Рассказ

                Из серии «Подарок судьбы»
                Молоко кобылицы

     История рождения ребёнка в семье Павла и Маруси Холопченко быстро облетела хутор Зимин. Первые дни марта 1945 года были снежными, холодными, метелисты-ми. Керосина для лампы и свечей не было, и хату освещал  фитилёк: кусочек верёвки или жгутика, пропитанный  растительным маслом и торчащий из  маленькой жестяной баночки, стоящей на блюдце. В хате этот огонёк горел всю ночь, потому что малышка своим плачем постоянно требовала к себе внимания. Родившаяся звонкоголосая девочка была очень слабенькой и маленькой.
     Маруся медленно отходила от тяжёлых родов. Сказывалась на здоровье затянувшаяся простуда. А
крикливый ребёнок не давал спать по ночам. Пашка жалел свою жену. Он видел, как она мучилась, когда принимал появившееся на свет крохотное существо, ожившее в руках ловкой повитухи. Может, именно потому он относился и к Марусе, и родившейся девочке с необычайной лаской и вниманием, хотя очень ждал сына. Ночью, давая поспать жене, ходил по сонной хате, держа в ладонях тёплый комочек, который был завёрнут в маленькое лоскутное одеяльце, приготовленное трудолюбивой рукодельницей-женой. Детское голубое атласное одеяльце, купленное им для мальчишки, о котором мечтал, аккуратно сложенное лежало в сундуке. Качая малышку, Павел «мурлыкал» себе под нос любимые песни, каких знал множество, ведь до войны, когда служил в армии, он был солистом казачьего хора. Да и в своём четвёртом Гвардейском кавалеристском полку во время войны был лучшим запевалой. В 1943 году его геройский полк освобождал Пятигорск. 
     Малышке ещё не дали имя, и отец, переживший необычное её появление на свет, и полюбивший крошку с первой минуты, называя её просто: «масюничка».  Иногда, открыв утром глаза, Маруся умилённо наблюдала «живописную» картину: Пашка сидел верхом на лавке возле тёплой, не остывшей за ночь печи и в ладонях, зажатых между колен,  как в люльке, держал малышку. Оба, чувствуя друг друга душой и телом, мирно спали. Эти необъяснимые и только им понятные чувства остались на всю жизнь – чувство отцовской любви к дочери и её любви к отцу.         
     Жили, как водилось тогда на хуторах, большой семьёй. У Маруси, старшей из трёх сестёр, уже была девятилетняя дочь Лида, а у второй  сестры-Любы – дочь Кира, на год младше  Лиды. Когда родилось нечто безымянное, горластое, не дающее никому покоя, им не разрешали даже близко подходить к малышке, не то что подержать, чем ещё больше вызывали любопытство. В семье шли споры о том, как назвать это чудо. Младшая сестра Маруси – Надежда, мечтавшая стать педагогом, много читала, она и предложила дать малышке имя Лариса, объяснив, что в переводе с греческого языка это означает «чайка». Почему-то споры сразу прекратились, но ещё несколько дней каждый из членов многочисленной семьи молча обдумывал это необычное в то время для сельской местности имя.   
     Ужинали всегда все вместе. В тишине был слышен приятный хруст хлебной корочки, откусываемой Павлом.
Вкусный душистый хлеб пекла тёща в русской печи, душевная, всегда спокойно-приветливая уже трижды бабушка Параска. Прасковья еще до революции жила у священника, где научилась мастерству пекаря, и её хлеб был лучшим на хуторе, чем она очень гордилась. А в праздник радовала свою семью пирогами с капустой, яблоками и вкусными булочками.
     Вот за ужином Пашка и произнёс, обращаясь к Лиде: «А что, Лидия Павловна? Лариса Павловна – тоже хорошо!» И все с ним согласились. 
     В августе, когда маленькой Ларисе исполнилось пять месяцев, она заболела. Начавшийся внезапно кашель душил малышку. Тельце содрогалось, сжималось. Личико краснело, а потом начинало синеть. Хуторской фельдшер
объявил: «Это коклюш в тяжелейшей форме, ребёнок слабенький». Ни лекарства, ни бабушкины снадобья, ни знахарские заговоры ребёнку не помогали. Вымученные родители начали терять надежду на выздоровление дочери.
     В то время друг и кум Павла Иван, который крестил Ларочку, работал конюхом. Колхозное хозяйство восста-навливалось после войны. Лошади были  и в цене, и в почёте. Их разводили и тщательным образом  за ними ухаживали. Иван-то и сказал, что у Рыжухи кобылицы   только что появился жеребёнок с белым пятном на лбу. Он уже твёрдо стоял на ногах и тянул из сосков тёплое молоко. Иван и подумал: а не дать ли в самом деле малышке кобыльего молока, как советовала повитуха Агриппина, принимавшая роды у Марии?
     Он пошёл на конюшню. Рыжуха  спокойно жевала пучок травы, пофыркивая, мотая головой. От неожиданного стука двери лёгкая дрожь пробежала по её крупу.
     - Тихо, тихо, спокойно, –  произнёс Иван и ласково погладил кобылицу по холке, – не бойся, Рыжуха, ты у меня умница и должна как мать матери помочь. Твой-то сынок здоров, а девчушка еле на этом свете держится.
     Иван вырастил Рыжуху, и она понимала его и слуша-лась. Он держал в одной руке алюминиевую кружку, второй поглаживал кобылицу. Та, совсем успокоившись, продолжала жевать траву. Иван, подставив кружку под свободный сосок у кобылицы рядом с маленькой мордой сосущего жеребёнка, стал ловко сцеживать молоко. Ров-ная белая струйка, ударяясь в стенку кружки, моментально стекала вниз и наполняла  её. Иван с детства владел мастерством дояра, так как в семье был единственным ребёнком и во всём помогал своей матери дома, даже доить корову. Жеребёнок продолжал спокойно сосать, а Иван доить кобылицу.   
     Укутав полотенцем наполовину наполненную кобыль-им молоком кружку, Иван быстро зашагал на хутор.
     Дрожащими от волнения руками Маруся перелила молоко кобылицы в бутылочку и стала запихивать надетую на неё соску между сжатыми посиневшими губами ребёнка. От первых капель молока, не бравшая сутки материнскую грудь, малышка разжала губки, затем опять зашлась в кашле и срыгнула выпитое молочко. Неожидан-но кашель стих,  Лариса стала жадно сосать сладковатое молоко кобылицы. Первый раз за многие беспокойные дни малышка проспала три часа без изнурительного для неё кашля.
      Иван, всегда желавший помочь другу Пашке, на другой день снова был в конюшне и, говоря ласковые слова Рыжухе, доил кобылицу. Так продолжалось полтора месяца. Иван приносил своей крестнице тёплое кобылье молоко, она пила его, и постепенно душивший малышку кашель стих. Стала сходить синева  с маленьких пухлых губок  и вокруг рта ребёнка.
      Начало осени было теплым. Рыжуху выводили  с жеребёнком на прогулку, тот  подбегал к кобылице, быстро находил желанный сосок и с жадностью сосал целебное молоко своей матери, которое не только наполняло бодростью и силой будущего красавца коня, но и вылечило недуг маленькой девочки, подарив ей энергию и силу на всю жизнь.