Одиночка

    В будущность мою ещё школьницей, мне довелось познакомиться с таким человеком, как Томас. Он был худ и бледен, немытая голова и пахнущая потом одежда говорили об отсутствии какого-либо понятия о гигиене. Он был даже не середнячком, а кем-то ниже этого уровня. Учёба совершенно не давалась ему, но при этом заниматься отдельно с учителями он не считал нужным. Как я уже сказала, Томас был худ, хотя ел за четверых. Ему даже не удавалось накачать себе какие-нибудь мышцы и придать хоть немного рельефности телу. Почему-то он был дёрганным  - наверное, у него уже в таком юном возрасте были расшатанные нервы. О литературе с ним было бесполезно говорить, так как он редко притрагивался к книгам. Что до друзей, то их у него не было. Настоящих друзей. Были лишь знакомые, товарищи со двора, да и те всегда не преминали случаем задеть его, подшутить и даже жестоко уколоть. Ведь он был беззащитен. Каждый день одноклассники, пользуясь случаем, били Томаса. Били не сильно, в шутку, но это было тем унизительней, что он уже не старался хоть как-то отвечать им. Он был всем безразличен, и казалось, что и ему было плевать на себя самого. Естественно, девушки у него никогда не было. Да и кому бы понравился этот нескладный, угрюмый и замкнутый малый? Разве монашке или той, которой из бесконечного человеколюбия хочется обогреть всех своим теплом, и она выбирает тех, кто поплоше и покривей. Наши же девушки смотрели на него, как на какую-нибудь вещь. Его не ставили ни во что. Это было оскорблением или насмешкой в адрес той, кому говорили: «Глянь, как на тебя смотрит Томас, ха-ха!»
     Я начала общаться с ним в девятом классе. Для меня он был лишь обыкновенным мальчиком, не более. Редко когда мне удавалось заговорить с ним, потому что я считала, он не скажет ничего путного. Мне казалось, что Томаса вообще ничего не может расшевелить. Как-то раз, возвращаясь домой, я шла с ним. Чтобы хоть как-то скоротать время, я спросила:
     - Томас, есть ли любовь в этом мире?
     - Да, - помолчав, ответил он, - да, есть! И из него неожиданно полился поток слов, поток мыслей, направленных на одно лишь доказательство существования любви. Я была ошарашена – этот хилый паренёк, чьи худые пальцы с длинными грязными ногтями редко когда перебирали страницы книг, оперировал понятиями и идеями, которые заявлялись в серьёзных романах. Я взглянула ему в глаза и увидела, что там горел огонёк - маленький, неуверенный - но он был!! Его лицо преобразилось – вокруг глаз появились лучики, рот расплывался в то и дело появляющейся от смущения улыбке, а голос дрожал и звенел. Томас говорил быстро, съедая окончания и проглатывая целые слова, как будто боялся, что его непременно перебьют. Я даже не знала, как остановить его, настолько он увлёкся. Но вот мы подошли к моему подъезду, и я попрощалась с ним. Когда мы расходились, я всё ещё видела те искры в глазах и весёлую улыбку. На следующий день я взглянула в его глаза, но не увидела там следов беседы прошлого дня – лишь потухшие глаза, в которых, я знала,  дремали неизведанные силы.
      Томас очень любил пререкаться. Это часто доводило до исступления всех, за что его и били. Ему не давали отстоять позицию, у него не было совершенно никакого авторитета. Да и откуда ему взяться? Томас не умел постоять за себя, вёл себя часто по-хамски, даже по отношению к противоположному полу. Он не имел власти над собой, шёл за тем, кто был сильнее, оставляя вчерашних друзей. Ему ничего не стоило обидеть человека словом, ведь он не знал меры. Он обращался так, как обращались с ним. Ему не ведома была другая модель общения. Хотя были у него попытки возвыситься, стать лучше, но никому не было дела до его рвений. Никто не оказывал ему поддержку, да и сам Томас уже не так страстно начинал следовать своим идеям, а в скором и вовсе остывал к ним. В этом мире человек не может прожить и возвыситься один, ему нужна чья-либо поддержка. У Томаса таких людей не было. Что до родителей, то они отдали всю ласку и любовь старшему брату, а младшим интересовались меньше и реже. Нет, я не стараюсь оправдать его, я лишь рисую вам то, что было на самом деле.
      Сказать, что я жалела его – не сказать ничего. Ведь лично мне в жизни поначалу помогали родные, а затем друзья. Даже не их материальная помощь, а просто то, что они были рядом. Просто, что они были. У Томаса же не было ничего и никого. Он был одиночкой, но одиночкой не по своей воле, а по воле случая. Быть может, где-то в мире был такой человек, который помог бы ему справиться с жизненными преградами и найти себя. Но этот человек не оказался с Томасом именно тогда, когда он формировался и пытался осознать своё собственное «я». Это сделало его замкнутым, а впоследствии и духовно обедневшим, заставило опуститься до примитивного уровня и превратило в типичного представителя рабочей силы. Я лишь надеюсь и хочу верить, что для Томаса не всё потеряно, что он ещё может ухватиться за кого-нибудь, подняться. И надеюсь, что будет не слишком поздно…