Больница

Когда ты вернешься,
вернешься
из своего триждыпроклятого вакуума,
черной дыры,
пустоты ротового отверстия беззубого бога,

я напишу тебе сказку,
или две,
или три.

В этой сказке все будет как надо;
В этой сказке все твари свободны и счастливы,
беседуют о философии и любят жизнь,
прикасаются, и все же, оставляют вещи нетронутыми.
И да, никакой смерти;

И я прочту ее,
и магическое слово холодной чернильной субстанцией ввинтится мне в глаза,
в сердце,
пропитает все, что я могу назвать собой,
вылетит изо рта чтобы осветить твою душу. 

И это знание сделает нас едиными,
непостижимо близкими,
и это знание явно сорвет нам крышу,
заставит бросить дутый, сосудообразный мирок,
где рождение всегда сопровождается запахом гниения,
как тайное напоминание о том, чем станет тело;
где все беспрерывно о чем-то грезят и поступают наоборот.

Мирок, загнавший тебя в самый дальний угол,
Мирок, заставивший тебя хотеть быть ничем.

Сквозь узкую щель,
потайную дверцу
в сверкающий мир Солнца.

Ну а пока.
Ты просто лежишь на белой, пропитанной смертью койке;
питательные вещества,
капля за каплей,
бегут по своим пластмассовым лабиринтам,
чтобы наполнить тебя жизнью,
а я, я
держу твою слабую руку
и пялюсь
в эту невыносимо белую,
невыносимо гладкую
стену;
Ее белизна и гладкость напоминает мне о смерти -
вечной равнине.