Пушкин. Роман в стихах. Глава восьмая

ГЛАВА  ВОСЬМАЯ

ПОЕЗДКА  В  ОРЕНБУРГ. БОЛДИНО.
ПИСЬМА  К  НАТАЛИ.

«Не  мешай  мне, не  стращай  меня, будь  здорова,
смотри  за  детьми, не  кокетничай  с  царём. Я  пишу, я 
в  хлопотах, никого  не  вижу – и  привезу  тебе  пропасть
всякой  всячины».
                Пушкин – Н.Н. Пушкиной  11 окт. 1833г.
                Из  Болдина.
               
                I
Багаж, дорога, пассажиры…
Какой-то  в  этом  есть  резон –
Покинув  тёплые  квартиры,
Стремиться  вдаль – за  горизонт.
Потом  ночами  будет  сниться,
Как  над  дорогой  пыль  клубится,
Как  красит  небосвод  заря…
Да  нет, конечно, всё  не  зря!
И  эти  чудные  закаты,
И  эти  огоньки  вдали,
И  этот  запах  от  земли,
И  речки  быстрой  перекаты,
Всё  нам  припомнится  потом,
Когда  в  родной  вернёмся  дом.

                II
Давай-ка, брат, тихонько  трогай
Трёх  вороных  своих  коней,
Дай  насладиться  нам  дорогой,
Да  песней  душу  отогрей!
Назад  уходят  постепенно
Стога  в  тумане  по  колено,
Кресты  погоста  и  дома,
Уходит  всё  клочками  сна.
У  рощи  задержись  немного,
Берёзкам  дай  послать  привет,
Услышать  шелест  их  в  ответ.
Ну, вот  и  славно! Слава  Богу!
И  кони  лихо  мчат  вперёд,
Туда, где  нас  никто  не  ждёт.

                III
«Итак, покинув  берег  невский,
Я  продвигаюсь  на  восток.
Вчера  вот, вместе  с  Соболевским,
Под  вечер  прибыли  в  Торжок.
Ужасная  была  погода!
Волнами  морщились  болота,
Дождь  с  ветром  в  спину  гнали  нас,
И  прояснилось  лишь  сейчас.
Деревья  падали, стоная.
Я  насчитал  их  с  пятьдесят.
Пятнадцать  верст  прошли  подряд,
Змей  по  дороге  убивая –
Повылезали  с  дуру  и
На  солнце  нежились  они».

                IV
«Москва, Москва… скорей  бы  дальше.
Я  не  люблю  твоей  Москвы.
Скажу, мой  ангел, и  без  фальши:
Милее  берега  Невы.
Вчера  я  пил  твоё  здоровье.
И  нет, не  молоко  коровье.
В твой  день  счастливый  именин
Поднял  стакан, и  не  один.
Ты  в  зеркало  смотрелась  ныне?
Уверилась, что  краше  нет?
Люблю  тебя, как  белый  свет,
Ты,  как  глоток  воды  в  пустыне.
А  душу  нежную  твою
Я  более  всего  люблю».

                V
«Собачий  сын, ты  что  же  это
Каким-то  нелюдимым  стал?»,-
Раевский  славного  поэта
У  книжной  лавки  повстречал.
«Скотина, - тоже  по-французски,
Поэт  ответил, а  по-русски
Спросил,- и  что  же  ты, злодей,
Не  едешь  сам, а  ждёшь  гостей?»
Потом  с  бутылкою  мадеры
Они сидели  «глаз  на  глаз».
И  Крым  далёкий  и  Кавказ,
Забыв  про  светские  манеры,
Припомнили  тогда  друзья,
Конечно, грусти  не  тая.

                VI
«Ух, женка, страшно! Но  признаюсь:
Тут  с  городничихой  одной
Нелепый  случай, но  покаюсь,
Тем  паче, случай-то  смешной:
Я  мимо  проходил, и  дама
Меня  воды  ушатом  прямо:
«Как  вам  не  стыдно,- говорит,
И  зло  так  на  меня  глядит,-
У  вас  две  тройки, не  юлите!
И  сколько  можно  ждать  ещё?»
И  тётка  тут  ещё  её.
Решили, будто  я  смотритель!
Так  ждать  устали  лошадей.
Я  посмеялся, ей  же  ей!

                VII
А  после  извиняться  стали,
И  я  им  тройку  уступил.
Они  давно  уже  отстали.
Красива? Сущий  крокодил!
О  чём  я  и  горюю, Таша.
Смешная  эта  встреча  наша
Тебя, быть  может, развлечёт.
Надеюсь, дальше  повезёт.
Ты  представляешь, я  в  Казани,
Пытаю  местных  стариков:
Где  шли  бои, и  сам  каков
Был  Пугачёв. Набрался  знаний,
Доволен  очень, что  застал,
И  всё  подробно  записал».

                VIII
«Гаврилу  гнать  бы  в  шею  надо.
Клянусь, рассердит, наконец.
Такая  редкая  награда:
Всех  рябчиков  сожрал, подлец!
Язык, как  помело  летает.
Сегодня,  слышу,  объявляет:
«Приехал  Пушкин, генерал!»
Так  в  зубы  бы  ему и  дал.
А  я  и  плечи  уж  расправил:
Уверенность, орлиный  взор,
И  с  виду, чем  не  ревизор?
Себе  картину  и  представил:
Пошла  мышиная  возня.
Не  ждали, стало  быть, меня!

                IX
Засуетились, дармоеды!
Да  нет, Гаврила – молодец!
Несут  нам  вкусные  обеды,
И  стерлядей  и  холодец,
И  тут  же  квас  тебе, и  баня…
Эх, где  же  ты, цыганка  Таня?
И, как  ручей  звенящий  с  гор,
Весёлый  твой, цыганский  хор!
Расслабились  тут  все  без  глазу!
Проворовались, знаю  я.
Но  длинная  рука  моя,
Клянусь, и  к  самому  Кавказу
Дотянется  издалека…
Целую, ангел  мой, пока.»

                X
«С  утра  сегодня  я  в  Симбирске.
Отсюда – прямо  в  Оренбург.
И  путь, увы, ещё  не  близкий…
Тревожусь  о  тебе, мой  друг.
Приеду, разберусь  с  долгами.
И  как  ты  ладишь  с  мужиками?
Мужик  ведь, против  бабы – дрянь.
И  лень  хвостом  за  ним, и  пьянь.
Найми, если  прислуги  мало.
Я  мнителен, как  мой  отец.
Но  ты, я  знаю, молодец!
Скучать  не  будем, не  пристало.
Клянусь, к  тебе  бы  полетел,
Но  впереди – громада  дел».

                XI
«Опять  в  Симбирске! Как  распятый!
Вчера, как  стали  выезжать,
Дорогу  заяц  нам, проклятый
Изволил  вдруг  перебежать.
Нет, будь  я  борзою  собакой,
То  дело  кончилось  бы  дракой.
Как  бы  он  ловко  не  юлил,
Уж  я  его  бы  затравил!
На  третьей  станции  застряли:
Есть  кони, нету  ямщиков!
Беда  от  пьяных  мужиков!
Когда  бы  водку  не  хлестали,
Окольною  дорогой  я
Не  ехал  бы, душа  моя».

                XII
«Насилу, ангел  мой, добрался.
Дорога – оторви  и  брось.
Хоть  две  строки  связать  пытался,
Да  только  нет, не  удалось!
Мне  кочки  вытрясли  всю  душу,
Но  обещаний  не  нарушу.
О  Болдине  мои  мечты
(Хотя, на  первом  месте  ты).
Давно  мечтаю  запереться.
Уж  дурь  находит  на  меня.
Здесь  буду  два  или  три  дня.
Погода – где  бы  отогреться.
Скачу  к  яицким  казакам –
Суровым  местным  мужикам».

                XIII
«Был  тут  в  столице  Пугачёва,
Где  на  престоле  он  сидел.
А  как  сидел, о  том  два  слова.
Его  не  позабудешь  дел.
Народ-то  расступился  в  страхе,
Летели  головы  на  плахе,
И  висельники, как  мешки,
Уже  висели  у  реки.
Пугач  же  в  церковь  входит  важно,
И  прямиком  идёт  в  алтарь.
Я, говорит, мол, государь.
Располагается  вальяжно,
И  ножкой, эдак, топнул  в  пол:
«Ну, наконец-то,  мой  престол!»

                XIV
Признаюсь, я  повеселился!
Ну, чем  тебе  не  анекдот?
Как  самозванец  воцарился,
И  как  об  пол  он  ножкой  бьёт!
Вчера  был  у  одной  старухи.
Все  песни  записал  и  слухи.
И  клад  тут, якобы, зарыт.
Покойник, мол, его  хранит.
В  Уральске  был, у  атамана,
И  славно  принят  у  него:
Икра  и  доброе  вино,
И  хлеб  хороший  и  сметана…
Но, кажется, пора  и  в  путь.
Авось, доеду  как-нибудь».

                XV
Старухам  был  он  не  по  нраву.
«Антихрист!» - вот  их  приговор.
Чем  он  навлёк  такую  славу?
О  том  отдельный  разговор:
Вошёл, иконы  не  заметил,
И  в  страхе  разбежались  дети;
И  шляпу  мятую  не  снял,
И  всё  расспрашивал, писал.
Дал  новенький  червонец  бабке.
Фальшивый, знать! Как  жар  горит!
Лопаткой  ногти, и  не  брит!
Он, знать, и  в  церковь  ходит  в  шапке!
И  никакой  он  не  поэт.
Антихрист! И  сомнений  нет.

                XVI
Уныло  и  зимой  и  летом
В  степи, и  долог  путь  домой.
Помчимся  следом  за  поэтом
И  мы, читатель  дорогой.
Конечно, есть  милей  и  краше,
Места, чем  эти  степи  наши.
Здесь  есть,  где  глазу  отдохнуть,
Тем  более, что  долог  путь.
За  что  тут  взгляду  зацепиться?
Степь – море! За  волной – волна,
И  только  в  небесах  видна
Парящая  кругами  птица.
Потом  исчезнет  и  она,
И  снова – за  волной – волна.

                XVII
Тем, кто  полазил  по  планете,
Близка  романтика  дорог.
Известно: осень – дождь  и  ветер.
Порой  не  выйдешь  за  порог.
И  бодрость  первого  мороза,
И  в  грязь  ушедшие  колёса,
И  журавлей  неровный  клин –
С  осенних, всё-таки, картин.
«Была  всё  славная  погода;
Считаю, просто  повезло.
Потом  дороги  развезло –
Дожди  затеяла  Природа.
Теперь – морозец  и  снежок.
И  кто б  налил  «на  посошок».

                XVIII
На  станции  просил  я  слёзно,
Хотя  бы  чашку  кислых  щей.
Старуха  мне  сказала: поздно,
Но  Бог, как  говорится, с  ней.
Наш  мир  ведь, как  известно, тесен.
Попутчик  мой  был  так  любезен –
От  пуза  просто  накормил,
Вином  хорошим  угостил.
Вообрази  же  удивленье,
Когда  за  сыном  он  послал.
Я  друга  старого  узнал!
Бывают  в  жизни  совпаденья!
В  степи, на  станции  глухой,
У  нас  был  просто  пир  горой».

                XIX
“…А впрочем, хватит  про  погоду.
Как  пишется? Скажу: никак.
Валю  тут  через  пень-колоду,
Да  о  колено, и  в  овраг.
Через  Михайлу  Иванова
Разорены  крестьяне  снова,
И  вот  же, получить  изволь,
Ещё  мне  головная  боль.
Судачат  обо  мне  соседи:
Мол, штоф  настойки  перед  ним.
Он  хлоп  стакан, запил  другим.
К  тебе  доходят  слухи  эти?
Вот  так  и  пишет  день-деньской.
Но  это  слава, ангел  мой!»

                XX
«В  границы  болдинские  въехав,
Попов  проклятых  повстречал.
Ну, вижу, не  видать  успеха.
И  очень  сильно  осерчал.
Да  если  б  не  они, мерзавцы,
Не  зайцы  и  заимодавцы,
Жилось  не  плохо  бы  вполне.
Так  думалось  дорогой  мне.
Недаром  были  встречи  эти –
Сегодня  не  совсем  здоров.
Не  чёрт  ли  тех  послал  попов?
Как  ты  сама, и  как  там  дети?
И  браться  за  дела  пора,
Но  у  меня  пока  хандра».

                XXI
Лампада  часто  в  кабинете
И  до  утра  могла  коптить.
Стихи – как  маленькие  дети,
Капризны, их  не  уложить.
Обычно  скорый  на  решенья,
Живой, порывистый  в  движеньях,
Шагами  тесный  кабинет
Ночами  меряет  поэт,
Пока  не  заискрится  фраза,
Потом  опять  ходить  начнёт,
Чайку  хлебнёт, ещё  нальёт…
О, муки  творчества! Зараза!
Добавит  рома  капель  пять.
Секрет  в  чём  кухни, не  понять.

                XXII
«Все  дни  мои  однообразны.
Я  просыпаюсь  в  семь  часов.
Лежу  до  трёх, и  много  разных
Мараю  от  души  стихов.
А  с  трёх – в  седло. Не  больно  рано…
А  в  пять  я  погружаюсь  в  ванну.
Картофель, каша – мой  обед.
Скучать-то  времени  и  нет.
Я  расписался, сообщаю,
И  пропасть  написал  всего.
Ещё  что? Больше  ничего.
До  девяти  часов  читаю.
А  как  невмоготу  читать,
То, видимо, пора  и  спать».

                XXIII
«В  степной  глуши  ли  я  ночую,
Иль  в  этой  пакостной  Москве,
Я  знаю, что  судьбу  иную
Уж  не  видать, конечно, мне.
А  для  чего? Тебе  признаюсь,
Что  я  же  для  тебя  стараюсь.
Спокойна  будь, Христос  с  тобой!
Сияй  своею  красотой.
Хлопот  же  мне  и  так  с  избытком,
И  ты  мне  их  не  добавляй,
А  ревность  глупую  считай,
Как  я  считаю, пережитком.
Пока  в  делах, и  буду  я
Конца  не  раньше  ноября».

                XXIV
В  тот  вечер, посреди  кадрили,
Наталье  передал  лакей,
Мол, Ваши  дети  нашалили.
Домой  Вам  надо  поскорей.
Что  делать  с  этою  заботой!
Наталья, с  явной  неохотой,
Спустилась, чтоб  в  карету  сесть.
Но  что  это! В  ней  кто-то  есть!
Её  вдруг  обхватили  руки.
О, ужас! Кто-то  с  бородой!
«И  напугал  же, дорогой…!»
И  поцелуй  после  разлуки
На  полуслове  оборвал.
Вернулся! И  окончен  бал.

ПРОДОЛЖЕНИЕ - http://www.stihi.ru/2012/11/17/3690