изумрудное небо

изумрудное небо катится на восток,
нежность в горле прячется
комом стает меж строк:
за рекою чудится замок – не низок да не высок
там царевна живёт – сквозь пальцы течёт песок,
превращается в города,
в молочные реки, кисельные берега, в приезжие поезда.
у царевны звезда
на запястье светит теплом,
не грустится, не плачется в городе о былом,
там зимою белым бело, там весной светло,
там лучами солнце распахивает окно,
там такие птицы вальсируют в небесах,
там не пишется строками о несбывшихся чудесах.
а царевна баюкает радости на руках,
выпускает по пятницам, кутает в четвергах,
там такие радуги, там не помнится о годах, ах.
ах, царевна, руку мне протяни, обними теплом,
чтобы я не думала, не мечтала бы о былом,
чтобы я приплыла к тебе осенью кораблём,
рассмеялась твоим загадочным сентябрём,
стала тёплым днём.
ах, царевна, научи меня жить как ты,
чтобы там где ступала, не шрамы росли – цветы,
за спиною чтоб праздники – не сгорающие мосты,
не летящие в гниль листы.

у царевны лазурь в глазах, губы – алый цвет,
у царевны такие песни – что смех и свет,
у царевны ни прошлого, ни грядущего мира нет,
у царевны один секрет:
по ночам, когда город прячется в тишину,
царевна рисует на небе свою луну,
смотрит в неё жестокие семь минут,
и тихо просит, чтоб в этом нежном плену
её никогда не бросали бы спать одну.
чтоб баюкал её не король, не принц,
просто тот, кто читает подсказки лиц,
у кого в руках стая добрых чудных синиц,
загадочных небылиц.
чтобы он по утрам приносил ей горячий чай,
чтобы он целовал её невзначай,
чтобы он ей дарил печаль, прогонял печаль,
иногда чтоб по ней скучал.
но царевне на утро снова светить и петь,
но царевне нельзя грустить и нельзя хотеть.
напоследок смеётся – если бы улететь,
чтоб какой–нибудь добрый малый накинул сеть
и унёс её в город, где равно – и жизнь и плеть.

но стирает луну ладонью, смахивает слезу,
от такого счастья никуда уж не увезут.

— Татьяна Тюлькина, 08.09.11