здесь умирает язык

     это место для умирания языка, наконец-то ты до него добрался, какой долгий путь, и сколько было попыток заблудиться, хорошо еще, что все они закончились неудачей, и вот ты здесь, в этом роскошном месте, роскошном по-аскетически, аскетично-роскошном, можешь позволить себе любые эпитеты, самые цветистые, самые пышные, они не нарушат аскетичную роскошь этого места, где все цветет последним цветом, где все радуется радостью умирания, но нельзя умереть, пока не умер язык, в этом все дело, сначала должен умолкнуть язык, а потом дойдет очередь до остального, вспомни фильм, где монстр падает в море, увлекаемый тяжелой лебедкой, так и ты уйдешь из этого мира, увлекаемый языком, своим языком или языком вообще, тут еще предстоит разбираться, чей язык должен найти конец, личный или всеобщий, но предоставим всеобщее самому себе, выскажем предположение, что для нас будет достаточно смерти нашего собственного языка, и уйдем от этого «мы», свидетельство отстраненности, говоря «мы» и «нас», отстраняешься от самого себя и своей проблемы, отчуждаешься, перекладываешь ответственность, но, может быть, ничего подобного, умереть должен язык вообще, чтобы умерли и все другие, какая неразбериха, и точно ли я пришел в то место, куда стремился, теперь я уже не уверен, и так всегда, стоит найти опору, как она колеблется, рушится, уходит из-под ног, если так может выразиться тот, кто не уверен, есть ли у него ноги, вопрос: почему нельзя лишиться сразу всех членов, в том числе и языка, ответ: потому что язык – это особенный член, он не может умереть, как другие, предназначенные для физических действий – ходьбы, хватания и так далее, и кто знает, может быть, он вообще вечен и неуничтожим.

––––––––––––––––––––––––––
     «Слишком много ожидать от одного человека, слишком много просить у него, чтобы сначала он вел себя так, словно его вовсе нет, потом так, словно он есть, прежде чем его допустят сюда, где он и не есть, и не не есть, где умирает язык, позволяющий такие выражения». – С. Беккет. «Безымянный».