Театр времен

               
                Античность в поэзии Осипа Мандельштама

   Осип Эмильевич Мандельштам - один из немногих поэтов, которые  чув-
ствовали себя в мировой культуре как дома. Он и поэт, и критик, и тео-
ретик искусства, и переводчик, и в каждой из этих ипостасей он  выгля-
дит органично и естественно, и никогда поэт в нем не борется с  теоре-
тиком - разве что глубина его понимания и трактовки чужого  творчества
и чужой культуры недосягаемо высока и вызывает подлинное восхищение  и
чувство собственной непосвященности и запретности того  знания,  кото-
рым он, поэт, наделен от Бога.
   Одним из любимейших уголков мировой культуры была для  Мандельштама
античность, которую он не просто знал и любил, но сквозь призму  кото-
рой воспринимал и собственную жизнь, и свою эпоху. В то же время  "ан-
тичные" стихи Мандельштама являют собой своеобразную энциклопедию  ан-
тичной литературы: и мифология, и лирика, и эпос, и драма - все  нашло
отражение в его поэзии.

                *   *   *

   Толчком  для  написания  раннего  стихотворения   "Она    еще    не
родилась..." (1910 год) явился миф о рождении богини  любви  Афродиты,
которая,  по  хорошо  известному  всем  преданию,  возникла  из   пены
морской.(1) В стихотворении описано мгновение перед рождением богини:

                Спокойно дышат моря груди,
                Но, как безумный, светел день,
                И пены бледная сирень
                В мутно-лазоревом сосуде. (2)

   Любовь, которая через мгновение воплотится в богине, есть "первоос-
нова жизни" и "всего живого ненарушаемая связь" (3). Она же - воплоще-
ние нераздельности слова и музыки, кровное родство которых остро  чув-
ствовал поэт, всегда  стремившийся  вернуться  в  состояние  "первона-
чальной немоты"(4) и чистоты и часто выражавший это стремление в своих
стихах ( см., например, "Слух  чуткий  парус  напрягает..."(1910  г.),
"Раковина" (1911 г.), "Душу от внешних условий..." ( 1911 г.), "Отрав-
лен хлеб и воздух  выпит..."  (1913  г.),  "Есть  иволги  в  лесах..."
(1914г.), "В хрустальном омуте какая крутизна!.." (1919 г.), "Я  слово
позабыл,  что  я  хотел  сказать..."  (1920  Г.),  "Я    по    лесенке
приставной..." (1922г.),  "И  Шуберт  на  воде,  и  Моцарт  в  птичьем
гаме..." (1934 г.), "Вооруженный зреньем узких ос..." (1937 г.), "Я  в
львиный ров и в крепость погружен.." (1937 г.), "Флейты греческой  тэ-
та и йота..." (1937 г.) - (5). Так и здесь:

                Останься пеной, Афродита,
                И слово, в музыку вернись,
                И сердце сердца устыдись,
                С первоосновой жизни слито! (6)

   Александр Блок в своей речи "О назначении поэта", посвященной  84-й
годовщине со дня гибели Пушкина и прочитанной им незадолго до смерти в
революционном холодном Петрограде 13 февраля 1921 года, говорит о  за-
дачах поэта, возложенных на него его даром:
   "Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет,  конечно.  Он
называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет  стиха-
ми, потому что он - сын гармонии, поэт.
   Что такое гармония? Гармония есть согласие мировых сил, порядок ми-
ровой жизни. Порядок - космос, в противоположность беспорядку - хаосу.
Из хаоса рождается космос, мир, учили древние. Космос - родной  хаосу,
как упругие волны моря - родные грудам океанских валов...
   На бездонных глубинах духа, где человек перестает  быть  человеком,
на глубинах, недоступных для государства и общества, созданных цивили-
зацией,- катятся звуковые волны,  подобные  волнам  эфира,  объемлющим
вселенную..."(7)
   "Поэт - сын гармонии... Три дела возложены на него: во-первых - ос-
вободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают;
во-вторых - привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в-третьих  -
внести эту гармонию во внешний мир..." (8)
   Мандельштам всегда стремился к полному слиянию с  теми  источниками
гармонии, о которых пишет Блок, словно предчувствуя, что скоро они ис-
сякнут либо, как в той же речи сказал Блок, могут быть "изысканы сред-
ства для их замутнения"(9):

                Да обретут мои уста
                Первоначальную немоту,
                Как кристаллическую ноту,
                Что от рождения чиста! (10)

   В стихотворении 1915 года "Бессонница, Гомер...", ставшем хрестома-
тийным, что редкость для Мандельштама, поэзия которого, как ничья дру-
гая, ускользает от однозначных толкований,  продолжается  тема  любви,
которою все в мире "движется" - и жизнь природы, и поступки людей.

                Как журавлиный клин в чужие рубежи -
                На головах царей божественная пена -
                Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
                Что Троя вам одна, ахейские мужи? (11)

   И не так явно, как в стихотворении 1910 года, которое, кстати, час-
то публикуется под названием "Silenzium" ("Молчание"), но и здесь при-
сутствует мотив возвращения в бессловесность стихии,  только  на  этот
раз стихия, одержимая страстью, сродни той, что ведет корабли ахеян  к
стенам Трои, грохочет:

                И море, и Гомер - все движется любовью.
                Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
                И море черное, витийствуя, шумит
                И с тяжким грохотом подходит к изголовью. (12)

   В стихотворении 1920 года "За то, что я руки твои  не  сумел  удер-
жать" переплетены как бы независимые две темы: гибель  Трои  и  утрата
любимой:

                За то, что я руки твои не сумел удержать,
                За то, что я предал соленые нежные губы,
                Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.
                Как я ненавижу плакучие древние срубы.
                ............................................
                Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел!
                Зачем преждевременно я от тебя оторвался!
                Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
                Еще в древесину горячий топор не врезался. (13)

   Последняя ночь Трои. Последняя ночь любви. Рассвет принесет  гибель
городу. Утро убьет надежду на возвращение любимой. Две  темы,  звучав-
шие вначале вполне самостоятельно, сливаются в  контрапункте  чувством
отчаяния и неизбежности того, что произойдет, происходит, уже произош-
ло:

                Где милая Троя? где царский, где девичий дом?
                Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
                И падают стрелы сухим деревянным дождем,
                И стрелы другие растут на земле, как орешник.

                Последней звезды безболезненно гаснет укол
                И серою ласточкой утро в окно постучится,
                И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
                На стогнах шершавых от долгого сна шевелится. (14)

   Одно из самых насыщенных античными реминисценциями стихотворений  -
"На каменных отрогах Пиерии..." (1919 год), в  котором  поэт,  как  бы
сплетая венок из четырех различных мифологических  сюжетов,  рассказы-
вает о зарождении поэзии.
   В первой строфе использован миф о пиеридах ( одно из названий муз),
которые обитали в Пиерии - местности во Фракии, названной так по  име-
ни Пиера, прибывшего из Македонии, установившего число муз  и  давшего
имя каждой из них (15) :

                На каменных отрогах Пиерии
                Водили музы первый хоровод,
                Чтобы, как пчелы, лирники слепые,
                Нам подарили ионийский мед. (16)

   "Лирники слепые" - вероятно, образ, навеянный представлением о  Го-
мере как слепом певце.
   Вторая строфа посвящена поэзии Сафо:

                Бежит весна топтать луга Эллады,
                Обула Сафо пестрый сапожок,
                И молоточками куют цикады,
                Как в песенке поется, перстенек. (17)

   Удивительно точно передана та нервная и легкая  подвижность  танца,
которая свойственна ритмике Сафо.
   В третьей строфе поэт образно повествует о рождении лирической поэ-
зии, упоминая имя первого исторически засвидетельствованного  музыкан-
та (18):

                Нерасторопна черепаха-лира,
                Едва-едва беспалая ползет,
                Лежит себе на солнышке Эпира,
                Тихонько грея золотой живот.
                Ну, кто ее такую приласкает,
                Кто спящую ее перевернет -
                Она во сне Терпандра ожидает,
                Сухих перстов предчувствуя налет. (19)

   Только поэт мог сказать о поэзии, родившейся из соединения музыки и
слова, как о пробужденной силою любви женщине.
   И в последней строфе возникает образ Островов Блаженных  в  царстве
Аида, где живут безгрешные души. Как  комментирует  Р.Грейвс,  Острова
Блаженных - это "яблоневый сад потустороннего мира,  куда  допускаются
только души героев" (20); "они живут у "границ земли","близ  океанских
пучин", где земля приносит им трижды в год обильные плоды"(21).  Пин-
дар так описывал эту вожделенную местность:

                Остров Блаженных
                Овевается там веяньями Океана;
                Там горят золотые цветы,
                Возникая из трав меж сияющими деревьями
                Или вспаиваемые потоками.
                Там они обвивают руки венками
                и цепями цветочными...(22)

   У Мандельштама же эти острова - земля, где живет только Поэзия, это
обитель чистого творчества, не омраченного земными нуждами,  недоступ-
ное царство свободы и радости:

                Поит дубы холодная криница,
                Простоволосая шумит трава,
                На радость осам пахнет медуница.
                О, где же вы, святые острова,
                Где не едят надломленного хлеба,
                Где только мед, вино и молоко,
                Скрипучий труд не омрачает неба,
                И колесо вращается легко. (23)

   Милой сердцу Элладе, золотому веку культуры,  противостоит  двадца-
тый век, "век-зверь" (24). Убийственный контраст между ними в  стихот-
ворении "Я не увижу знаменитой "Федры"..." (1915 г.) смягчен ступенча-
тым возвращением в прошлое. Поэту как бы не  хватает  духу  обратиться
сразу к началу, и он делает остановку в эпохе  классицизма,  поставив-
шей античную модель в качестве образца и идеала:

                Театр Расина! Мощная завеса
                Нас отделяет от другого мира;
                Глубокими морщинами волнуя,
                Меж ним и нами занавес лежит.
                Спадают с плеч классические шали,
                Расплавленный страданьем крепнет голос
                И достигает скорбного накала
                Негодованьем раскаленный слог...

                Я опоздал на празднество Расина! (25)

   Но осознание себя в реальности I мировой войны  после  "празднества
Расина" еще не так страшно. Если заглянуть глубже в даль веков - прос-
то нечем дышать, и это многоточие в конце стихотворения  подобно  пос-
леднему выплеску сдувшегося воздушного шарика.  Спектакль  окончен,  а
жизнь ужасна:

                Когда бы грек увидел наши игры... (26)

   Написанное через год "В Петрополе прозрачном мы умрем..." (1916)  -
это как бы мифологическая картина эпохи - времени и места,  в  которых
распоряжается Прозерпина - властительница  загробного  мира.  Это  яс-
ное,как лик смерти, предчувствие гибели целой культурной эпохи и своей
трагической судьбы:

                В Петрополе прозрачном мы умрем,
                Где властвует над нами Прозерпина.
                Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,
                И каждый час нам смертная година. (27)

   Здесь уже нет боли, как раньше. Да и времени нет. В жизни  культуры
вообще нет горизонталей - лишь пронзительная высь Вечности и мрак без-
духовности. И снова звучат крики безумной Кассандры, возвещая  гибель,
и вновь, как всегда, им не внемлют.

                Я не искал в цветущие мгновенья
                Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз,
                Но в декабре - торжественное бденье -
                Воспоминанье мучит нас!

                И в декабре семнадцатого года
                Все потеряли мы, любя:
                Один ограблен волею народа,
                Другой ограбил сам себя... (28)

   Стихотворение "Кассандре" написано в декабре 1917 года под  впечат-
лением происходящих событий:

                На площади с броневиками
                Я вижу человека: он
                Волков горящими пугает головнями:
                Свобода, равенство, закон! (29)

   Это картина общего безумия. Образ Кассандры - дочери троянского ца-
ря Приама, пророчицы, предсказаниям которой никто не верил (30) и  яв-
ляется показателем всеобщей слепоты. Последнее из  пророчеств  Кассан-
дры было о гибели Трои. Образ "милой Трои" (31) в  данном  стихотворе-
нии - метафора ускользающей,  рушащейся  жизни.  Отныне  жизнь  станет
"необходимостью бреда" (32). Упоминание в предпоследней  строфе  имени
Пушкина, который был для Мандельштама воплощением нормы, дано как кон-
траст дикому "скифскому" празднику:

                Касатка, милая Кассандра,
                Ты стонешь, ты горишь - зачем
                Стояло солнце Александра
                Сто лет назад, сияло всем?

                Когда-нибудь в столице шалой,
                На скифском празднике, на берегу Невы,
                При звуках омерзительного бала
                Сорвут платок с прекрасной головы... (33)

   В том же семнадцатом году, несколько раньше, создано  стихотворение
"Золотистого меда струя из бутылки текла..." Оно написано как воспоми-
нание о Крыме. Таврида - древнегреческое название Крыма.  Эта  древняя
земля - вместилище прошлого. Здесь время словно остановилось:  "тягуче
и долго" течет "золотистый мед"; "как тяжелые бочки, спокойные  катят-
ся дни"; "воздушным стеклом обливаются сонные  горы";  "виноград,  как
старинная битва, живет"  (34).  Так  постепенно  сквозь  современность
проступают черты античности, и в последних двух  строфах  -  фейерверк
сюжетов, вспыхивающих в  сознании  одновременно:  Елена  Прекрасная  и
Троянская война, Пенелопа, ждущая Одиссея и поиски золотого руна:

             Ну, а в комнате белой как прялка стоит тишина.
             Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
             Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена -
             Не Елена - другая - как долго она вышивала?

             Золотое руно, где же ты, золотое руно?
             Всю дорогу шумели морские, тяжелые волны,
             И покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
             Одиссей возвратился, пространством и временем полный.(35)

   Нота тоски по дому в это бездомное время, тоски по  навсегда  утра-
ченному прошлому звучит приглушенно. Поразительнее всего в  этом  сти-
хотворении ощущение покоя и незыблемости. Да, жизнь раскололась,  хре-
бет времени переломлен, но "наука Эллады" - вечная, как жизнь, как эти
горы, это море, эта тишина...
   Пройдет семнадцать лет - семнадцать долгих, мучительных лет,  преж-
де чем будет создано последнее и, может  быть,  лучшее  из  "античных"
стихотворение Мандельштама:

                Где связанный и пригвожденный стон,
                Где Прометей - скалы подспорье и пособье?
                А коршун где - и желтоглазый гон
                Его когтей, летящих исподлобья?

                Тому не быть - трагедий не вернуть,
                Но эти наступающие губы,
                Но эти губы вводят прямо в суть
                Эсхила-грузчика, Софокла-лесоруба.

                Он - эхо и привет, он - веха, нет - лемех.
                Воздушно-каменный театр времен растущих
                Встал на ноги - и все хотят увидеть всех:
                Рожденных, гибельных и смерти не имущих. (36)

   Не хочется комментировать эти стихи - их хочется произносить и слы-
шать, снова и снова, как музыку. Но как же много в них высказано!  Это
и окончательное осознание полного и необратимого  разрыва  времени,  и
тоска по героическому прошлому человечества, и прощание с  собственной
жизнью, и реквием по всем жертвам мира. Это, может быть, самая  точная
характеристика греческой трагедии: трудно не согласиться,  что  поэти-
ческие сравнения, найденные Мандельштамом, лучше всяких  всяких  прос-
транных  толкований  выражают  особенности  трагического  мира  Эсхила
("грузчика") и Софокла ("лесоруба"). Как пишет французская  исследова-
тельница Жаклин Ромийи, "у Эсхила трагическое свойство действия проис-
ходило от того факта, что люди сознавали,  что  они  слепо  повинуются
неотвратимому божественному плану, ведущему к торжеству  справедливос-
ти. У Софокла источник трагизма в том, что они сознательно и смело от-
казываются    приспособиться    к        изменяющимся        жизненным
обстоятельствам".(37)
   Но -
            Тому не быть - трагедий не вернуть...

   Времена изменились. Нет ни борцов, ни гордых страдальцев. Нота тос-
ки по героическому задана уже образом Прометея в первой  строфе,  при-
чем взят самый напряженный момент мифологического сюжета: когда  герой
отказывается назвать Зевсу имя того, кем будет свергнут громовержец, и
тот в ярости посылает орла, который острым клювом терзает печень  Про-
метея. (38)
  Но, как кто-то сказал, самое главное в поэзии -  между  строк.  И  в
этих стихах пространство раздвигается  бесконечно,  выстраивается  эта
вечная вертикаль, душа наполняется воздухом  и  становится  призрачной
разница между жизнью и смертью:

            Воздушно-каменный театр времен растущих
            Встал на ноги - и все хотят увидеть всех:
            Рожденных, гибельных и смерти не имущих.

                *   *   *

   Не все стихотворения,  отмеченные  реминисценциями  из  античности,
стали предметом рассмотрения. Вовсе за пределами данной работы  остал-
ся Рим,  который,  являясь  воплощением  государственности,  возможно,
привлекал поэта своею мощью, но, как кажется, чувств глубоких не вызы-
вал. Всякий раз, как начинает  звучать  римская  тема  в  стихах  Ман-
дельштама, такое ощущение, будто поэт сам обрывает разговор. Риму пос-
вящены несколько стихотворений 1914-1915 годов ( "О временах простых и
грубых", "Природа- тот же Рим...", "Пусть имена цветущих  городов...",
"С веселым ржанием несутся табуны..."(39), и ни в одном из них  мы  не
найдем ни отражения собственных переживаний, ни портрета своей  эпохи:
они носят характер зарисовок или облеченных в форму  стиха  сентенций.
Только в одном-единственном стихотворении зрелой поры - в  стихотворе-
нии "Рим" 1937 года мы увидим совмещение проекций  времени.  Современ-
ный поэту Рим назван "убийства питомником", а итальянские фашисты ("и-
талийские чернорубашечники") - "щенками" "мертвых цезарей" (40). Но  и
в этом стихотворении не слышно глубокой боли: речь идет о  чем-то  ап-
риорно ясном, не стоящем поэтических усилий, а точнее - в тех  вселен-
ских ритмах, в которых была сосредоточена подлинная жизнь поэта, прос-
то, наверное, места не нашлось тем жизненным реалиям, о которых упоми-
нается в данном стихотворении. Это и понятно: Древняя Греция была  ко-
лыбелью культуры, своего рода "золотым веком", тогда как Рим  -  оплот
государственности внес железную ноту в мировую историю. Культура и го-
сударственность -  вещи  несовместные.  Эту  гибельную  антитезу  Ман-
дельштам испил в своей собственной жизни до последней капли.


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ  СПИСОК

  (1) Роберт Грейвс. Мифы  древней  Греции.  Москва,  "Прогресс",1992,
      стр.34.
  (2) Осип Мандельштам. Собрание сочинений в трех томах. Международное
      литературное содружество, 1971. Том 1, стр.9.
  (3) Там же.
  (4) Там же.
  (5) Там же, стр.9,15,124,34,38,75,81,100,200,251,252,265.
  (6) Там же, стр. 9.
  (7) А.Блок. "Искусство и революция".Москва, "Современник", 1979,
      стр.350, 351.
  (8) Там же, стр. 350.
  (9) Там же, стр. 353.
 (10) Осип Мандельштам, указ. изд., стр.9.
 (11) Там же, стр. 48.
 (12) Там же, стр. 49.
 (13) Там же, стр. 86,87.
 (14) Там же. стр. 87.
 (15) "Мифы народов мира",Москва,"Советская энциклопедия",1992,
      том 2, стр. 178-179.
 (16) Осип Мандельштам, указ. изд., стр.74.
 (17) Там же.
 (18) Роберт Грейвс, указ. изд., стр. 82.
 (19) Осип Мандельштам, указ. изд., стр. 74.
 (20) Роберт Грейвс, указ. изд., стр.13.
 (21) Там же, стр.549.
 (22) Пиндар. Вакхилид.ЛП, Москва, "Наука", стр.17-18.
 (23) Осип Мандельштам, указ. изд., стр. 75.
 (24) Там же, стр. 102.
 (25) Там же, стр. 50-51.
 (26) Там же, стр.51.
 (27) Там же, стр. 61.
 (28) Там же, стр. 67.
 (29) Там же.
 (30) Роберт Грейвс, указ. изд., стр. 465, 514.
 (31) Осип Мандельштам, указ. изд., стр. 87.
 (32) Там же, стр. 67.
 (33) Там же.
 (34) Там же, стр. 63,64.
 (35) Там же, стр. 64.
 (36) Там же, стр. 240-241.
* (37) Жаклин Ромийи. "Время в греческой трагедии", Нью-Йорк, 1968. Цит.
      по кн.: А.Ф.Лосев. "Античная философия истории",
 (38) Роберт Грейвс, указ. изд., стр. 380.
 (39) Осип Мандельштам, указ. изд., стр. 37,40,40,49.
 (40) Там же, стр. 260.