,
Ещё для кошек «Китекат»…
Мы поиграем вам на нервах.
А то «друзья»? Скажи уж «брат».
Поторопитесь, голодранцы, –
Вы – нефть и газ, вы – лес и медь.
На то мы здесь и иностранцы,
Чтоб нас могли вы обогреть.
Потом приспичит – на коленях
Молить нас будете – возьми
Далёкий газ, где лишь олени
Срывали ягель у земли!».
И вот уже наш лес кочует –
Сто эшелонов ежедневно –
В Европу, в Азию; разбужен
Медведь в берлоге непременно.
Весною, если жив остался
И не нашли его берлоги,
По сторонам заозирался:
– Куда же лес направил ноги?!
Я отвернуться хочу от железки,
Когда мчит состав мимо вдаль;
Везёт он тела зелёной берёзки
И ели, где жили медведь и глухарь,
Плескались ондатры и выдры
В глуши, в безымянном ручье…
Сейчас все поляны изрыты,
Всё стало бесхозным, ничьим.
А если за взъюженным снегом
Цистерн различаю состав,
Десятки вагонов с хлебом,
Чувства такие – хоть плачь.
Не плакать – так материться!
Поняв безысходность свою,
Глаза закрывает столица,
Богатства, как долг, раздают.

XLVI

Год Александр науку проглодал,
Домой наездом, больше по Тюмени;
Того наш сын не угадал,
Что год призыва жизнь его изменит.
Семестр окончил, год закончил.
Тут зачастили вдруг к нему
С повестками в общагу…
Лейтенантики в погонах
Оторвали от учёбы, в часть забрали,
Где ракеты, как в стволе патроны.
Повестка, сборы и Бершеть –
Ракетный щит – надежда и опора,
А под горою речка мелкая спешит,
Убежища, похожие на норы.
И всё бы ничего, но что-то не срослося:
Приказ коварный через годик отменили,
Но сын наш служит – верен, он не косит.
В части его ракетчики служили.
Два года наблюдал «сковороду»,
Шагая, как электрик, что-то делать,
Решал: «Работать после армии пойду,
Ведь это из десятки – девять.
На два годка от курса я отстал».
Вольна душа решать, куда податься,
Рабочий подбирая пьедестал.
Но мать стоит:
– Не надо, сын, смеяться.
Ты отслужил по-честному, сынок,
Сейчас в учёбу – никаких поблажек…
…Когда последний прозвенел звонок,
Весенний ручеёк сбежал в овражек.
–Ты мужественней стал, –
Тут поддержал отец, –
А что ушли в учении вперёд,
Так марафон-то длинен.
Упорством цель всегда тот достаёт,
Кто пред препятствием
Нейдёт на разворот –
Завет такой старинный.
На лекциях в уме круговорот.
Кладёт предметы в мозг, как на кассеты…
Наш Саша в общежитии встаёт
В буфет за чаем или за котлетой.
Подшучивают истые друзья,
Стреляя взглядом в Надю, как подружку,
Которая вздыхает – Саша, зря
Бежишь в буфет, чтоб выпить чаю кружку…
Ботвинкин ради шутки ущипнул,
У Саши щёки вмиг порозовели:
– Надежда забегала, – он шепнул, –
Взяла конспекты на твоей постели.
Не дрейфь, всё перемелется, пройдёт!
Сегодня танцы вечером здесь, в зале.
Ты приходи, она тоже придёт.
Танцуй, солдат, как, было, танцевали!
И вечером кассетник диско заиграл –
Подруги и друзья жгут «Шёлковое сердце».
Огнями зазывает пары зал
На танец для любви, для встречи.
За годы лекций, вечеров
Девчонку встретил; сердце млело,
Он на руках её носить готов
По-над Турою, по аллее.
Она на север – в Когалым,
Он – в город Нижневартовск,
Где факелов струится дым,
Над лесом модный «галстук».
«Надежда, поверь, не забуду,
Любить я одну тебя буду,
И наши сольются сердца –
Судьбою написано встретиться».

XLVII

С радости плакало сердце за дочь –
Окончила школу (сплошные пятёрки).
Уйдите, сомненья, тревоги все, прочь!
Веди, путь надёжный, высокий.
Такое событье оценит ли кто:
Что чувствовала, как сердце боролось?
Характер у дочери золотой,
А также ум, руки и голос.
– Ты умница, нам не было сомненья;
Такой ты, золотая, родилась.
И слёзы покатились от волненья –
Такой значительный был час.
Но прежде, в разрыв на семь лет
В квартире по случаю свадеб
Места свободного яблоку нет,
И сватья со сватьею ладят.
Шеренгою стоят широко даты:
Тюменский Александр окончил институт,
Вернулся в геофизику, где аппараты
Читают диаграммы, цифры выдают.
И тосковал; смотрели мы, смотрели:
Не мил стал дом и город, где взрослел;
Утихли ветром вздутые метели,
Весной запахло – в Когалым он улетел.
Встречался с Надей, и договорились –
Я выше о том всуе помянул –
Родился день, дверь ЗАГСа распахнулась,
И свадьбы полетел венчальный гул.
А вслед проталины, подснежник
Навстречу солнцу улыбнулся и расцвёл.
Мы прослезились их любови нежной,
Ручьёв им пел балладу хор.
И, как полагается, чудный денёк
Отпущен был вешними сутками,
Пол нашей квартиры качался от ног
Под песенки с прибаутками.
Жених и невеста –
Александр и Надежда –
Достойные краски любовной палитры.
В возвышенных платьях,
Элегантных одеждах;
Со счастьем, кажется, слиты.
Машины мчались,
Улицами город расширялся,
Цветы, шампанское в бокалы.
«Нефтяник Самотлора» улыбался,
Желал счастливой светлой дали
Со звуками торжественного вальса.
Семья создалась, дети разлетелись,
Оставив нас на берегах Оби.
Амуры их решенью удивились:
– Чего не сделаешь под чувствами любви?
Забрали луки и собрали стрелы,
Чтоб охранять вновь созданный союз.
Строчили песни и легенды менестрели,
Забрав словесный груз у муз.
Мы пережили оба потрясенья –
Весенних дней капели и лучи,
В рассветных тех субботах, воскресеньях
Так залихватски музыка звучит…
Счастье их и нас крылом коснулось.
Потом узнали: дочка поступила в институт!
Фортуна блудной девкой улыбнулась:
– Учиться будешь дома – значит, тут!

XLVIII

Не знал, не гадал и не мерил,
Что там, в Тюмени, вырастет родня,
Которая откроет наши двери
И станет дочкой для меня.
Как угадали два сердечка вместе
Сойтись на улице –
Свидетель только бог,
Но Надя стала нашею невесткой,
Немного только случай им помог.
Всегда хотеть, чтоб солнышко всходило,
Желает каждый житель под луной,
И пить его живительную силу,
И воспевать полёт свой над землёй.
Переживать и рвать чертополохи,
Колючками колоть свою ладонь,
Не созерцать, когда дела так плохи,
А помогать поддерживать огонь.
Но север мрачен – он неразговорчив,
И сантименты он не будет разводить.
Хоть ИТР ты или ты рабочий,
Приехал к нефти, газу – так бури.
Потом только лови мечту крылату,
И коль сойдутся звёзды в небесах,
Откроется пред вами его тайна
В делах любовных, а не на словах.
Не дописать бы мне и этих строчек
Про Сашу, что повыдадут уста,
Но летом Надя разродилась дочкой –
Отцом он долгожданным стал.
Конечно, помним девяносто мы девятый –
Последние девятки в той стране –
Возле роддома он кружил, как лебедь,
Зажав цветы для Нади в кулаке.
Он осторожно нёс тот самородок,
В руках своих жены подарок нёс,
И опускался тихо подбородок
К теплу, что выдыхал Полины нос.
А Надя, позабыв про свои муки,
Шагала гордо, выполнив «заказ»,
И непрестанно к доченьке тянулись руки,
И капли слёз катилися из глаз.
Живите долго, молодого счастья
Пусть не затмят холодные ветра,
И отвернёт бродящее ненастье,
Светлее будет завтра, чем вчера!

XLIX

Окошки ширь расправили свою,
И солнце заходило к нам в квартиру.
Про север я всё время говорю,
Чтобы открыть его, прекрасного, для мира.
Люблю в нём всё, и чувства выше нет,
Чем видеть, как там чувствуют свободу.
Природа и ландшафт слагались много лет,
И мы пришли, в ручьях искали брода.
Так уязвим был человек и мал –
То замерзал, то дна не доставал,
Не мог достать верхушки кедрача…
Кругом целебный мир ему давал врача.
Напутствовала мудрая тайга:
– Ты другом будь, а не ищи врага.
Вот почему рассады малые ростки,
Ещё морозы крепкие стоят,
Прочь за окно направят лепестки,
Надеясь из горшочков убежать.
И тянутся листочки рвать оконный шёлк –
Там воля за стеклом, а кто её не брат?
Мы развернём её и не возьмём всё в толк:
Стремленье к воле нам не удержать.

L

Который год – а кровоточит
То словом, то толчком в груди;
Сердечко – нет, оно не хочет
С годами в память уходить.
Всё мучаемся: в годы смуты
Был сделан правильный ли шаг?
И вновь вопросы, почему мы
Дозволили такой зигзаг?
Вернулись, где и вырастали, –
Уралу вверили себя.
Оставили Сибири дали,
На полустанке тут сойдя.
Ужель гранит для нас надёжней –
Опора или поводырь?
И жаль до боли жизни прежней,
Но победила всё же быль.
Вот и сидим. Смириться? Вряд ли.
За километры – детей взгляд.
Подхватит день с своим закатом,
И не вернётся всё назад.
 
Часть третья

НА УРАЛ!
  _______________________________________________


Мне многое хотелось бы сказать,
Пока сквозняк не перепутал мысли,
Про сыновей – что стали призывать
Под мрачные осенние те числа.
Про дочку, самородок этот золотой,
Её нелёгкую в учении дорогу.
Представьте – из родни лишь ей одной
Познать пришлось
Так мудро и так много.
Как мать, на фото глядя, прятала слезу,
И ночью слышен был негромкий шёпот:
Одних счастливых дней желала им, в роду
Быть листвянкой – и гордой, и высокой.
Вернулись сыновья –
Расшиты кителя,
Качаются значки и ленты,
Но бедствовала родина,
И армия твоя
Была полуразутой и раздетой.
И запечатав всё в посылку, шлём назад,
По адресату почты полевой,
Чтоб в следующем году
Твой доблестный солдат
Пришёл обмундированным домой.
Ты знала – дома их в обиду не дадут,
Не только приголубят, но оденут,
Проводят, как на подвиги, на труд,
Последнее, как завещанье, вынут.
Вот дети наши – ум и доброта;
В толпе, конечно, это не заметишь.
Ответственность – семейная черта –
И верность – от природы фетиш.
Два инженера,
Доктор от наук.
С женой их, родина,
Взрастили для тебя
И знаем:
Ничего не выпадёт из этих рук,
Из крепких рук наших ребят.
Переживут и политический разброд,
И воровство, и алчность
Наделённых властью.
Для них – моя земля, просторы вод
И честный труд без корысти, зазнайства.

LI

Река родила пруд обширный,
На попеченье оставила двум берегам.
Волнами он, как мощною пружиной,
Их будит рано по утрам.
С одним вопросом обращается:
За что мама-река тут бросила его?
Сама умчалась
До Тобола в плёсах
Рождать пруды у новых городов
Иль мельниц мукомольных
Гнать колёса?
Что мог ответить ветреный Шайтан?
– Я, хоть скала,
Не смог её остановить.
Во всём виновен кран –
Запорную плиту не успел он опустить.
А левый берег рощами качал
Под ласковый порыв от ветерка:
– Река – начало всех начал
У нашего родного городка.
– Эй, мама, милая Тура! –
Туринский пруд зовёт с утра.
– Мой дорогой, пока ты спал,
Я не ведро, а тыщи
Вылила в тебя,
Чтоб ты не убывал,
Качая город наш уральский на волнах.

LII

Что вижу я за горизонтом,
Когда Урал засыпал снег
И серебрит поверхность солнце,
В снежинках оставляя след?
Совсем фантазии немного –
И вот мой собственный полёт.
Собрался я, моя дорога
Сюда, где Тосно, приведёт.
Сперва зайду в уютный скверик,
Ещё шаги – уютный двор,
Сюда, пока холодный север
Средь улиц заблудился, не дошёл.
Звонок знакомый нажимаю –
В раскрытой двери счастье лиц.
Здесь ждут, я это точно знаю,
Меня, словно прилёта птиц.
Льёт лампочка потоки света,
И три родимые души
Зовут за стол блинов отведать
И пива вот такой кувшин!
Я в царстве кухни;
Здесь колдует Ира,
Ей покоряется плита,
Неспешно для такого пира
Стол сервирует – красота.
Андрей – ну точно подмастерье,
Готов помочь и подхватить.
К салатам грудится варенье,
А яства продолжают плыть.
Пирог под корочкой янтарной,
Всё ради сына именин;
А в эти рюмочки хрустальные
Нальют… Тост будет не один
За день рождения Андрея,
И ничего, что ветер крут
И очень рано вечереет,
И тучи дождь стеною льют.
Тепло в дому; cемья пирует,
У тёщи светятся глаза,
От счастья зятя расцелует,
Ведь радость скрыть никак нельзя.
Подарок внука Жени
Очень кстати –
Пятёрок стройные ряды,
Сдружился с ними, очень ладят
Они с ним за его труды.
На славу вечер тот удался,
Мёд-пиво пил за счастье дня
И за любовь большую вашу,
Где есть местечко для меня.

LIII

Весна несёт цветы, а осень – плодородье;
Как в мире всё в согласии живёт,
Так точно человек, ступая год от года,
К расцвету своему идёт.
Доподлинно доступен пониманью
Его язык;
По стуку каблуков уже поймёшь –
Он строит жизни будущее зданье,
И свой кирпич, не забывай, положь.
Нет, не ребром, коль надобно площадкой;
И острый угол чтобы не торчал.
Не будь по жизни тёмною лошадкой –
И так немало шишек нахватал.
Мир откроется большой и многогранный,
Речь потечёт – глубокая река.
Забудет сердце, что такое раны,
Когда в твоей руке лежит её рука.
Та осень прошлого столетья
Соединила наши мысли и сердца,
И пусть прекрасно солнечное лето,
Осень ту мы будем помнить до конца.
В ней золото рассветов и закатов,
Зигзаги молний, ветер и гроза,
Со мною ты – великая награда,
Которую и оценить нельзя.

LIV

Все поздравляют Надю, Александра…
Годочки шли, и вот Полина уж в саду.
В ней удивительным талантом
Живёт желанье – дайте мне сестру.
И совершилось: Альфа и Омега
Сошлись в созвездьи Орион.
Пришла весна, и нет следов от снега.
Когда Надежду с Катей встретил он,
Куда и посадить, не знал, жену родную.
Малютке – ванну и кроватку, чтоб спала.
Наш Саша посылает поцелуи
Сейчас троим – такие вот дела.
Девочке маленькой столько вниманья!
Все к колыбельке – мама, сестра,
Папа готовы для Кати быть няней
С вечера до утра.
Топчется дед;
Катя смотрит зверюшек:
Чудо-мелодия льётся, хоть пой,
Ловят её Катюшкины ушки,
Только язык остаётся немой.
Руки раскинет, ножкою топнет,
Звук непонятный летит изо рта –
Или о том, что подгузник весь мокрый,
Или что в комнате темнота.
Маленький человек потянулся в кроватке,
Глазки открыл, удивился – светло.
Руки раскинул, а мама: «Мой сладкий,
Милый комочек родной!».
Ты чудные мгновенья, жизнь, творишь,
Когда счастливы – выше крыш.
Надежда – мать двоих детей,
Не угасает любовь в ней.
Полина-школьница, Катя –
Нет желанья сильней
Увидеть их в летних платьях.
Спокойствия душ не достигли ещё –
Муж любит её и детей,
А если у них всё хорошо –
Дальнейших безветренных дней!

LV

Мы редко тем касаемся других,
Находим радость в том, что дали жёны.
Вот внуки подросли – мы редко видим их,
Только письмо или по телефону.
То хорошо, что в краткий миг свиданья
На повороте лета иль зимы
Пред нами эти милые созданья,
Которых не воспитывали мы,
Но всем им по традиции, с пелёнок
Рассказывали, что есть баба, есть и дед;
В них трепетная связь,
А проводок так тонок –
Порвётся вмиг, коль дать ему стареть.
Фамилию внук, даст бог, продолжит
Делами славными на поприще труда:
В университете Женя наш
Науку гложет –
Великий труд, но без труда и рыбку
Не поймаешь из пруда.
А внучки, эти почемучки –
Полина к школе проторила путь,
Вот Катя к солнцу
Протянула ручки
И хочется его ей ущипнуть.
Да, бог простит нас,
Если в этой смуте
Чего-то в жизни сделали не так.
Родные, уж не обессудьте,
Сомненье из ума нейдёт никак.
Пылят просёлочные по траве дороги –
Одна на Ис, другая – в Н-Туру.
Их в жизни очень много –
В один клубок никак не соберу.
Вот так всегда:
Когда судьбы ты считываешь цель,
Кончается кольцо,
Что привело к Уралу.
Гляжу – восток один порозовел,
А запад – перемен как не бывало.
Мы праздники вернули от Петра –
Печати день, день в славу прокурорам,
А помнится, как если бы вчера,
Вела колонны выстрелом Аврора.

LVI

Десять лет начальник КРС
Спокойно спит, спокойно ест,
Уверенный – его не подведёт
Геологический отдел.
Он выдаст на любую работу,
Чтоб скважина жила,
Точный прогноз до сотых –
Такие установлены дела.
И планы по ремонту выполнялись,
И нефтяные тонны пополнялись,
И по «Лукойлу» отмечали КРС
Тем, что такой порядок только здесь.
Только в Когалыме, более нигде –
Как вымпел в нефтяной судьбе.
КРС – не только уловители.
Целый ряд коронок, как зубов, –
Это вам для скважины целители,
Чтоб жила десятками годов.
Это мощь в подъемниках,
Вырывающих гнилую магистраль,
Чтоб текла годами нефть, как свежая,
И по трубам уносилась вдаль.
Вредным парафином, также взвесями,
Не забьётся трубчатый простор,
Коль попотчевать её замесами,
Где вода, прибавки, соль.
А когда у скважин сердце новое,
Вызывают геофизику помочь.
Только знаете, ей времечко хреновое
Для работы выделяют – ночь.
Развернутся партии, запишется
По стволу, где спрятан, видят, пласт.
Заключенье в скупых цифрах
Движется,
Что Надежда в КИП свой передаст.
Александру сильное волненье:
Раз прибор, что надо, прочитал,
Заказал прострел на воскресенье
На такой-то, значит, интервал.
Получается такое ценное
Полностью участие семейное.
А в кругу знакомых ребят
Шутят – это семейный подряд.
Помогают друг другу советами,
Вместе с дочками – с книгой, игрой.
Очищается даль для них светлая
Над широкой сибирской тайгой.
Только бочка для нефти бездонная
Не наливается полная –
Около нефти полно прилипал,
Сколько б нефтяник не наливал.
Терпит уколы землица хантейская
И отдаёт без укора, борьбы,
И не подскажет ей
Мудрость житейская,
Как-то ей будет с судьбой впереди?

LVII

Мы – камнетёсы.
Из искры, выбитой в полёт,
Мелькнёт надежды нежный, тонкий лучик,
Когда картошку в поле огребёт
Тобой направленный окучник.
Когда смородина ссыпается в ведро,
Ложатся кабачки и патиссоны,
Знай – ты природу приголубил, поборол:
Они – растенья не Уральской зоны.
Многое ещё так хочется взрастить
В краю нередких летом заморозков,
Но продолжаешь огород садить,
Хоть и не будет край с ним ласков.
Ещё люблю
Босой ногою тропку ощутить
Иль струи речки во лесной прохладе;
Мне б только маленький глоточек –
Холод пить,
С природой слиться –
Большего не надо.
Сейчас коса такой прокос даёт –
Десятки лет природе не восполнить,
Трудитесь ночи, годы напролёт,
Но треснутый сосуд вам не наполнить.
А если вдруг
Приблизишься на миг
И локоть твой
Коснётся локоть детский –
Всё, я сойду, ведь я уже старик
И в жизни солнечной – довесок.
Скажу, что не напрасно жил,
На солнце вспышки нет, не повлияли.
О, как я вашей дружбой дорожил,
Ромашки белые, взращённые полями!
Вы лепестки давали погадать,
Судьбу свою вверял вам не напрасно;
Гаданьям вашим стал я доверять,
Что выпадет – на то я и согласный.

LVIII

Сибирь. Заснежено, морозно,
И так, считай, к концу зимы
Торчит мороза посох грозный,
Хоть в этом нашей нет вины.
Народ в дорогу скор и лёгок,
Тому причин полно сейчас,
Вот так и я пред Новым годом
Домой спешу в рассветный час.
Вагона место мне билетом
Отмечено; сиди и жди,
Кто станет тут твоим соседом,
Вокзал оставив позади.

LIX

Я сегодня такой же кубинец.
Когда считывали пятилеток концы,
По отношению к ним – якобинец,
По увлеченью – в полёте мечты.
Кубинцы тогда ещё уверены были,
Что мыло, мочалка, бумаги рулон –
Всё это Чина – Китай – создавали,
И материал на штаны – это он.
Что там станки, комбайны, оружие,
Нефть, керосин и бензин?
Без Китая – жили бы хуже,
Вот что запомнилось им.
Сейчас у нас от товара
Магазины лопаются.
Удивляешься – где же наш?
Когда лёгкая промышленность
Поднимется? Или замёрзла –
И делу шабаш?
Поневоле беру, если «выкинут»,
Пару модных кроссовок впрок,
Преодолевая бесхозяйственность –
Рытвину, перешагнувшую страны порог.
Как наводненье: магазинчики, киоски
Повырастали там и тут;
Это России зарубежные обноски
По ценам новых продают.
И поневоле не поверишь
В рост экономики у нас,
Когда газету расшеперишь –
Тарифов рост на свет, на газ…
И если год назад до Кушвы
За десять ездили рублей,
Сейчас тарифы режут уши –
Всех поминаем матерей.
Они при чём? Коль у ветрила
И у кормушки каждый сыт.
Страна, кормившая полмира,
Решает, «быть или не быть?».
Пока крестьянские полоски
Ни льна, ни ситца нам не ткут,
Здесь зарубежные обноски
По ценам новых продают.
Остановится ручка бежать по бумаге,
Подводя у прожитого некий итог,
И понимаешь: в такой передряге,
Что нам устроили, жизни короток срок.
А так хочется видеть счастливые лица
Прохожих старушек
И собственных чад,
Но понимаешь: не за что зацепиться
В дальней дороге для наших внучат.
LX

День весенний на исходе,
Досталось снегу от лучей.
Слежу за движеньем в природе
По запаху её ночей.
Днём всё журчат остатки снега,
Уютно скатываясь вниз,
И в этом мокром своём беге
Он хочет высказать нам мысль,
Что всё проходит: за зимою
Весны наступит торжество,
Она нам нервы беспокоит,
Заставит верить в божество.
Станет мазать всюду краской,
Класть мазки домов, полей;
Солнца луч, словно указка,
С любовью помогает ей.
Глядь – первый цвет,
Весенний, яркий, и где растёт?
Обрыв тропы.
Как уголёк, такой же жаркий,
Или искра из-под копыт.
Не верится – стряхнули зиму,
Года все стали тяжелей,
И как победу весну примут
Сердца оттаявших людей.
…Не осуждай, что в это половодье
На берега Оби не выйду в ледоход
И не увижу буйное раздолье
Её стремительных, её могучих вод.
Я ненадолго отлучусь, на время.
Порой судьба глуха к полёту чувств,
Хоть вышибали искры жизни кремень,
Наперекор – в дорогу, в поезд, мчусь.
Я знаю – в воды город мой глядится
И торжествует времени назло,
Весною ему выпало родиться,
А нам в нём жить шикарно повезло.
Люблю в нём всё
И радуюсь с ним вместе;
Он заболеет – мне невмоготу.
Хочу, чтоб жизни гимн
Звучал в его оркестре
И нёс через века мою мечту.

LXI

Трепала речка две дощечки,
Пыталась к берегу прибить,
Туда, где серые овечки
Гурьбой шагали воду пить.
Ветер тряс кисти рябины –
С дроздами он делиться не хотел,
Лист уцелел на ней наполовину,
С другой – по ветру улетел.
Пустеют грядки в огородах,
Пугают заморозки днём…
Мы ожидали это время года,
В котором и сейчас живём.
Чего мы ждали? По секрету
Скажу, что каждый мыслит, вслух:
Богатой жизни в доме нету,
Пустеет про запас сундук.
Чего-то продали,
Другое за бесценок
Снесли узбекам и таджикам;
Мы к холоду привычные с пелёнок,
Они – ко вкусу яблок и аджики.
Смотреть в мороз
На топающих, право,
Торгующих китайским, тяжело;
Что скажешь, если их держава
Стала такой, как наша, молодой.
Прельщает рубль –
За ним они и едут.
Рубль делает таджика
Равным баю.
Сейчас Урал
Ими обжит, изведан,
От холода вот только замерзают.
Считай, всё окружение России –
Прибалты, Азия, Кавказ –
Нас за базары уважают сильно,
А если нет – то тут уже без нас.
Сейчас народ
Уж говорит другое,
В уме имея первое лицо;
За восемь лет Россия –
Государство молодое –
Поправила «парадное крыльцо».
Поднакопила триллионы
На случай бед
И золота пудишки припасла,
А при Борисе – займы год от года,
Так занимать – не надо ремесла.
На почтах не стоим за пенсиею –
Сами иль приносят,
Иль перешлют в «Сбербанк»;
Помощь получили
Молодые мамы,
Как довесок к счастью,
В будущем гарант.
Военные окурки не стреляют,
А знают: раз призвали – защитят,
В квартиры долгожданные вселяют,
У молодых срок службы сократят.
На каждый рот
Замочек не наденешь,
Раз демократия и рыночный базар;
По росту и матрац расстелешь,
А мирный день считай за божий дар.
Сейчас все думают, как
К богу причаститься:
От жизненных невзгод защитник
Только он.
Подводят счёт в уме –
Все блага от столицы:
И мир, и труд,
И полный пансион.
Нам повезло,
Что Путин президентом
За талицким Борисом заступил.
Да, повезло –
Мы убедились в этом,
Он крепит наш
Забытый дом и тыл.
Конечно, нам
 С своей-то колокольни
Видать не всё
И знаем мы не всех,
Жалеем –
Олигархи слишком вольно
Милльоны тратят
На себя
Под общий наш успех.
Не собираюсь петь
Я оды президенту, и Путин скажет:
«Это ни к чему».
Но всё же жаль –
Незаменимых нету,
А третий срок так подошёл б ему.
В одном строю земного шара
Страна шагает мир крепить,
Чтоб бомбы злые не мешали
Учиться, строить и любить.
Россия, родина моя –
Слова, с которыми ты в школе,
Слова, с которыми в полях
Сжинаешь жито золотое.
Слова отцов, когда отчизна
Их позвала на смертный бой;
Герои не щадили жизни,
И стал свободным край родной.
Россия – громом прозвучало,
Врага концом, когда Рейхстаг
Стоял в постыдной, варварской печали –
Над ним был наш, советский флаг.
С тех пор Россия не сходила
С уст у народов дальних стран,
Когда те раны залечила,
И первый спутник запустила,
И «Ленин» вышел в океан.
В свободе нашего народа,
В системе рыночной, вполне
Уверенно мы год от года
Нет, говорим, не быть войне!

LXII

Я не услышал –
Я почувствовал звонок,
Его тональность
Мне не перепутать.
Ну, догадайтесь,
Кто бы это мог
Так угадать,
Что все его услышат?
Конечно, дочка, доченька моя
Шлёт из Москвы,
Что всё в порядке, папа.
В такие улетела дальние края,
Чтоб докторскую написать
Под липовой аллеи запах.
Тысячи перелопачено книг,
Исписала цистерну чернил,
Пока докторской
Образ возник, да такой,
Что научный совет сразил –
Своей мыслью,
Положенной на листы,
Выношенной,
Задубелой в обских краях,
Куда лебеди рвутся,
Как лотос, чисты,
Где песня живёт на губах.

LXIII

О, дети! Вам нас не понять.
Живём волчком, раскрученные жизнью,
Без оглядки назад.
Работе – часы, воспитанью – минутки,
Слово нужное – уже во дворе,
И пролетают, запущены, сутки;
Некогда даже болеть.
Когда подрастали – одни заботы,
А выросли – забот выше крыш.
Покой измеряется в сотых,
Когда только замертво спишь.
В делах сами – пред нами
Ваши лица упрямо стоят,
И снимаешь с души непонятного камень,
Когда письма ваши до нас долетят.
Умные дети в хороших компаньях
Себе за труды получают рубли.
У Балтики шумной,
На севере дальнем
Два сына и дочь,
Себе путь застолбив.
Геолог – подобно хирургу –
Прочтёт наслоение в толще земли
И тут же протянет бурильщику руку,
Подскажет: скважину здесь
На 2000 бури.
Шустра у компьютера ловкая мышка –
Отыщет на площади, где этот пласт.
Туда приезжает бурильная вышка,
Чтоб выполнить плановый этот заказ.
Словами не скажешь,
Как, дочка, смогла ты
Кандидатскую выполнить
В стольной Москве?
Я чувствую – волю сковала ты в латы,
Поставила цель – побороть, одолеть.
На лекциях дальше творила добро ты,
Студенты внимали учёным словам,
А ты добавляла себе обороты,
Сказавши однажды наук докторам:
– Я тоже смогу, во мне жизни закваска
Даёт положительный этот заряд.
И звание «доктор» – уже не из сказки,
В пути тебе боги благотворят.
Я дочке своей хочу слово особо
Сказать, что я тоже преподавал –
Хоть это как если бы
Хвастаться сдобой,
В руках из картошки держа каравай.
Высшая школа, поиск научный
Познанья подняли её высоко.
И нам помогает, как солнечный лучик,
На сердце поэтому мирно, тепло.

LXIV

По России шёл стремительный откат.
Поддержкой депутатов, президента
Стал Петербургом город Ленинград,
Осталась область Ленинградскою при этом.
И в этом вихре неразумного, как ржа,
Плодились ИЧП, акционеры,
Иностранные заводы.
Андрей уже не к «Эре» Иру провожал,
А к «Эре–Хенкель»
В смутные те годы.
Да, «Хенкель» закупил завод тот на корню
И управляет, богатея; производит,
Притом не тратя выручку свою
На модернизацию завода.
Ну а теперь, как двадцать лет прошло,
Ирина и Андрей нужны ли этим немцам?
В печёнках болью отзовётся порошок,
Но заменить его пока что нечем.
Как чувствует себя пловец, что за бортом
Один в бушующих, ревущих непогодах?
Что сыну скажет сын о родине потом,
Которой труд, здоровье своё отдал?
Нет, не пришла на выручку она,
Когда фамилью синей ручкой зачеркнули,
И по труду проиграна война:
Ворота немцы с иже сволочами распахнули.
Гордые ушли, проклятье – за забор…
Да разве только с «Хенкелем» такое?
Нет, никогда не будет сытым вор,
Хотя б производительность
Поднимете вы втрое.
Евгений с высоты шестого этажа,
Как патриот, осматривает город,
Но сердцем своим чувствует пожар
В сердцах других,
Хоть сердцем своим молод.
Санкт-Петербург, окрестности твои
Давно захвачены под фирмы иностранцев,
И если раньше чли, как колыбель земли,
Сегодня жизнь твоя всё меньше значит.
Университет Евгению
Даст жизненный рывок,
Которым он начнёт над родиной полёт,
И тягость жизни, как коварный рок,
Вторым образованием зачтёт!
LXV

Итог ли 45? Скажу, что нет.
Какая цифра огромадна!
Как уместилась в нашу жизнь –
За эти годы миллиарды
Сгорело звёзд и пало вниз.
Я не могу себе представить,
Как ты, подобно вереску,
Цвела, рожала, жизнью славя
Долюшку женскую свою.
Я понимаю – в твоей власти
Погорячиться, зарыдать,
Сдавить руки моей запястье,
Любимой мною снова стать.
Какой я всё же недотёпа –
Не понял до седины дней:
Ты – моей жизни Пенелопа,
Но чувства выше и сильней.
Для закрепления союза
Ты хорошела и несла
Три общих и нелёгких груза
И не бросала ремесла.
Они любимы, ты любима;
Я зачарованно гляжу,
Ты есть – и жизнь непобедима
И неподвластна виражу.
Да, сорок пять в союзе брачном
Стоим едино, тем сильны,
А с неудачей – бой кулачный,
Так были все сокрушены.
Конечно, где-то, что-то колет,
То сердце, то спина, нога,
Но не по собственной то воле –
Болезнь приходит иногда.
Я знаю лучшее лекарство:
Звонок далёкий позовёт,
Сыны и дочка:
– Мама, здравствуй! –
Для дум всю ночку напролёт.

LXVI

Как горд – своих я книжек вижу ряд,
Они есть у друзей, моих ребят,
Нет, не издал б я книги ни одной,
Ходя с протянутой рукой.
Войдя к начальству, вижу милую улыбку,
И головой приветствует не раз,
Коснётся плеч рукой
(Прикинет, а не сделал ли ошибку),
Но денег на издание не даст.
Я прожил жизнь,
не ждал себе поблажки:
Коль увлекает труд – твори.
Я в поле выходил
На взгорки и овражки
И говорил: послушай и замри.
До остановки сердца честен перед вами.
Сменяет теплый день тугая ночь.
Любуюсь я детей своих делами,
А если есть нужда – всегда готов помочь.
Не дописал немного –
Тут вдруг злейший рок
Из-за границы кризис приволок.
Хотя, надо заметить, года два
Политикам его виднелась голова,
Но Кудрин, Путин,
С ними Дмитрий Анатольевич
Клялись: «Что кризис?
Он коснётся лишь едва.
У нас подушка безопасности
В наличии,
Рассчитана не на год, не на два».
Но только показалась его половина,
Всё лопнуло – надуты пузыри.
Промышленности стопорит машину,
Металла выпуск сократив.
А надо бы прислушаться к народу,
Который каждый день вам говорил:
– Не суйся в воду, коль не знаешь броду,
И в ВТО чтоб ног не заносил.

LXVII

Обская волна лижет песок,
Как барбариса конфетку.
Дорожка луны наискосок
Перерезает рыбацкую лодку.
Бьёт финский залив миллиардами брызг
В валун скандинавский, обросший,
И горизонт над водою повис
Туманный, седой, нехороший.
Надоели туманы, беспросветны дожди,
Ослепили снега, злая мчится позёмка?
В эти хмурые дни телефон наш найди
И позвони – он откликнется звонко.
Он на тысячи тысяч секунд и минут
Ваш почувствует голос
И сердца биенье.
Скажем дрогнувшим голосом:
– Милые, вас глаза наши ждут
В праздники и воскресенья!
Приезжайте с внучатами,
Приезжайте весной
Или осенью, к урожаю грибов,
Приезжайте – таков позывной,
И не надо других больше слов.
Звонок с запада, звонок с востока;
Центром и принимающим –
Седовласый Урал.
Звонят – порой из Туретчины,
Из Туниса далёко,
Где я во сне – и то не бывал.
Вас просим:
Если известий накопилось так много,
Связь прервалась и нет мочи терпеть,
Изложите нам всё на бумаге,
Почте доверьтесь,
И да будет так впредь.
Вас отсылаю к какому-то случаю,
Будто найдёте загадочный клад,
Но по годам, что нам выпали, лучшего,
Видно, уже не видать.
Так наш завет: друг друга держаться –
Это спасёт от любых передряг,
При урагане –
В землю-матушку вжаться,
При наводнении – на вёсла наляг.
И покорится любая стихия,
Прочь отвернёт устрашающий рок.
Дружба – она ведь могучая сила,
Всегда остановит несчастий поток.
Поможет вам в этом «Алёша», что вышел
Встречать на развилку дорог в Мегион,
Своим положеньем он города выше,
Что караулит Оби берега склон.
Наш Нижневартовск –
Бродвей, но сибирский,
Наш Когалым или Невский проспект –
Всё здесь родное и сердцу так близко,
Запечатлелось на тысячу лет.
Не было лёгкой работы – не каюсь.
Ночами на базу везли, чтобы там
Подъёмник ожил, как зелени завязь,
И провожу экипаж по «кустам».
Да, «куст» – это несколько скважин,
Пробуренных в толщу Тюменской земли,
И вызов для треста так значительно важен,
Хоть на себе те приборы неси.
Брёвна, лежнёвки, как мамонта рёбра,
Легли к Самотлору с разных сторон…
Я горд, что мы были тогда
Не из робких
И нефти добыли три миллиарда тонн.

_______________________________________________

Э П И Л О Г

Мы не являемся для всех примером
И орденами не награждены;
Со всеми, дети, вы живите миром,
Вы выбирать и строить жизнь вольны.
Вот занавес. Из жизни декораций –
Лишь речка да зелёный лес,
Стручки незрелые акаций
И горы, горы до небес.
Нам скоро занавес закроют.
Вы – зрители, а мы – актёры;
Сумели ль что в вас заронить –
Любовь, недолгие раздоры
(А как без этого прожить)?
Мелькают дни, готовые украсить
Площадку родины, обжитую, как дом.
Мы принимаем свет в окне,
Как праздник,
Всё потому, что здесь родились
И живём.
Вы – боги, обжигаясь на ошибках,
Шли трудными дорогами борьбы,
Но не сходила с ваших лиц улыбка,
Как спутник счастья и судьбы.
Вот почему при мудрости богатой
Не выносилось сора из избы,
Сгребали подлость вы
Совковою лопатой –
И Авгия конюшни позади.
Ваш образ будоражит нам воображенье:
Сыны – мужчины статью, как Геракл,
А доченька – как Афродита в пене –
Не хуже копия никак.
И наша жизнь не кончится страницей –
А сыновья?
А внуки?
А друзья?
Они живут, я вижу эти лица,
И значит, жизнь продолжится моя.
Не верю я ни в бога
И ни в дьявола –
Сопутствовал один речной Нептун –
И заклинаний
Много ведьма делала,
И плакал первоклашкою колдун.
Жизнь катится
Ромашкою и солнышком,
И мчит её стремглав локомотив.
Вы живы, вы живёте –
Так чего ещё?
Лишь песню спеть
На жизненный мотив.
Милые дети – ваше высочество!
Вы – наша гордость, и радость, и боль.
Будьте удачливы – нам этого хочется!
Жизнь – это сцена – играть надо роль.
В этом спектакле – значительном, важном –
Каждому выпал с рождения текст.
Двигайся мудро, в поступках отважно,
Аплодисментов не жди бурных всплеск.
Дружно предстаньте в лучах перед рампой,
Чтобы мы видели, гордость храня, –
Я в своей старости с вашею мамой,
С милой супругой в свете закатного дня.

                23 марта 2007 г. – 25 марта 2009 г.