Юлия Хименес Миланес

Сигаретка.

«Снова наступает какой–то праздник. Танечка, постовая сестра, такая пухленькая и веселая, принимает шоколадки от врачей, посетителей и больных. Мне нечего ей подарить, мне нельзя приносить ни чай, ни кофе, ни шоколад – это возбуждает. Неловкими, негнущимися руками я открываю тумбочку. Громко, очень громко: «ЧТО ТУТ У НАС? У НАС ТУТ ЯБЛОЧКИ». Интересно, что все–таки за праздник? Может, Новый год? На Новый год я уже лежала в больнице, и на Восьмое Марта лежала, и на свой день рождения лежала. Наверное, за окном наряженная елка. (Смотрю за зарешеченное окно). «САМА ТЫ ЕЛКА, НА ДВОРЕ ЛЕТО!», - смех. Ну и что за праздники у нас летом? Далеко, далеко и очень глухо: «МЫ НЕ ЖАЛКИЕ БУКАШКИ, СУПЕРНИНДЗЯ–ЧЕРЕПАШКИ…». Это же рингтон моего телефона! Звонит мой сынок! У моего сыночка день рождения летом. Сегодня! А почему все поздравляют Танечку?»

- Танечка, с праздником Вас! Можно мне телефон, у моего сыночка сегодня тоже день рождения…, - торжественно преподношу крупное зеленое яблоко.

Глаза у Танечки делаются собачьи–собачьи, потому что она очень добрая:

- Сейчас нельзя телефон, дорогая. Иди, приляг, у тебя скоро капельница.

- Мне сынок сейчас звонил, я слышала! У него сегодня день рождения! – я начинаю частить, голос срывается.

В ход идет тяжелая артиллерия – мой бывшая лечащая врачиха:

- Не было звонка, Юля. Мы все здесь сидим, еще раз тебе говорю, что звонка не было! – закрывает поплотнее тумбочку со сданными на хранение телефонами, о дверцу которой скребутся мои неловкие от лекарств руки.

«Зачем я плачу? Все лицо уже мокрое от слез….Они все равно не дадут мне мобильник. Слезы такие крупные, как у крокодила перед едой. Ну замечательно! Они уже перемигиваются!»

- Смотри–ка, что у меня есть! Хочешь сигаретку? Давай сделаем укольчик, а я потом тебе сигаретку дам дополнительную, – в этом вся Танечка, а толстая врачиха всей своей массой задвигает меня в угол и прикрывает дверь сестринского поста.

«ПРОМЕНЯЙ ЕЩЕ СЫНА НА СИГАРЕТКУ», - это опять уже чертов голос-глюк, выкидыш моего несчастного больного мозга.

- Я не хочу седуксен, я хочу телефон! – слезы текут уже непрерывно, я задыхаюсь от веса навалившейся на меня врачихи.

- А сигаретку хочешь? – Танечкин оптимизм не сдувается. - Ну вот и славно! Хорошо, хоть санитаров не пришлось вызывать. Сейчас комарик укусит и все…

«Совсем легкая сигарета. Скурилась в одну затяжку. Надо маме сказать, чтобы принесла покрепче, да не отдавала на пост, а хоть одну пачку спрятать под матрас. ВСЕ РАВНО ВЫСЛЕДЯТ И ОТБЕРУТ. Пусть попробуют поискать – буду носить под халатом. Чертов Минздрав. ЛОЖИСЬ СПАТЬ, А ТО ТЕБЯ НА ХОДУ ВЫРУБИТ».

Я сплю сутки напролет. Во сне чувствую, как мне ставят капельницу и спорят, на какую руку ставить, приклеивают иглу к руке пластырем на случай, если я дерну рукой, потом неосторожно его отклеивают. Новая капельница «Галоперидола» приближает меня ко встрече с сыном.
__________________________________________________________
Трамвайный билетик.

Снег. Утро. Поздней осенью
Разбудил ранний звон трамвая.
Застучал трамвай колесами,
Густоту тишины рассекая.
Путь далек, рельсы бедовые,
Вот и первая неувязка -
Женщина, одежда не новая,
Ей трудно войти с коляской.
Места свободны, но пассажир
Сел под знак «Инвалиды, дети»,
Медный пятак в аппарат положив:
«Смотри-ка, счастливый билетик!
Для тебя счастливый билетик,
Длинной, радостной будет дорога,
Спи, доченька в красном берете,
У нас с тобой времени много».
Поздно утром звенит трамвайчик.
У девочки этой праздник:
В зеркале заднего вида зайчик
Лучиком солнечным дразнит.
Разные люди садятся в вагон,
Люди случайные, разных лет,
Невеста, чудная как бутон,
Сжимает счастливый билет.
Парень–жених поведет трамвай,
Из утра в солнечный полдень,
«Только билетик не потеряй!
Не может быть он негоден».
Опять неувязка. Ее жених
Оставил усталый трамвай,
Бросив в дороге уже двоих,
«Спи, мой сынок, засыпай.
Возьми синий билет в кулачок,
Чтобы не быть безбилетным,
Маленькой жизни моей маячок,
Детской любви беззаветной».
Ранним вечером старый трамвай
Ненадолго остался в яме.
«Прости, дочурка моя, прощай!»
Уходит навечно мама.
Тот трамвайчик идет на кольцо
Сызнова осень сменяет лето,
Гладит сынка ее лицо,
Позднего счастья лучом согретое.
«Сынка, нужно тебе на корабль,
Я знаю, давно тебе снится,
Пусть лучше в небе летит журавль,
Чем в руке простая синица.
Сынка, нужно скорее уйти,
Ждут тебя большие дороги,
И поможет тебе в пути
Твой билетик, один из многих».
__________________________________________________________
Я совсем большой мальчишка!
Прекрати меня целовать
Во дворе, на прощанье, у школы,
Не клади больше мне в кровать
Ни игрушек, ни пепси–колы.
Надоело носить колготки,
Ненавижу ночные рубашки!
Мы же с братом старшим погодки
И целуем давно Наташку!
Скоро мне уже десять лет!
Совсем я большой мальчишка,
Только на ночь включай мне свет:
Ходит здесь домовой-плутишка…
Про котиков-бродяжек

Котик домашний любит сметану
Лизать шершавым язычком.
А котик-бродяжка боится обмана
Людей, подзывающих молочком.
Котик домашний песенки поет,
Мурлыкая уютно на коленках.
А котик-бродяжка – это просто кот,
Живущий в подвальных застенках.
Котик домашний ловит мышей
Только ради забавных игр.
А бродяжка - для своих малышей,
На охоте он почти что тигр.
Так вот, читатель, не бросай
Домашнего любимца.
Он очень быстро без тебя
В бродяжку превратится.
Брошенный ребенок (стихи в прозе)

Никто не подходит к его кроватке, терпению нет предела. Просто забрать малыша домой мама не захотела. Равнодушие нянечки, как приговор, - только сменить пеленку. Нечего приучать к рукам брошенного ребенка. Покричал, поплакал малость: он лежал немного неловко, но скоро пришла усталость и слегка нахмурила бровки. Он не смог в шесть месяцев сесть, не послушалось детское тело, он так и остался лежать, ведь терпению нет предела. Он и в восемь не сел, не пошел в год, но ждал своих новых родителей. Приходили люди и говорили: «Нам не подходит! Какой урод!» - малыш оставался в своей обители. Взгляд настороженных детских глаз (улыбаться нет усердия) смотрит на общество из нас, общество без милосердия.
_____________________________________________________________