Свобода

    Оливер считал его прекрасным человеком.. Альфред – так звали его друга – был человек неординарный. Его кипучий ум искал подвоха даже в самой устоявшейся истине. Этим он гордился. Гордился этим незаурядным умением, которым, как он считал, обладают лишь люди будущего. Ведь таким образом он сможет увидеть нечто новое и скрытое от глаз всех этих ничтожных людей. Оливер в шутку называл его человеком-индиго, но тот лишь презрительно улыбался. Да и вправду – что здесь серьёзного? Какое-то выдуманное, нереальное понятие. Нужны факты. Без фактов этот мир – ничто. Факты – это всё кирпичики одного здания под названием вселенная. И Оливер страстно верил в это вслед за своим приятелем. Еще одно отличало Альфреда от других – чрезмерная агрессивность. Эту агрессивность он распространял на всё и вся, обходя лишь себя и Олли. В чём она заключалась? Искать изъяны у всех. Ведь надо же устремить человечество к совершенству.
   - Как считаешь, Олли, нужна ли человеку совесть? – лениво спросил Альфред.
Оливер задумался – нельзя было ошибиться. Хотя он внутренне чувствовал, что знает ответ. Но частенько его суждения отвергал друг, и тот с охотой принимал идеи Альфреда за правду вместо своих.
   - Конечно, это ведь то, что отличает нас от животных, наряду с чувством юмора.
   - А вот и нет… - всё так же вяло протянул Фредди, - назови мне хотя бы одну причину, почему я должен ею обладать?
   - Мм… - Оливер замялся. Альфред опять пошёл путём сомнения. Но почему-то в этот раз это выглядело несколько пошло. – Я считаю, совесть нужна человеку хотя бы для того, чтобы оставаться человеком. Не превращаться в примитивное нечто.
   - Ха-ха-ха! Ты хочешь сказать, что я животное? Ну-ну! А не есть ли совесть предмет, который выдумал пытливый, но наивный человеческий разум? Наряду с существованием души? Ведь что люди понимают под словом «душа» - какое-то духовное наполняющее каждого человека. Нечто неосязаемое и граничащее с нереальностью. А может, и находящееся уже в зоне этой нереальности. Докажи мне, что душа есть! И после этого я поверю, что я нуждаюсь в наличии совести!
   Это звучало, как вызов. Да в принципе так оно и было. Оливер посмотрел в глаза Альфреда. В них он прочитал надменную уверенность и снисходительную терпимость к тому, что тот вынужден был услышать от своего приятеля. Впрочем, он всегда так смотрел при споре.
   - Я слышал одну историю. Отец семейства после тяжелой болезни впал в кому. На три дня. Очнувшись, он через некоторое время стал рассказывать всё, что видел во время своей мини-смерти. По его словам, он оказался в просторном белоснежном туннеле, который оканчивался двумя дверьми направо и налево – соответственно одна в ад, другая в рай. Его силой потянуло в сторону рая, и он уже готов был влететь в раскрытую дверь. Но человек, стоявший на пороге, отстранил его и сказал: «Ещё не время». Отойдя в сторону настолько, чтобы дать пройти другому человеку, он встал в стороне. Видит – идёт, сутулясь, человек, кого-то сильно напоминающий ему своим силуэтом. Он подался вперёд, чтобы разглядеть лицо и ахнул – это был его сосед снизу. Последний повернул голову в его сторону и взглянул ему прямо в глаза. Отец очнулся.…И после того, как дорассказал последние слова своей истории, увидел смятение на лицах домашних. И ведь, правда  - было чему смутиться! Этот самый сосед умер вчера ночью от инсульта, а только что оправившийся от комы отец не мог знать этого…
   - Чепуха, - беспардонно прервал его Альфред, - вероятно, они обсуждали это в той же комнате, где лежал этот отец в коме, а его подсознание запомнило эту информацию и выдало в виде подобного сновидения.
   - Хорошо, расскажу другую историю. Она совсем короткая. Одна из сотрудниц моей матери видит души умерших. Те души, для которых ещё нет тела. Она говорила, что они живут своей жизнью – ходят друг к другу в гости, скитаются бесцельно по улицам и совершенно не замечают нас, живых. Как будто это их мир реален, а наш – нет. И что ты думаешь? И её мать, и её бабушка, и прабабушка и так далее – все видели их. Думаешь, они помешанные? Они проверялись у врача – с психикой всё нормально. А врать окружающим у них нет интереса. Ведь на самом деле – что делают те души, тела которых окончили свою жизнедеятельность? Они тут, среди нас, ждут своего момента.
   - Пф, неужели ты веришь в эту ересь? Бабы-дуры, чем бы ни тешились. Хочешь сказать, что прямо сейчас, в этой самой комнате, в которой мы так активно ведём разговор, сидят и смотрят на нас духи? Эй, духи, привет! Как живётся? Ха-ха! Нет, ты меня не убедил. Нет души, ты не можешь доказать это, как бы ты не усердствовал. А что нельзя доказать, то и не существует. Ведь согласись – гораздо разумней опираться на знания, нежели на чувства, которых, к слову сказать, тоже нет именно в том значении, в котором о них отзываются.
    Оливер гневно посмотрел на Альфреда. Теперь его пресловутая сомнительность стала чем-то бесконечно отвратительным и низким, нежели великим и служащим для блага всего человечества. Отрицать наличие души.…Разве все мы лишь куски плоти с бегущей кровью по нашим венам? Неужели люди совершали самопожертвования и стремились к великому лишь из физиологических потребностей? Человек не может быть устроен так примитивно и пошло. Он чувствовал, как в нём растёт презрение. Презрение к этому человеку, так искусственно улыбающемуся и смотрящему в никуда. Теперь он не видел никакой изюминки в его агрессивности – лишь способ залатать собственные недостатки, находя и обличая их у других. Это доставляло ему неизмеримое удовольствие. А его скептичность в оценивании всего в этом мире? Лишь способ выделиться, сказать новое слово, которое, как потом окажется, сказали уже тысячи раз до тебя такие же умники и прогрессоры, чьи идеи потом постепенно утихли за неимением достоверности. Этот мир прост, задача человека лишь увидеть эту простоту. Не примитивность, а простоту. Чем человек лучше и умнее, тем с ним легче. Альфред был прямо противоположен этому определению. Оливер понял, что намного лучше своего учителя. Он мог бы встать на его замену, но не будет. Не будет лишь потому, что видит бесполезным доказывать Альфреду хилость его суждений. Он лишь в очередной раз согласится с ним, но будет вести уже свою линию. Он не стремился отказываться от этой дружбы – таким образом, он мог бы видеть суждения, неспособные выжить и найти себе достойного применения.
  - Хм, я подумаю над этим.
  - Вот и славно. Я знал, что ты смышленый. Но иной раз тебя всё же надо подталкивать на путь истинный, а то собьешься и сгинешь в этом мире, - мягко улыбнулся Альфред и подмигнул Оливеру. Того обдало жаром, и по спине пробежались мурашки от такой неслыханной наглости. Но он сдержался и процедил сквозь зубы: - Да-да, что бы я делал. Я пойду домой, а то уже темнеет.
    Он вышел на улицу. Ярость затуманивала разум, и он еле различал окружающие его предметы.… Пришёл домой. Разделся и сразу же лег в кровать. Жена проснулась от шума и спросила: - Ты горишь, что-то случилось?
   - Да…то есть, нет.…В общем, не заморачивайся.
     Жена привстала и попыталась отыскать глаза мужа в темноте и нашла их благодаря неистовому блеску, стоящему в них.
   - Нет, ты всё же скажи. Тебя это душит, я чувствую.
   - Хорошо. Это всё из-за Фредди, я не могу больше слушать его рассуждения. Сегодня он сказал, что души нет, представляешь?! Души нет!!!
   Жена улыбнулась, - Я всегда говорила, что его мысли ограничены, теперь и ты наконец-то заметил это. Альфред – в высшей степени свинья, прикрытая павлиньими перьями. Таких, как он, достаточно, и из-за них я иногда с досадой думаю о людях. Опасайся его. Слушай его и делай выводы, каким нельзя быть. А теперь – спать, - она поцеловала его и повернулась на бок.
    Оливер, всё ещё хмурый, полежал с минут десять в негодовании, потом обнял жену и заснул с блаженной улыбкой. С улыбкой свободного человека.