Анатомия восприятия. - Проза-ИК

    ПОдзаголовок: "Опыт оценки стихов поэтессы Людмилы Д."

   Одна подруга прочитала стихи другой, "уревелась" над ними.  Поделилась впечатлениями со мной. Я попросил дать мне эту тетрадь стихов. С меня взяли слово, что я - "никому", но напишу рецензию, а сначала наберу ее стихи на компе, потом выведу той, которая пишет все от руки...
   Одинокая немолодая женщина пишет в тетрадь-дневник все, что волнует ее, но и имеет надежду, что написанное стоит большого признания. Поэтому я был предельно деликатным и отобрал для публикации хоть в альманахе, хоть в Интернете 19 стихотворений.. Но оказалось, что я обидел-таки поэтессу, которая и хотела критического суда и не хотела его, потому что была убеждена, что подруги ее понимают лучше всякого критика.
   Так я и не уговорил (через подругу) Автора опубликовать хоть что-нибудь... Хотя у нее есть шустрый внук, которому ничего не стоит организовать страницу на нашем сайте...
  Привожу тот разбор тех стихов. Думаю и разбор, и особенно стихи многим здесь могут показаться стоящими публикации.
      (Предпринимаю вторую попытку публикации - первая не пошла по техническим сбоям, понять характер которых не могу).

     Рассуждать о стихах, которые уже потрясли человека, видимо, бестактно. Но слово «дадено» и надо его держать.
      В оценках неправых не бывает. «Не прав волк, что овечку съел, не права и овца, что в лес пошла» - это тоже суд и оценка, вердикт. Но каковы критерии оценок? Если «нравится» или «всё нравится», то это вердикт. Судья вынес его, а прокуроров мы не звали. Критерии от того, кто постиг и восхитился, - сила чувств восприятия творчества. Если до слез, то «потрясающе!», "гениально!», «талантливо!». И что можно этому противопоставить? Или надо ли противопоставлять - не лучше ли согласиться и тоже пригорюниться, пролить слезы? Если ты друг, если ты участлив, то о чем ином, собственно, может идти речь?!
      Так, да не так. Все мы «немножко лошади», и норов у нас разный.  При этом стихи, представленные для чтения, неоднородны. Некоторые – малая часть! – могут и потрясти, вызвать горячее сочувствие даже у заматерелых мэтров, если они дают волю чувствам, если они сохранили широкую палитру чувств. Главное в восприятии искусства, понятно, глубина сопереживания. Чем она обусловлена? В данном случае -  сходством судеб той, что поёт, и той, что слезы льёт.
      И тем не менее попробую взвалить на себя ответственность за эти стихи, за их содержание и их форму. И критериями будут у меня следующие меры.
    Во-первых, формальные критерии. Формальные – значит, понятно, не очень касающиеся общего содержания стихотворения.
    Да, это размер, слог, рифма, мелодика стихов (имею в  виду именно «стих» - строку, рифмованную или белую). Далее, тропы - украшения стиха, то бишь метафоры, сравнения, эпитеты... Когда-то, "пиша" диплом под названием «Сатира. И метод Щедрина», ввел количественный критерий  «концентрация остроумия на единицу площади {листа}». И, конечно, вышло по этой мере, что Щедрин – истинная прима среди сатириков мира [что легко, впрочем, проверить, сопоставляя  перлы остроумия «Истории одного города» или «Современной идиллии» с творениями Рабле, Свифта, Гейне (прежде всего - «Лукские воды») или даже Ильфа и Петрова.
      Во-вторых, форма как новаторство формы, богатство языка, разнообразие размеров, неповторимость данной вещи, отсутствие монотонности, отделка стиха, отсутствие небрежности, скоропалительности. Вместе с тем скорость создания стихов  - важнейший критерий тоже. Так, гении пишут гениальные вещи со скоростью «скрипа пера» (Моцарт, Байрон, Лопе де Вега или наш Дм. Дм. Минаев – «Король рифмы», учитель всех наших виртуозов в поэзии).
      В-третьих, пронзительность интонации, сила выраженных чувств, их заразительность, то есть уже содержательные критерии. Здесь речь может идти о самом высоком, субстанциональном, как писал Гегель, подразумевая под этим именно семью, государство, дух народа – не ниже. Иными словами, субъективен поэт или это гражданин, а значит, он объективен, как объективен, к примеру, Твардовский в «Василии Теркине».
       В-четвертых, к содержательным критериям меньшего охвата можно отнести и яркий субъективизм описания пережитого, личного восприятия, и в первую очередь страдания, восторгов автора, его сарказма или рыданий в жилетку читателя. Вот по этой мере и надо прежде всего судить поэтессу Д., что и делают ее подруги. «Но мы, мы будем» … судить несколько иначе: и по этим малым критериям, и по большим, субстанциональным.
       Итак…   
    ...Эти 19 стихотворений, по гамбургскому счету, несовершенны почти все, но это к делу не относится, когда мы умеем раствориться в нашем ближнем, принять его беды в себя.
      Благожелательная подруга скажет, что это мелочи,.. но на них стоит искусство, которое кроется в деталях…  И здесь хочу привести стихи известного советского поэта:

Поживем – и умираем,
Очень грустные дела.
А ведь жизнь была бы раем,
Если б вечною была.

Не успев проститься с веком,
Умолкаем на века -
От смещения молекул,
От простого сквозняка.

Чуть нарвемся на обиду,
Сразу – камушком ко дну –
Отбываем в Инфарктиду,
Молчаливую страну.

А бывало, а бывало,
Ни кола и ни двора,
Пили воду из канала –
И холера не брала.

А бывало, лезли в драки,
Натощак пускались в пляс, -
Словно кошка от собаки,
Грусть шарахалась от нас.

    Это Вадим Шефнер, опус «Старческая жалоба». Ваш покорный слуга выучил его наизусть и с наслаждением повторяет ежедневно. Почему? Да вот потому, что техника его превосходна:  (1) ни одной глагольной рифмы. (2) рифмы свежие, только что сорванные с ветки:  веком — молекул; ни двора – не брала (3) и тут же дивный неологизм: Инфарктида. А содержательно ? – полифония настроения: и грусть, и прощание с веком, и квази-мажор воспоминаний, и концентрация мысли и чувства, и вдобавок юмор, частушечно-философский, что ли.
   (Далее идет разбор стихов Поэтессы)
 ....Итак, что же представлено в данном рукописном сборнике? В первую очередь – монотема: я несчастная и мои комплексы и мании. Во вторую очередь – живопись на пленэре, картины осени по преимуществу. В-третьих, философствование у окна и очага, удачное и не очень. В-четвертых, тема горькой любви и эрзаца ее. В-пятых, стихи о стихах, своих в основном. И опять-таки все перекрывает та же МОНОТЕМА. Поэтесса одинока, «заброшена в мир», как и всякий экзистенциалист, и нет никого в этом мире, кроме разве что внука, надеяться на коего все же страшно. Если выбросить неудачные или малоудачные строки, останется бабий вой, то простонародный,то рафинированный. Этот вой захватывает чуткое сердце, доводит его до слез, тем более если при этом принять что-нибудь согревающее вроде абсента. Можно тогда и самому читателю завыть с тоски, столь ощутимо выраженной поэтессой.]     Так что же делать? Почитать и поплакать, позвонить и посопереживать? Как минимум. Но лучше всего, видимо, попробовать набрать стихов на сборник или сборничек. Но отбирать придется самое лучшее, а не так, как свалено здесь, - как старые вещи на чердаке. Нет ни хронологии, ни разделов, ни любой другой системы. И такой содом отбора говорит о том, что автору не до серьезных оценок, не до следования строгому вкусу: подруги и друзья примут и  неглиже… Кроме того, у автора, по всей вероятности, осталось еще пропасть стихов, ведь она отбирала этот подарок подруге, листая взад и вперед некие тетради, коим несть числа. На эти мысли наводят и ее опусы, в которых она обращается к светлой памяти Цветаевой и Ахматовой, а не, скажем, Веры Инбер. Косвенно сравнивать себя с большими поэтессами, можно, в частности, имея сопоставимое множество сотворенного.
      Все это резюме, конечно, должно наводить на грустные мысли. Талант отмечен, таланту много не только в 19-ти стихотворениях. Число хороших творений можно удвоить и утроить, переработав стихи хотя бы по данным здесь оценкам. Но когда, на какие деньги издаваться, где эти добрые спонсоры, которые прочувствую драму поэтессы, вынут ажурные платки, вытрут набежавшие слезы и отвалят от щедрот своих? Увы. Возможно и чудо, на кое всегда можно надеяться: большой поэт со связями увидит, обомрет и забьет в набат, как это и бывало в добрые старые времена  А пока, а пока – работать над ошибками, готовить собрание сочинений вопреки всему, а потом напечатать хотя бы в нескольких экземплярах.  Так пойдет, надо надеяться, слух по всей … округе, и число почитателей будет возрастать, как возросло оно на автора этих строк.
      ...Прощаюсь исполненный благодарности подруге поэтессы, заочно познакомившей меня с той, которая обогатила мою библиотечку поэзии.
        Теперь некоторые стихи Людмилы Д. 

Нынче невозможно серый,
Очень мокрый день весенний,
Лужа серая видна,
Стали серыми дома

И по стеклам там и тут
Слёзы серые текут.
С  темно-серой веткой голой
Слился серый воробей,
И хромой, подмокший голубь  -
Среди серых голубей.

Скучно-серой влаги сгусток,
На  ветвях деревьев пусто,
Бисер капель навесных…
Как роман Марселя Пруста,
Хмурый, философски-грустный
Этот серый день весны.
     ("Этюд в серых тонах")

  ***
Голубых небес атлас,                (с. 40)
Кружева тончайших веток,
Море солнечного света,
Посвист ветра – Божий Глас!

Пробуждается от сна
Всё и вся – грядет Весна,
Золотая Девица…
Что-то с нами сдеется?

***
МОЛОДОСТИ  -
Словно не бывало!
ЗРЕЛОСТЬ -
Отшагала как попало:
Вместо крыльев за спиной –
Усталость!
СТАРОСТЬ – заглянула …
И осталась…

***
Всю жизнь жила под словом «Надо!»,
Не вспоминая про «Хочу!»,
И вот в конце пути – награда
За это:   плАчу и плачУ!

Мои душевные пустоты
Не задымить и не залить …
Порой мне страшно – до икоты,
Что не хочу, а надо жить...

 Бабушкины стихи (внуку Андрею)

Сшиты Небо и Земля
Шелком тонким-тонким.
К ним примётаны моря
Ниткой – горизонтом…

Мастерски уложены
Косогоры складками,
Небеса умножены
Водными заплатками.

По горам да по пригоркам –
Леса пышные оборки,
Как платочек из кармана,
Сбоку – краешек тумана.

Вот и радугу – кайму
Пристрочили с краю…
Что за Мастер? – не пойму,
Автор кто? – не знаю!

Кто заботливо вершил
Оные деяния,
От души кроил и шил
Миру одеяние

Да волшебною иглой
Вышивал над головой
В небесах оконце –
Золотое солнце?...

Этот опытный Портной
Сотворит любой покрой
И пригладит, и приладит
К Небу бисер звездный…

 Знаешь, Красоту открыть
 Никогда не поздно!

***
Это было не раз –
Ты приходишь на час,
И становится час
То мгновеньем,
То вечностью…

Будто мир – не для нас:
Каждый раз
Этот час –
Словно маленький шаг
К бесконечности….
 
Ода одиночеству

Несмотря на пророчества,
Вопреки неизбежности,
Нам дано одиночество –
От смятений прибежище!
   Если сердце разбилось
Или плакать захочется,
Как особую милость
Принимай одиночество!
    Может, с болью привычной
Не умеешь расстаться,
Окунись в одиночество –
И не надо бояться!
    Донимают ли беды,
Или душит усталость –
Упади в одиночество,
Хоть на самую малость!
    Даже если отбоя нет
От везенья и почестей,
Не мешает спокойнее
Посидеть в одиночестве!

Это время – опомниться,
Это миг – очищения…
И душа … успокоится,
И придет утешение!

***
Как водится, как водится,               
Приятель мой заводится…
И я опять терплю
Его «люблю … люблю…».
Его «хочу … хочу…»
А я молчу, молчу….

 И сладкий миг восторга
Опять – предметом торга!..
  Господь не приведи
  К постели без любви!

***
За призраками не угнаться…               
Давно пора себе признаться:
Непостижим Любви закон!
… Молчит... молчит мой телефон.
И рвет мне душу саксофон,
И некуда душе деваться…
 
    Анатомия возраста
Все мы ходим под Богом,
Только разные-разные,
И считаем итогом
Юбилейные праздники.

Суетимся до старости,
И покой нам неведом.
Не обходят нас радости,
Не минуют нас беды.

Над ошибками охаем,
Забывая удачи.
Укрываемся вздохами,
Очищаемся плачем…

Белый конь наш без стремени
Где-то  по свету бродит:
То ли мы – мимо Времени.
То ли Время проходит.

      Анатомия разлук
Мы разминулись на МИГ:
Повод для ссоры возник.
Брызнули слезы из глаз –
И разминулись на ЧАС.

 Вскользь – недоверия тень,
И разминулись на ДЕНЬ.
Непониманье растёт –
Мы разминулись на ГОД!

И от пустых заверений
Мы разминулись на ВРЕМЯ.

В море обманов и лжи
Мы разминулись на ЖИЗНЬ…

Как же нелепо возник
Тот опрометчивый миг!

    Анатомия ухода
Знаешь, как холодно сердцу, 
Когда до него нет дела?
Медленно жизнь отвергает
Ненужным ставшее тело.

Первым угаснет радость,
Потом оптимизм завянет,
Нежность исчезнет неслышно,
Дымом растает память.

Талант покинет небрежно,
Следа не оставит гордость.
Последней уйдет надежда
И тихо прикроет дверцу.

Послушай, не дай замёрзнуть
Живому, теплому сердцу!

     Пасхальная Вигилия

Сегодня ночью я устрою ужин.
Мне приглашенных список ни к чему,
Ведь каждый гость – кто нужным, кто ненужным –
Был завсегдатаем в моем дому.

Вокруг себя я рассажу их всех:
Печаль и Гордость, Горе и Успех,
Любовь и Боль, Сомненье и Обиду … --
Всех, кто пришел на праздник мой невиданный.

Застолью  не помеха разговоры,
И гости обо мне заводят споры.
Печаль вздохнула первой в тишине:
- Она принадлежит всецело мне.

Но Горе вжалось в левое плечо:
- Она со мной! – вскричала горячо!
А Боль прильнула к левому плечу:
- Она моя, когда того хочу!

Тут Гордость усмехнулась: - Ерунда!
Она со мной была близка всегда!
Сомненье покачало головой:
- Мне кажется, она всегда со мной…

Успех то скажет слово, то молчит.
Обида еле слышно поворчит.

И лишь Любовь, смущение тая,
Признается негромко: -  Я твоя..

            P. S.
Я не в досаде не гостей своих,
Но завтрак приготовлю на двоих

***
От любви лекарства нет, -               
Мудрецы пророчили…

От тебя лекарства нет!
От тебя, порочного!

Сладок яд неспелый –
Не ведала, что делала!

Делала, не думала…
Верила, что умерло…

Только что ни говори –
Нет лекарства от любви!

***
Опять не спится,                (с. 72—73)
И – бес в ребро! –
Перебираю
В памяти нетвердой
Я юности аккорды
И первых поцелуев
Серебро…

Плывут, плывут
Беззвучные слова.
Которых мы забыли
Толкованье,
Забыли
Душ  немое ликованье,
Ночей бессонных грустные права.

Всё было так…
А будет ли иначе,
Когда за Синей Птицей
Улечу –
Судить не мне…
И эта Сверхзадача,
Боюсь, и Вам,
Уже не по плечу…

      Вот представил Стихи Людмилы.. Прошу высказаться по ним... Если будут добрые отзывы или даже гневные крики на Автора, который зарывает себя в своей комнате, то попробую до нее достучаться...
 Простите, если что... И.Карин, ценитель ПОЭЗИИ.