Разговор со следователем

И какая-то хищность пираньи.
И умно горестный рот.
И хитрое выпиранье
Каких-то тайных щедрот.

Ну, что ж, конечно, конечно.
Я ценю ваш душевный порыв.
Нам ведь важен итог конечный.
Принимаю сюжет игры.

Значит, будем рядиться в тоги
И судить и рядить про суть.
"Но решать, в конечном итоге,
Понимаете, будет суд!"

Понимаю, ну как же, как же.
Проще репы, прозрачней ухи –
В который раз, как за кражу,
Будут судить – за стихи.
И – в Сибирь. А потом потомки
Отмывают за пядью пядь,
Зачисляют судей в подонки.
И рыдают… И судят опять.

Вот такая, Порфирий Петрович,
Или как вас, игра у нас,
И давайте сорвем покровы,
Мой Дантес или мой Данзас.

…Ну, зачем этот тон трибунальный,
Кто из нас и в чем обвиняемы
За грехи, за стихи, за так?
Что бы, чьим бы судом ни вменяемо,
Обтекаемо, обменяемо,
Жизнь –
орел и решка.
Пятак.

Да, конечно, все правильно-с.
Ничего я ему не скажу.
Кто я есмь – гражданин-с.
А праведность
Им нужна как ножны ежу.

Но февраль в весну истекает:
Пункт такой-то. Статья такая.
Что весне до этой трухи?
Каждый в мире – в своем пределе.
Пишмашинки стуки тихи.
Ты строчи, строчи свое дело.
Я же буду писать стихи.

Февраль 1983.