Алеше. Галлюциногенно - бессистемное

А на фото моих - эти любимые лица,
и каждый из них мне очень часто снится,
я с ними когда-то опять не успела проститься,
потому что однажды снова хочу вернуться.

Я вспоминаю фразу «Этот тюльпан в петлице»,
давняя, нервная, искренняя страница
юности, от которой уже не смогу проснуться…

Девочка вроде еще совсем молодая,
и может, сумеет еще прочитать Камасутру и Хэммингуайя,
но с ритмами жизни ее, Господи, дай ей дожить до мая,
чтобы в кой-т-веки искренне улыбнуться.

А пока она нервно крутит приборы, клетки,
столы натирает,
бережно рвет салфетки,
пепел ссыпает
в ладони мальчика-официанта.
Слишком много ненависти и таланта.
Но куда ей деваться – нервы, футболка, фартук.
Слишком жестокая ей достается мантра.

Татуировка феникса, голос сиплый,
словно учитель, крича на стажеров,
видимо под-охрипла.
Снова пьет по ночам, и не работает, ленится,
и ей не хватает двух с половиной литров
крепкокго алкоголя,
и кипит самбука,
а не шампанское пенится,
и ей уже давно безнадежно во все не верится…

Что же, бывает.
Мальчик любимый ее же не замечает.
На каждую новую стройную душу ее меняет.

И дай же ей Бог оставить ее в покое.
Чтобы однажды под шум морского прибоя
ей засыпать в объятьях любимого, светлого,
пусть и не первого,
нервного,
но искреннего и нежного,
чтобы любил ее даже сильнее прежнего..

– Алеша, не надо танцев,
 мы же с тобой отчаянные повстанцы,
нам же пора меняться –
тебе быть юным, мне начать улыбаться,
давай посидим с тобою в этой прекрасной
бездне цветов и пепла,
таким отчаянным и красиво-бесполезным,
ибо уже давно от тебя ослепла,
и чувствую, как природа эта
в девственности своей становится нам покоем…
мы же в друг друга верим,
друг друга стоим,
мы же – частички лета, и это
– воля,
и… помнишь… капли морского прибоя
жаждали кожи нашей…
Мы назовем нашего мальчика Пашей.
А девочку Алевтиной.
Ибо – это важно.
Это необходимо.