Суета вокруг короны

               

               

              Странная сказка
 
   
   Где? Когда? Давно ль?
                Недавно ль?
Там ли? Здесь?
               Не в этом соль.
В замке,
             что увит был лавром,
жил-да-был один король.
    Нет, не стар ещё, но мудр,
каждый град и каждый хутор
знал в стране наперечет,
брал по совести налоги,
строил церкви и дороги,
мир хранил из года в год,
и его любил народ.               
   Всё, как-будто бы в порядке,
но не спит король наш сладко,
ночью свет в его окне:
нет  наследника в стране!             
Эта мысль его и мучит,
потому подобно тучи,
всё мрачней он с каждым днём…
   Где разгадка? Дело в том,
что жена его прекрасна,
не болеет, это ясно
подтверждают доктора,
нет сомнений, лишь вчера
был астролог заграничный,
осмотрев супругов лично,
долго звёзды изучал,
но ответ, увы, не дал.
   Так король без сна метался
по покоям, вдруг раздался
тихий стук в дверях.
                - Кто там?
   - О, милорд, явилась к вам
тут цыганка, утверждает,
будто может вам помочь,
будто заговоры знает…
   - Что за бред?! Гоните прочь!
   - Погоди, король, не стоит
даром воздух сотрясать,
               




раз венца ты удостоен,
сам всё должен понимать…
   Глядь, пред ним стоит старуха
в драной юбке и с серьгой,
что весит под грязным ухом:
    - Вот я встретилась с тобой…
Что же, выглядишь не хуже,
чем твердит о том молва,
правда, думаешь потуже…
      - Что!!!
                - Ну, всё, к чему слова?
О наследнике мечтаешь?            
Он родится. Ты познаешь
это счастье во сто крат,
и тогда из всех наград
я одну возьму лишь только,
ну а ты, отдать изволь-ка.
   И мгновенно испарилась,
так же, как и появилась.
А король, крестясь усердно,
бормотал:
                -То бред наверно…
полно голову ломать,
мне давно пора лечь спать…

                ********   
               
   Время шло, визит забылся,
но внезапно прокатился
звон церковный по стране.
Все решили: быть войне!
Но на площади глашатай
возвестил:
                - Да будут рады
стар и млад! Ликуй народ!
Королева сына ждёт!
   Вновь чредою дни летели,
вновь в церквях молитвы пели,
вновь в волнении не спал
наш король…
                Вдруг паж вбежал:
   - Государь, свершилось чудо,
двойня родилась, но худо
королеве, вас зовёт…
   - Как же так? - холодный пот
вмиг покрыл чело монарха,
он бежит по замку, ярко
полыхают факела,
тени скачут в дикой пляске,
чьи-то лица, словно маски,
в сталь закованы тела.
   «Только бы не умерла…»
   Не успел. Вот бездыханная
лежит и чуть туманно
улыбаются уста.
   - Я любил тебя, как бога,
но бывало слишком строго
обращался иногда,
Ты ж - всегда была чиста…
     Но печаль и радость близко,
 в колыбели, с громким визгом
копошатся малыши.
Пух на маленьких головках,
нет в движениях сноровки,
но, однако, хороши!
   « Нет, постой-ка, не спеши…
Кто наследник государства?
И кому вручу я царство?               
Этот? Или, может, тот?
Даже чёрт не разберёт,
кто на трон имеет право!
Не дробить же мне державу,
что деяньями отцов
создана, в конце концов
ждет огонь междоусобий,
реки слёз и море крови!
Не могу я допустить
никогда! Так что – убить?
Свою плоть, родное семя?
Нет, нельзя! Тогда на время
лучше скрою близнеца».   
   Тут увидел он стрельца.
Крепкий страж застыл у входа,
взгляд суров, видна порода
смелых воинов.
                - Как звать?
  - Томас Лур.
                - Ах да, узнать
мог бы я тебя и прежде,
если бы не сталь одежды,
на охоте, как-то раз,
ты меня от вепря спас.
   - Вам готов служить до гроба,
о, мой сир!
               - Ну что ж, попробуй…
   В залах тени замелькали,
кони во дворе заржали,
громыхнула дробь копыт,
и опять весь замок спит.

                *********

   Утром няньки крик подняли:
   - Королевича украли!!!   
И тревожно голоса
заметались.
                По лесам,
что росли вокруг столицы,    
стая гончих с лаем мчится.
Рыщут, рыщут десять дней,
распугали всех зверей,
города и села страстно
обыскали – всё напрасно!
   Лишь в низине у реки
обнаружили куски
легкой, шелковой пелёнки,
но иных следов ребёнка
отыскать не удалось,
видно, худшее стряслось…               
Все ж второго близнеца
сохранили для венца.
    Пышно справили молебен
в упокой невинных душ,
в склеп фамильный королеву
поместили.
                Её муж
приходил сюда порою
и с собой наедине,
придавался скорбно горю,
целый год в его стране
траур был, но вот он минул.
   Первый день рожденья сына
пышно празднует король,
позабыты скорбь и боль.
Громко тосты раздаются,
вина, будто реки льются,
нищим сыплют серебро,
тосты, смех со всех сторон.
   Рядом с троном - колыбелька,
в этой золотой постельке,
спит виновник торжества.
Песни, музыка, едва ль
пробудить его способны,
спит по-детски, хладнокровно,
бег нелёгких царских дум,
не тревожит его ум.
   А король глядит умильно
на него, вдруг кто-то сильно
дёрнул царственный рукав.
Терпкий запах диких трав,
перебил услады пира,
юбка яркая вся в дырах,
нос крючком, в ушах серьга…
        « Где-то видел я?.. Ага!»
перед ним стоит цыганка,
как сушёная поганка:               
   - Я должок забрать явилась,
потому и появилась
здесь не званой на пиру,
но видать не по нутру
образ мой очам монарха?
   - Отчего ж? Вина не жалко! -
крикнул весело король -
- Нынче праздник, так изволь
есть и пить за здравье принца!
   - Нет, король, так не годится!
Я пришла сюда не пить,
а награду получить!
В гневе люди зароптали,
взгляды грозные бросали
на смутьянку, здесь и там
слышен шёпот знатных дам.
    - Ты смела… За эти речи
казнь грозит тебе, но вечер
нынче праздничный у нас,
потому веселья час
я не стану пачкать кровью.
Но учти, что изголовьем
может даже плаха стать,
коль забудешься опять!
И потом, за что награда?
Нет, гадать-то лучше надо,
чтобы и счастье обещать,
но и горе не скрывать.
   - Нет, король, я не гадаю,
я желанье исполняю.
И, чтоб избежать беды,
ты в награду за труды
мужем стань моим законным!
   Словно громом поражённый
замер весь громадный зал,
а король, схватив кинжал,      
завопил, что было мочи:
   - Видно ты и правда хочешь
нам весь праздник омрачить!!!
Что ж, придется объяснить
где ты, слякоть, оказалась,
чтобы впредь не зарывалась!
   Стража бросилась вперёд
и от криков дрогнул свод.
   Ведьма лишь серьгой качнула,
тотчас вкруг неё взметнулось
пламя жаркого огня.
Стражник, латами звеня,
покатился обожженный,
ярким светом ослеплённый,
взвыл другой, роняя меч,
а цыганка, словно печь,
адским жаром обжигала
и истошно хохотала:
   - Ты бессилен, о король,
подчинись же мне!!!
                - Изволь…-
прорычал монарх сквозь зубы
и из рук солдата, грубо,
алебарду, вырвал вдруг
и швырнул в горящий круг.
   С воплем ведьма пошатнулась,
извергая хрипло брань,
пламя вкруг неё взметнулось.
   - Получила, злая дрянь!!!
   - Да, король, меня ты ранил,
и поплатишься за то!
Пусть твой сын уродом станет,
мерзким карликом, шутом!!!
   Замок вдруг качнуло громом,
витражи с хрустальным звоном
сыпанули из окон,
по толпе пронёсся стон.
Все глядят, а в колыбели
копошится еле-еле
жуткий, сгорбленный урод,
искривлен огромный род
горькой, страшною гримасой,
клочковатой, липкой массой
волос череп покрывал,
а над ним король стоял,
вмиг наследника лишённый,
словно громом поражённый.

          **************

   В общем, праздник
                был испорчен,
Вновь, печалью озабочен,
по ночам монарх не спит,
факел горестно чадит,
тени, словно черти пляшут,
кто спасёт державу нашу?
   Давит груз тяжёлых дум,
вдруг, он слышит легкий шум,
сразу взгляд свинцом налился:
   - Кто сюда войти решился?!
   Глядь, в углу мерцает свет,
и туманный силуэт
из стены шагнул неспешно,
в белый саван безутешный
женский призрак облачен.
   «Нет, всё это только сон…»
   Пламя факела метнулось,
покрывало чуть качнулось,
приоткрыв знакомый лик.
   - Это ты?! - раздался крик.
   Тень погибшей королевы   
перед ним:
             - Прими без гнева
неурочный мой визит…
   - Что ты, что ты, проходи!
Без тебя мне очень горько…         
   - Да, я знаю, что ты стойко
обещал любовь хранить,
но судьбы не изменить…
   - Что мне делать? Посоветуй.
На меня свалились беды,
сразу все. Скажи, за что?
   - Ладно слушай, дело в том,
что Хошига, злая ведьма,
влюблена в тебя, поверь мне,
в дряхлом теле зреет страсть.
И к тому ж, большую власть
колдовство её имеет,
из людей никто не смеет
против чар её идти…
   - Я пойду!!!
                - О нет, свести
счеты с ней сумеет только
одна девушка, поскольку
так заклятие гласит.
   - Кто она?
                - О, не проси,
чтобы имя я назвала.
Знай одно, она сначала
сына нашего должна полюбить…
    - Кого?!
                - Она
полюбить  должна калеку…
   - Да, Хошиге знать три века
вряд ли будет что грозить!!!
   - Нам судьбу не изменить…
   Тут король вздохнул:
                - Быть может,       
нам другой наш сын поможет?
   - Знаю, ты уже решил,
чтоб он вновь для всех ожил.
   - Что, вручать престол уроду
на глумление народу?
Чтоб сказали: сей дикарь –
недостойный государь!
Менестрели и поэты
сочиняли бы куплеты,
где высмеивали нас.
А какой король отдаст,
свою дочь за это чудо?
Коли так, скажи, откуда
он наследников возьмет?
Ведь тогда зачахнет род!
   - Он наш сын…
                - Всё так, бесспорно,               
я люблю его, но трона,
не могу ему отдать!!!
   - Что ж, ты волен принимать
сам подобные решенья,
но в итоге, к сожаленью,
ждет тебя немало бед.
Всё, прощай, уже рассвет…
   - Погоди, ты не сказала,
как мне быть?
                Увы, пропала
мёртвой королевы тень.
 Начинался новый день.
 
             **********

   Вскоре из ворот столицы
всадник выскочил и мчится
конь через лесную ширь,
в древний кельтский монастырь.
   Шпорят скакуна нещадно,
дышит тяжело, надсадно
конь под крепким седоком,
тот, укутанный плащом,
что-то к боку прижимает.
Наконец-то проступает
серый камень древних стен
сквозь листву.
                - Благословен
будь, сей храм, обитель бога! -
крикнул всадник у порога.
   Лязгнул кованый засов,
распугав дремавших сов, 
странника, пустив в калитку.
Переходы длинным свитком
потянулись перед ним,
Факел, пламенем своим,
озарял седые камни
и окошек узких ставни.
   Вот и цель – дверь узкой кельи –
кто-то быстро встал с постели,
положив ладонь на меч.
   - Томас Лур, ну что ж, стеречь
ты мой дар готов отменно! –
встав в дверях, сказал надменно
гость, открыв своё лицо.               
   - О, мой сир, клянусь творцом…
   - Нет, мне клятв твоих не надо,
знай, немалую награду,
ты получишь от меня,
а пока, седлай коня.
   Келью Томас Лур покинул,
а монарх, засов задвинув,
скинул плащ, шагнул к окну.
Вот, лишь руку протянуть,
колыбель стоит простая, 
в ней же, горести не зная,
спит один из сыновей,
тайно скрытый от людей.
    Вот, над краем одеяла,
свечка тускло озаряла
его нежные черты.
   « Да, судьбою видно ты
предназначен для короны,
и тебе сидеть на троне».
   Тут король склонил свой лик,
тяжело вздохнул, и вмиг
взяв корзину ту, что прежде
он скрывал в шелках одежды
и младенцев поменял.
   - Бог, хочу, чтоб ты принял
от меня молитву эту.
Да я грешен, и к ответу
в срок положенный приду,
пусть тогда сгорю в аду,
Я готов терпеть мытарства,
лишь бы мирным было царство.
   В плащ король вновь завернулся,
и когда стрелец вернулся,
государь ему сказал:
   - Ты секрет мой год скрывал,
так храни его и впредь,
до тех пор, покуда смерть
не закроет твои очи,
навсегда покровом ночи.
И ещё тебе сейчас
я вручаю свой указ:
ты получишь титул графа
по нему. А также право
на владенье замком Скво,
и землёй вокруг него.
В замке том, в уединенье,
ты сумеешь, без сомненья,      
в тайне мальчика скрывать,
но никто не должен знать
ничего о нём! Запомни!!!               
Если точно всё исполнишь,
то достаток и покой
будут до конца с тобой.
Но взболтнешь кому хоть слово,
знай, поплатишься сурово,
гибель страшную приняв
в жарком пламене огня!!!

                **********

    На другой день весть благая,
облетев страну до края,
сообщала, без затей,
что молитвою своей
монсеньор епископ с братьей
снял с наследника заклятье.
Бог сильнее колдовства!!!
   И в экстазе торжества,
толпы верующих стремились,
Храмы посетить, молились,
чтоб им бог грехи простил,
и калек всех исцелил.
    Больше не было чудес,
всё же вера в мощь небес
стала крепче средь народа,
добрым пастырям в угоду.
 
                *********

   Вот прошло ещё пять лет,
в общем, мирно и без бед,
что за этот срок случилось,
не к чему писать - струилась
череда похожих дней.
Я же в повести своей
познакомлю вас, однако,
с новой личностью - Лондзаком.
   Этот полный господин
как-то вечером, один,
приближался к замку Скво.
   Здесь, среди глухих лесов
и болотистых оврагов               
нет дорог, большой отвагой
видно всадник обладал,
раз сюда один попал.
   Всё темнее небосвод
над лесами, из болот
выползает хмарь тумана,
чтобы пеленой дурмана
поздних путников слепить
и в болоте их топить.
   И Лондзака ждет беда,
ну зачем же он сюда
столь не вовремя явился,
и к тому ж не торопился?
Ехал нехотя, шутя,
словно малое дитя,
ничего не замечая,
вкруг себя, хотя мелькают,
тут и там, глаза волков,
словно искры светлячков.
   Да и лошадь безмятежна,
будто бы всю жизнь прилежно
в волчьей стае провела.
Вот уж серые тела, обнаглев,
к тропе рванулись,
в напряженье мышцы вздулись
прыгнул яростный вожак.
Но внезапно наш Лондзак
бросил взгляд к летящей тени,
изменился на мгновенье
его лик, родив оскал,
столь ужасный, что упал
волк, как будто бы наткнулся
на преграду, взвыв, метнулся
в ночь, поджав от страха хвост.
   А Лондзак, как прежде прост,
улыбаясь добродушно
продолжал свой путь, послушно
лошадь в лес несла его,
наконец и замок Скво.
    Потемневшие ворота,
башен сумрачные своды,
средь ночи ещё темней,
не сулили для гостей
слишком тёплого приёма
у жильцов лесного дома.
   Путник громко постучался,
за воротами раздался
стража сонного вопрос:
   - Ну, кого там чёрт принёс?
Глупо здесь искать приют,
нищим тут не подают…
   Властно лишь в ответ:               
                - Открой,
мне хозяин нужен твой.
   Страж собрался огрызнуться,
но напротив потянулся,
сам не зная, почему,
вдруг к запору и ему,
словно бы в оцепененье,               
опуститься на колени
перед всадником пришлось,
хоть Лондзак - незваный гость.
   Потолок во мраке тонет,
в переходах ветер стонет,
сталь доспех, военный хлам,
паутина по углам,
скрип ступеней под ногой,
вот каким был замок Скво.
    В мрачной зале, у камина,
в кресле восседал мужчина,
на меху медвежьих шкур,
это граф был Томас Лур.
    Мрачно он глядел на пламя:
    - Я имею герб и знамя,
замок, земли и вассалов…
Счастья же, как не бывало.
Я навеки погребён
в этих стенах, где резон
от богатств, что я имею,
коли, покидать не смею
этой сумрачной глуши?
Где обязан сторожить
монстра, жуткое создание,
вот за верность наказанье!
   Мысли Томаса клокочут,
под покровом тёмной ночи:
    - Я однажды не стерплю
и урода удавлю!..
    - А вот это, граф, напрасно, –
услыхал он голос властный.
    Лур кинжалом заблестел: 
    - Кто сюда войти посмел?!
    - Граф гостей встречает так?
    - Гость незваный – просто враг!!!
   - Что ж возможно, но узнавши
цель визита, мненье ваше
я надеюсь изменить.               
А пока, прошу простить
за спонтанность этой встречи,
перейду же к сути речи, -
кротко произнёс Лондзак
сев к камину, - В общем, так,               
знаю я, ваш здешний пленник,
хоть уродлив, но наследник
на отеческий венец.
И хотя его отец
прочит на престол другого,
при желанье можно снова
титул царственный  вернуть
и уродцу. Это путь
к власти регента, подумай…
     - Да вы что?! За эти думы,
вмиг лишают головы!
    - Может так, но каковы
перспективы, коль удача?!
   - Никогда… Такой задачи
не решусь я выполнять…
   - Это, граф, уж вам решать…-
и Лондзак покинул залу.
    Утро тихо рассветало,
чуть светлей стал узкий двор,
ведь рассвет сюда, как вор,
лез с опаской через стены.
И туман, клочками пены,
 расползался по углам,
чтоб дремать до ночи там.
    У ворот же, на коленях,
страж, бледнее привиденья,
как и прежде, всё стоял.
   И Лондзак захохотал:
   - Граф согласен добровольно
будет матушка довольна!
   Да, представьте, наш Лондзак –
сын Хошиги!
                А раз так,
хоть он внешне добродушен,
но нутром так двоедушен,
так коварен, что змея
не сравнится с ним.
                Но я
должен здесь ещё добавить,
что его стремленьем правит,
не святой сыновний долг.
Ведь Лондзак наш, если б мог,
стал бы лучше сиротою,
он ненавистью большою
к матери своей пылал.
    Дело в том, что он считал –
правда, не без основанья –
что причина всех страданий
его жизни была в том,
что Хошигой он рождён.
   Что б его понять могли вы,
постараюсь справедливо,               
Жизнь Лондзакову для вас
В книге описать сейчас.
            
             ************   
   
   Его мать в младые годы
вовсе не была уродом,
остроумна и мила,
но характером пошла
вся в отца.
               Отец Хошиги,
Пеклебар, магистр Лиги,
черной секты колдовства.
Тайны злого волшебства
были все ему подвластны,
и Хошига ими страстно
увлекалась с детских лет,
принося немало бед,
тем, кто жил в окрестных селах.
То взметнёт пожара всполох
над отстроенным гумном,
то змию подпустит в дом,
то скотину мором свалит,
то колодцы перетравит…
Шутки в стиле сатаны
стали бедствием страны.
   Хоть сердца и пламенели,
люди всё-таки терпели               
все проделки сорванца,
зная нрав её отца.
   Но была у Пеклебара
дочь ещё одна – Онара,
что, как холод на жару,
не похожа на сестру.
Столь невинна и красива,
столь добра и справедлива,
и казалась, что она
по ошибке рождена
в том семействе проклятущем,
беды лишь для всех несущем.
   Но, однако - это факт.
И любил Онару маг
куда больше, чем Хошигу,
та же ревновала дико,
и не ладила с сестрой.
    Пеклебар стоял горой
за Онару, зная точно,               
что Хошиги нрав порочный,
ёй способен навредить,
но беду предотвратить
не сумел волшебник славный…
    Как-то вечером туманным
стук раздался у ворот:
   - Славен будь, честной народ! –
путник произнёс учтиво,
- Ночь прохладна и дождлива,
вас я вынужден просить,
на постой меня пустить.
   Эта просьба удивляла,
ведь давно округа знала:
тут не только ночевать,
вовсе не за чем бывать.
    Но пустили смельчака,
входит в комнату, слегка
освещенную свечами,
колбы длинными рядами,
манускриптов старых тлен,
в стеллажах вдоль мрачных стен.
    В общем,  жутковатый дом,
Но за трапезным столом
две красавицы сидели -
восхитительные пери.
    Гость вперёд шагнул учтиво:
    - Дай-то бог, что б был               
                счастливым               
сей гостеприимный кров!
    Маг прищурился:
                - Готов
я вам на ночь дать приют,
хоть гостят не часто тут,
ну, а принцы – вовсе редко…
     - Заклинаю прахом предков,
как узнали вы меня,
коли здесь впервые я?
    - Мир широк, но не бескраен,
в нём без вас хватает таен…--
Пеклебар сказал и смолк,
где в пустой беседе толк?
   Ну а гость? Смущённый принц
всё смотрел из-под ресниц
на прекрасную Онару:
   « Привела судьба не даром
знать меня в столь странный дом,
бриллиант скрывался в нём…
Я бывал в дворцовых залах,
на балах и карнавалах,
я искал невесту там,               
среди блеска знатных дам,
а нашёл, как видно ныне
в этой сумрачной пустыне…»
   А Онара, что ж она?
Взглядом принца смущена,
этим сладостным волненьем,
новым для неё смятеньем,
растревожена душа.
Поскорее скрыть спеша
чувств нахлынувших накал,
дева покидает зал.
     А в Хошиге зло клокочет,
что сестре беду пророчит:   
   « Почему удача ей?!
Если б нищий иль плебей –
это было бы понятно.
 Но чтоб принц! Невероятно!!!
Чем я хуже? Не прощу!
И обоим отомщу!!!»
   Ночью в зал она пришла,
повозившись там, нашла
книгу древних заклинаний,
позволявших, при желанье,
внешний облик изменять:
   « О, систре несдобровать!»
    Принц не спал, лежал мечтая,
за окном луна большая,
озаряет светом ночь,
сон гоня от принца прочь.
   « Может быть и впрямь, Онара,
та, кого искал я с жаром,
объезжая белый свет,
кто подскажет мне ответ?
Да, она скромна, красива,
и хотя так молчалива –
сразу видно - не глупа,
может в ней моя судьба?» -
так лежал принц, рассуждая,
вдруг, лампада небольшая
дрогнула от сквозняка,
приоткрылась дверь слегка,
тихо, словно привиденье,
входит в комнату виденье,
тотчас принц прогнал испуг:
   - Ах, Онара!
                - Тише, друг…-
к губкам палец приложила,
двери поплотней прикрыла,
к ложу принца подошла:            
   - Нынче спать я не могла,
вся душа моя в смятенье…
Я вам… нравлюсь?
                - Без сомненья
вы прекрасны, как рассвет!
Но, Онара…
                - Нет же, нет,
ничего не говорите,
слишком строго не судите,
да я знаю, что грешна…
Всё ж пришла сюда одна,
так как одолеть не в силах
чувства к вам, мой рыцарь милый…
    И она прервала речь,
покрывало сбросив с плеч…
   В чём же суть такой интриги?
Не Онара, а Хошига,
к принцу в комнату пришла
и в постель его легла,
а что б скрыть своё двуличье,
приняла сестры обличье.
    Ну а что ж её сестра?
    « Появиться ей пора…», -
так подумала Хошига,
и в постели лёжа, тихо
заклинанье прошептав,
стала ждать.
                Онара встав
с ложа в комнате девичьей,
с тягой странной, необычной,
словно бы на чей-то зов,
вышла, отомкнув засов,
из дверей своей светлицы.
То ли сон ей странный снится,
то ли явь её влечет…
Непонятно, только вот
подошла она к покою,
что принц занял на постое,
замерла, куда, зачем?
Но попавши чарам в плен,
не смогла сдержать порыва,
дверь толкнула,… Что за диво?!               
Ложе, принц, а с ним сестра,
это правда, не игра!
   Вскрикнув, дева отшатнулась,
о порог ногой запнулась,
опрокинулась назад,
болью полыхнувший взгляд,
и тяжёлое паденье
вниз, по каменным ступеням,
что вели в гостиный зал.
Тут на шум отец вбежал,
к дочери рванулся рьяно,
а Онара, бездыханна,
под ступенями лежит.
  - Как же, как мне дальше жить? -
Пеклебар взревел от боли:
- Почему столь страшной доли
удостоилась вдруг та,
что всегда была чиста?
   Тут Хошига появилась.
   - О, отец, что здесь случилось?
Боже, что с моей сестрой?! –
и с невинною слезой
бросилась она к Онаре,
словно в горестном угаре.
    Принц на лестнице стоял,
тоже с ужасом взирал
на хладеющее тело.
Что-то смутное вертелось
в его мыслях, но их толк,
уловить никак не мог.
   Пеклебар, убитый горем,
Колдуном не зря был, вскоре
засверкал металлом взор:
   - Будет тяжким приговор,
коль узнаю, что в паденье
есть виновные!!!
                В смятенье
тут Хошига говорит:
    - Пусть твой гнев меня разит,
я тебе не рассказала,
что Онара мне призналась
лишь вчера в большой любви
к гостю нашему… Увы,
коль тебе я сообщила б,
что она к нему пошла,
может жизнь сестрёнки милой,
тем доносом я спасла б.
   И колдун, ужасней ада,
глядь на принца:
                - Это правда?!
   - Я не знаю…- был ответ:
- Всё смешалось тьма и свет,
лица, судьбы и поступки…
Вроде помню, как голубкой,
ваша дочь входила в дверь…
   Пеклебар взревел, как зверь,
Напряглись до хруста жилы,
грянул гром, и поразила               
принца молния тотчас.
А колдун истошно тряс
в страшном гневе кулаками,
электрическое пламя
разливалось вкруг него,
в буре гнева своего
бил посуду, мебель рушил,
надрывал рыданьем душу,
чуть весь дом не развалил,
а потом упал без сил.
   Полубред, полувиденье,
чей-то образ лёгкой тенью
вдруг возник пред стариком:
   - В гневе совершать легко
безрассудные поступки,
но круша столы и кубки,
ты невинность покарал,
этим мой покой отнял.
И мне больно от сознанья,
что сама я, пусть случайно,
в том причиною была.
   - Как же так, что за дела?.. -
Пеклебар тот час очнулся,
через комнату метнулся.
 - Маг я или же не маг!!! –
вот камин,
                - Скажи, очаг, 
ты теплом мой дом даруешь,
свет неся во тьму глухую.
Заклинаю, дай ответ:
я ошибся или нет?
   Пламя в очаге качнулось,
утвердительно кивнуло.
   - Значит, то не просто сон,
и невинный был казнён…
Но, чего о прошлом бредить,
я смогу за грех ответить,
когда мой черед придёт.
Но сейчас мне нужен тот,
кто меня лишил отрады,
самой дивной розы сада.
О, огонь, прошу помочь,
правду мне скажи про дочь
и пускай её убийца
на угольях отразится!
   Блики пламени метнулись,
полыхнули, изогнулись,
вскрикнув, отскочил старик,
в них узнав Хошиги лик.
   И от ярости бледнея               
маг отправился за нею,
но не смог её найти,
она знала, не уйти
ёй от гнева, коль узнает
правду он, а обладая
знанием могучих чар,
всё узнать мог Пеклебар.
   Потому в туман рассвета
мчится конь, а сзади где-то
нарастает скорбный рёв,
донося суть страшных слов:
   - И тебя, и твоё семя
ныне пред богами всеми   
проклинаю за твой грех!!!
И пусть каждый человек
видит у тебя на лике
след твоих поступков диких!!!
     И проклятья те сбылись,
так когда-то начались
и Лондзаковы несчастья.
    Да, зачат порочной страстью
и Хошигаю рождён,
с детских лет запомнил он,
то глухое отчужденье
и холодное презренье,
кое его злая мать               
не пыталась укрывать.
    Ведь проклятья Пеклебара
воздух сотрясли недаром,
и Хашигина краса
испарилась, как роса.
    Нрав от этого стал злее,
больше близких не имея,
стала жить одна, как тать,
и на сыне зло срывать.
   Кроме этого, сынок
был, конечно, одинок,
ни друзей, и ни подружек,
матери родной не нужен,
получал одни тычки,
в общем, жизнь, ну хоть беги! 
   Мать Лондзак всегда боялся,
потому, хоть и пытался
мстить, но лишь из-под тишка,
так по мелочи, слегка.
   Вот и всё про жизнь Лондзака,
но отвлёкся я, однако,
хватит мне о нём писать,
надо повесть продолжать.
             
             ***********      
      
   Что же всё-таки случилось,
вслед за тем, как удалился
наш Лондзак из замка Скво?
    Дело было таково,
вскоре по стране, как духи,
расползаться стали слухи,
будто принц совсем не тот,
и как прежде жив урод,
некрасив, но по закону -               
истинный наследник трона,
тут и там народ шептал:
карла – да, не идеал,
всё же, кровь-то голубая!
Ну, а этот, кто же знает,
может он сын пастуха,
кузнеца иль рыбака?
   Да, уродец благородный
лучше, чем смозляк безродный
и к тому же все болтали,
что король-то их, едва ли
сможет да весны дожить,
что он болен, как тут быть?
    А монарх, узнав про сплетни,
был взбешен.
                Откуда бредни?!
 В гневе судьям он тотчас
отдал яростный приказ:
   - Впредь же, жалости не зная,
всем, кто только распускает
слухи грязные в стране,
сто ударов по спине
и в казну жестокий штраф!
Будь то смерд, торговец, граф -
чтоб болтали меньше впредь –
обрезать язык на треть,
лбы клеймить без всякой меры,
а потом слать на галеры!
    Так настали для народа
времена большого гнёта.
Страх и боль в дома проникли,
правда, слухи поутихли,
недовольство королем
возрастало с каждым днём.
   Вот и осень наступила,
хмарь всё чаще моросила
нудным, ледяным дождем,
 а под ним, в плаще своём,
мчит Лондзак сквозь тёмный лес
на коне.
              Густой навес
влажной хвои над дорогой,
своим шорохом в тревоге
шепчет:
            - Ну, быстрей, быстрей!
Словно сборище чертей
гонят седока сквозь чащу,
в свисте ветра леденящем.
Он же жаждет одного:
оказаться в замке Скво.
    Вот и цель, ворвался в залу,
где, сжимая грань бокала,
Томас Лур спокойно ел,
ну а рядом с ним сидел
за столом ребёнок странный.
    Наш Лондзак ругнулся рьяно:
    - Пусть ворота все запрут!
Очень скоро будет тут
стража нашего монарха,   
и тогда всем будет жарко!
    Тотчас во дворе раздались
шум и крики, заметались
топот конский, лязг мечей,
ругань, стоны сторожей…
    - Граф, скорее уходи,
надо мальчика спасти!
    - Что, бежать? О, нет, я воин!
И не сдамся им без боя.
Ну а принц, я наперёд,
ждал подобного финала,
потому ему сначала,
показал подземный ход,               
что из замка в лес ведёт.
 Уходите, может статься
повезёт нам повстречаться.
    Всё смешалось в этот миг,
у дверей раздался крик,
в залу стражники влетели,
сапогами загремели,
и с проклятьем Томас Лур,
в них тяжёлый стул метнул.
    - После долгого безделья,
нынче ждёт меня веселье! –
и с мечом, расправив плечи,
он шагнул врагу навстречу…

                **********          
   
   Ночь в лицо дохнула влагой,
лес, склонившись над оврагом,
тёмной массою шумит,
мелкий дождик моросит.
Мир наполнен чернотою,
в страхе узкою тропою,
тени смутные скользят,
то мужчина и дитя.
     Через лес идут поспешно,
мальчик плачет безутешно,
озираясь в темноту:
слишком страшно ему тут .
    Лай собак и шум погони, 
пламя факелов, и кони
топчут палую листву.
Может, всё не наяву?
Может, это лишь кошмары,
что мамаши в виде кары
непослушным малышам,
обещают по ночам.
    Нет, то явь, она страшнее,
неизбежностью своею!               
    Ближе лай свирепых псов,
ближе пламя факелов.
И Лондзак, поняв, что боле
нет спасенья, сжал до боли
руку бедного дитя:
    - Уходи один, тебя
должен я спасти, бесспорно,
ты нам нужен…
                И проворно
мальчика столкнул в овраг,
ну а сам повёл собак
за собой, в лесную чащу,
словно выброшенный пращей,
мчал без устали вперёд.
   Но кольцо сжималось, вот
слева лай и справа крики,
пламя факелов и пики,
впереди трясины мрак…
И внезапно наш Лондзак
на тропинке закружился,
громко взвыл и обратился
в волка жуткого тотчас.
Мощный торс, сверканье глаз,
величавая фигура,
с медведя размером, шкура
фосфорируя огнём,
отливается на нём!
   Псы, скуля во тьму, метнулись,
кони вздыбились, рванулись
без дороги, через лес,
всадник, завопив, исчез
в яме мрачного болота,
и казалась небосвода
смех бесовский достигал,
когда волк захохотал.

            ************* 
               
    Звёзды гаснут постепенно,
утро нехотя, степенно,
осветило синь небес,
пробуждая тёмный лес.
Дождик кончился, но сырость
всё же царствует над миром
и туманной пеленой
покрывает край лесной.
    Видно лёгкое движенье,
ближе, ближе, без сомненья,
шёл по лесу человек.
С картузом на голове,
с редкой, рыжей бородёнкой,
в серой, скромной рубашонке
и в лаптях.
                Сжав посох свой,
бормотал он сам с собой:
   - Да, с уловом-то не густо,
все силки проверил – пусто!
Даже мышку не поймал…
То-то ночью шум стоял,
псы носились, кони ржали,
вот всю дичь и распугали.
И не лень ведь им вот так,
ночью в дождь гонять собак!
А теперь они, возможно,
сыты, спят…
                Да так-то можно
куролесить по ночам!
А чего, скажите нам
есть теперь, коль дичи нету?
И за что такие беды?
  Так, сварливо причитая
и всё горестней вздыхая,
мужичок шёл средь кустов,
но внезапно их покров
расступясь, представил взору               
труп ребёнка (в эту пору
разве мог бы здесь живой
так лежать?), хотя постой,
в землю он лицом уткнулся,
и как будто шелохнулся
под дыханьем слабым, мох.
Повернул его.
                «Мой бог!!!» -
только на ребёнка глянув,
мужичок тотчас отпрянул -
столь чудовищный оскал,
в своей жизни не видал.
   - Это козни Люцифера,
чтоб проверить мою веру.
Сатана, изыди, вон!
      Дядька, страхом оглушен,
через лес бежал безумно,
вот кусты ломая, шумно
падал, поднимался вновь,
расцарапал руки в кровь.
Вознеся молитву богу,
всё же вышел на дорогу,
где без силы в пыль упал
и чуть было не попал
под копыта скакуна
   - Куда лезешь, сатана?! -
брань, проклятья, посвист плети.
А мужик твердит: 
                - Поверьте,
мальчик-демон… Лес, вон там…
Я, поверьте, видел сам…
Он страшней гиены ада!
   - Мальчик?! О, клянусь, награду
ты получишь, коли нас,
приведёшь к нему сейчас.
   -Нет, мне страшно, я…
                - Молчать!
Я король и повторять
Не привык свои приказы.
Эй, коня ему! И сразу
знай - ребёнка не найдешь -
нынче в ад ты попадёшь!
    Звон доспехов, грязи плеск,
кони мчатся через лес,
стража, лязгая мечами,
лихо рубится с кустами.
Всю округу обошли,
но ребёнка не нашли.
Мужика избили крепко,
и повесили на ветке,
что ж, солгавший королю,
обречен познать петлю.

            *************

    А  Лондзак, что так удачно
смог отбиться в чаще мрачной
от погони, где же он?
В подземелье небольшом,               
а точней сказать в пещере,
с влажной, затхлой атмосферой,
с мхом и плесенью камней,
с быстрым промельком мышей,
что подобно привединьям
кружат в воздухе смятенно.
Шорох крыл над головой:
   - Кто наруш-шил наш покой?
    А Лондзак на камень тихо
надавил, скала, со скрипом
отступив, дала проход,
он вошел в него, и вот
новый зал, не столь унылый,
здесь светло и даже мило.
Стройные ряды колон,
подпирают свод, и он
весь расписан позолотой,
вазы редкостной работы,
гобелены, гладь скульптур,
всё помпезно чересчур.   
    В глубине скалы высокой,
скрытый от людей и бога,
много лет тому назад,
появился этот клад.
Дом-дворец, подземный замок,
самый лучший, дивный самый,
плод живого колдовства
и творенье мастерства
ведьмы, что зовут Хошигой.
    Несмотря на нрав свой дикий
и желанье миру мстить,
видимо могла ценить
и прекрасное старуха,
сей дворец тому порука.               
Пеклебар жил поскромней,
и хоть магией своей
дочку он превосходил,
но спартанский стиль ценил.
     Наш Лондзак за залой зала
шел в покой, где возлежала
на постели его мать.
Ведь, когда пыталась встать,
всё нутро ей рвала боль.            
Рана, что нанёс король,
не осталась без последствий
и теперь взывала к месте!
   Ведьма жаждет взять реванш,
но не в раз, подобный шанс
выпадал неоднократно,
а Хошиге неприятно
просто короля убить,
нет размазать, раздавить,
уничтожить плоть и душу,
дело жизни всей разрушить,
государство погубить,
так решила ведьма мстить.
    В этой мести труд немалый,
а она пластом лежала,
не имея силы встать,
сына её пришлось призвать.
    Отказать Лондзак не смел,
хоть не очень-то хотел
помогать своей мамаше,
зная, что больною даже
бунт Хошига не простит
и жестоко отомстит.
   Стал свою игру играть,
так, чтоб королю не дать   
избежать законной мести               
за попранье женской чести,
и мамаше подсолить,
такова интриги нить.
   Вот уж сын перед Хошигой.
   - Говори… - хоть голос тихий
был у ведьмы, всё же в нём
звон металла, как огнём
колкий взгляд обжёг Лондзака.
    - Всё в порядке, но, однако,
хоть и был в побеге толк,
принца привести не смог
я сюда, как ты желала.
Всё же сделано немало,
он укрыт от короля.
   - Где?
           - Увы, не знаю я,
отвлекать пришлось погоню,
путать след…
              - Короче… – в тоне
ведьмы слышался накал.
   - Я искал его, искал!
Там в лесу, но бесполезно.
И потом, уж если честно,
для чего тебе он здесь? 
Пусть живёт…               
                - Нет, это месть
его гордому отцу!
   - Вот, тем паче, гордецу
будет больно знать, что где-то
бродит сын его по свету.
Больше - кандидат на трон!
Враг наш - потеряет сон.
Постоянная угроза
жизнь ему отравит, всё же               
раньше он хотя бы знал
где уродец, наблюдал
за его существованьем.
Ну, а ныне, впав в отчаянье,
будет чувствовать спиной
 взгляд калеки. Нам с тобой
нужно распускать лишь слухи,
чтоб лишить монарха скуки,
чтобы, позабыв покой,
бился в стену головой!
   - Много слов, но толку мало,
я сама всё это знала,
и предприняла шаги.
Правду отвечай, не лги,
как ты упустил уродца?!
Знаешь сам, теперь придётся
его заново искать,
мало от отца скрывать
исковерканное чадо,
к этому мне также надо,
чтобы был он на глазах
у меня. В таких делах
непростительны промашки,
и не жди моей поблажки,
его должен отыскать!
   - Это просто, он же тать.
Слишком средь других заметен,
он дитя, нигде на свете
не получит ему приют.
Я его легко найду.
   - Что ж ищи, и побыстрее,
прежде, чем наш враг успеет
нас с тобой опередить,
тебе надо поспешить.               
   В общем, мать Лондзак покинул
и с весьма довольной миной
залами дворца идёт.
      « Время выиграно, счет
поначалу мой, а дальше
буду я, без всякой фальши,
принца ревностно искать,               
но не стану сообщать
ей о том, что мне известно,
где он скрыт. Куда полезней,
это в тайне сохранить,
пригодится, может быть.
А пока, потянем время,
пусть взрастёт монаршье семя».

             ************

   Десять лет ещё проходит,
день за днём скользят, и вроде
всё как прежде в той стране,
но лишь внешне, верьте мне,
жизнь тут сильно изменилась,
много бедствий навалилось
на счастливый прежде люд.
    Да монарх стал злобен, крут,
сотню заговоров жутких
в каждом слове, каждой шутке
видел он и потому
истязал, бросал в тюрьму
при малейшем подозренье.
Но душевное смятенье
оставалось, по ночам             
он кричал во сне:
                - Не дам!
    Видя сына, что упорно
снять хотел с него корону,
рот свой мерзкий раскрывал
и истошно хохотал.
    А Хошига рядом тоже
вот сидит на брачном ложе
с подвенечною фатой,
говоря:
           - Ах, милый мой!
И подобные кошмары
короля гнетут, не даром
он ненавистью кипит
и вассалов не щадит.
    Всех калечных и убогих,
под надзором очень строгим,
выдворяли из страны:
- Нам такие не нужны!
    А цыган казнили люто,
без суда, в одну минуту.               
На деревьях вдоль дороги,
вкруг весящих тел в итоге
собиралось вороньё.
    Да, весёлое житьё
в той стране, и к прочим бедам
как-то раз, дождливым летом,
появляется чума.
Не стучась, входя в дома,
сотни жизней уносила,
как снопы, людей косила,
без разбору стар и млад,
ну не жизнь, кромешный ад.               




                ***********

   Средь лесов, в чащобе дивной,
при часовенке старинной,
что былые короли
в глухомани возвели -
дабы сеять светоч веры
в чистой здешней атмосфере -
пастырем заблудших чад
жил монах.               
                Как говорят,
звался в постриге Ионой,
за епископской короной
не гонялся, был приход
небольшим, и всё ж почёт
не манил его нисколько,
жизнью жил простой и строгой,
с честью нес священный сан.
И его, скажу я вам,
вся округа уважала,
просто не подозревала,
что в теченье ряда лет
он хранил один секрет:
в его келье одинокой
жил ребёнок невысокий.
   С ним Иона хлеб делил,
никому не говорил
о его существованье,
так как знал, что если тайну
эту свято соблюсти,
можно мальчика спасти…
   Нет, Иона не забудет
ночь в лесу, когда по сути
он попал в водоворот
политических забот.
   Всё случайно получилось,
накануне простудилась
хуторянка, ну хворать,
так, что в пору помирать.
   Тело тут спасёшь едва ли,
только душу, вот позвали
к ней священника тогда,
и Иона, как всегда,
исповедовал больную,
снял грехи, и ночь глухую
проведя на их дворе,
шел в обитель на заре.
В одиночку, по тропинке,
так как, знал он все ложбинки,
все деревья в том лесу
и любил его красу.
   Вдруг, какой-то странный шум,
будто бы теряя ум
кто-то мчится без дороги,
сквозь кусты, ломая ноги,
в треске сучьев и ветвей,
как от смертушки своей
может дух живой спасаться.
   И монах решил вмешаться,
ибо он не робок был,             
и имел немало сил.
Он вперёд рванулся с криком,
но беглец, в смятенье диком,
в сторону метнулся сам
и его сглотнул туман…
   Тут, Ионе стало страшно.
Тёмный лес, холодный, влажный
и безлюдный вкруг него,
лес и больше никого…
   Птиц не слышно щебетанье,
ветер затаил дыханье…
Только слышит вдруг монах
где-то рядом стонут:
                - Ах…
   «Это что за наважденье?
Уж не дьявол ли в смятенье
пожелал меня ввести?
Нет, нечистый, погоди!..»
   Тихо прошептав молитву,
наш Иона, словно в битву,
посох свой покрепче сжал,
шаг, другой… Вдруг увидал
он в кустах ребёнка тела,
что в тумане чуть серело…
Над дитём склонился он
и тотчас со всех сторон
конский топот эхом взвился,
наш монах заторопился:
« В это время добрый люд
вряд ли будет шляться тут».
Он ребёнка приподнял
и тотчас в кустах пропал.
    А потом, надёжно скрытый,
наблюдал, как мчал со свитой
мимо на коне монарх.
   Тут задумался монах:
 « Нет, не врут, выходит, слухи   
что ходили по округе,
значит - всё из-за тебя…»
   Свои чётки теребя,
наш монарх донёс ребёнка
до часовни, где тихонько
эту ношу в келье скрыл,
и молчать о ней решил.
   Умный пастырь понимал:
   « Хоть ребёнок ныне мал,
но своим происхожденьем
он отмечен, от рожденья
слишком тяжкий крест нести -
быть помехой на пути               
многовековых традиций,
ярых царственных амбиций.
Он пока что отрок хилый,
нет в нём мудрости и силы,
дабы труд сей одолеть.
Коли так – его ждёт смерть…»
   Пастырь глянул на икону:
   «Нет, по божьему закону –
каждой твари должно жить.
Значит, лучше сохранить
в тайне это приключенье
и ребёнка… К сожаленью,
отличаясь ото всех,
он заметен. Да и грех
лгать, однако же придётся,
иначе не обойдётся…»

              *************

    дальше хлынули недели,
год за годом пролетели
с той поры уж десять лет,
стал Иона стар и сед.
Ну, а юноша, найденыш,
что когда-то, как зверёныш,
им в лесу подобран был,
возмужал, набрался сил.
   И хоть он уродлив телом,
хоть горбат, зато умело
мог орудовать мечом,
был наукам обучен.
Всё, что знал отец Иона,
отрок изучал упорно,
проявив к тому ж талант,
как поэт и музыкант.
   И за этими трудами,
дни сливаются годами,
промелькнуло десять лет
и монах открыл секрет
принцу о происхожденьи,
добавляя:
               - К сожаленью,
стал теперь я слишком стар.
И единственный мой дар,
это знанья и советы.
Ты учти, большие беды
предстоит тебе встречать,               
но не стоит отступать,
раз фортуной ты отмечен,
чтоб принять на эти плечи
монархическую власть -
это худшая напасть!..
Думал я все эти годы,
что же слаще – дух свободы,
или царственный престол,
путь, к которому тяжел?
Оглянись на те порядки,
что царят в стране, несладка
для народа эта власть.
Принц-наследник - её часть.
И поверь мне, хоть пригож он,
государем быть не может -
избалован, глуповат,
и здоровьем слабоват.
Это все игра природы,
но тяжелым для народа
будет царствие его…
А опаснее всего
слабость власти, для державы -
это тень войны кровавой.
Дабы бедствий избежать,
я старался воспитать
тебя так, чтобы позднее
властью крепкою своею
ты страну от бед избавил
и над ней достойно правил.
   - Отче, ты меня сразил.
Я… боюсь, не хватит сил
у меня на это бремя…
   - Да, тут мало, взять и в стремя
сунуть ногу. Непросты
эти помыслы, но ты
должен всё ж достигнуть цели,
для которой с колыбели
предназначен был судьбой.
   - Ну, а как же облик мой?
Ты меня беречь пытался,
этой темы не касался,
но взгляни же – я урод!
Согласится ли народ,
чтоб горбун над ними правил?
   - На тебя я все поставил,
и все годы, что ты рос,
волновал меня вопрос
необычности обличья.
Я отвечу без двуличья –
ты не блещешь красотой.               
Но народ живет молвой,
будто ты иным родился,
лишь позднее появился
горб, и лик тебе свело –
так заклятие легло
на тебя, но может статься,
то заклятье снять удастся.
   - Как?
             - Узнать ты должен сам.
Я тебе совет лишь дам:
походи по белу свету,
и отыщешь путь к ответу.
Вот с него-то и начни,
легче на престол взойти,
если миру ты докажешь,
что способен чудо даже,
коль нужда придёт, свершать.
И отец твой должен знать,
что под тяжким грузом власти,
не согнешься, и в несчастье,
добиваясь своего,
сможешь заменить его.
   - Отче, ты всегда был мудр,-
молвил юноша, - И всюду
знают это. Я же сам,
если надо, жизнь отдам
за тебя без сожаленья,
и хотя в душе сомненья,
потому что тяжкий крест
ждет меня, но синь небес
пусть  свидетельствуют клятве –
я приму участье в жатве.
Там же царственной короной,
или просто плахой скромной
обернётся урожай.
Я готов на все, ты знай!
   И Иона смерил взглядом
это царственное чадо:
   - Даже если навсегда
расстаемся, не беда.
Ты ступай, живи по чести.
Меньше верь медовой лести,
нужно жить своим умом,
ты же им не обделён.
Но советов не чурайся,
и во все вникать старайся.
Смелым будь, не безрассудно,
даже если пища скудна,
с другом пищу раздели.
Помни, в злате иль в пыли,             
для людей ценны не фразы,
а поступки. Если даже
станешь нищим вновь и вновь,
помни, чья струится кровь
у тебя вот в этом теле
и стремись к заветной цели.
   Плотный плащ закутать тело,
шпага, шляпа, ну и мелочь
в кошельке, вот весь багаж,
что имеет странник наш.
   Он уходит от часовни
в мир жестокий и огромный
и не знает наперед,
что его в дороге ждет.
    А Иона, чуть не плача,
вслед глядел:
               - Дай бог, удачи.
Верю, ты меня, малыш,
никогда не осрамишь…   
    Но не ведал старец мудрый,
что на следующее утро
будет взят под стражу сам.
Не спасет священный сан
от банального доноса,
   Дальше будет всё: угрозы,
кнут и клещи палача,
но Иона лишь молчал
и подвешенный на дыбу,
он ученика не выдал.

                **********

    А теперь, читатель милый,
поглядим, как изменила
жизнь второго близнеца,
что для царского венца
с малолетства предназначен.
   Время за полдень, а значит
он в постели, хоть не спит,
слишком голова болит
после давешней попойки.
Погуляли славно! Только,
много выпив на пиру –
жди похмелья поутру.
   Потому и настроенье
принца в данное мгновенье
радостным не назовешь,
и сейчас его не трожь.               
    Дверь в покои отворились,
на пороге появилась
тень сначала, а за него
с прибауткой, без затей,
королевский шут заходит,
громким криком принца будит:
   - Сын мой, вам пора вставать,
грех в такое время спать.
Много дел есть в государстве
и враги – полны коварства –
трона вас хотят лишить!!!
   - Сгинь, глупец!
                - Да, может быть
я дурак, не отрицаю,
но в одном вас уверяю:
если пить, гулять и спать –
трон недолго потерять!
   - Дурень, - принц сказал со стоном,
- У меня, пока, нет трона…
И вообще, при чем тут трон?!
Ты посмел прервать мой сон,
что бы сыпать эти бредни?!
   - Вас отец зовет к обедни.
Чую, близится скандал!
Он мне строго приказал,
чтобы я доставил чадо.
Так что, принц, вставать вам надо…
   Здесь от автора замечу,
говорящий эти речи,
хоть и шут, но не дурак.
Догадались?.. Да – Лондзак!
   Он тот самый сын Хошиги,
но путем какой интриги
получить смог этот чин,
знает только он один.
   Шут был не простой придворный,
а особо приближенный!
Друг, наперсник короля!
Кладезь многих тайн, не зря
с его мнением считались,
в каждой шуточке старались
тайный смысл угадать,
не рискуя в спор вступать.
Даже принцу было ясно,
что сердить шута опасно,
потому в след гонца
он пошел на зов отца.
   Шут привел его к костёлу
и с улыбкою веселой
говорит:               
             - Имей в виду,
я к обедне не пойду.
   - Ты поднял меня с постели,
и привел сюда затем лишь,
чтоб над богом подшутить?
   - Нет, мой принц, тебе грешить
нынче в ночь пришлось немало,
а раз так, то не мешало б
постоять у алтаря.
Я же, честно говоря,
в церкви завсегда скучаю.
И к тому же, всякий знает –
дураку-то так и так
быть в раю! – за сим Лондзак,
с уморительной гримасой,
сделав пару реверансов,
песнь, горланя на бегу,
устремился к кабаку.
    Да Лондзак набожен не был,
и не раз, глумясь над небом,
бражничал с друзьями в пост.
Но с шута большой ли спрос?..
   Принц же ожидал смиренно
гнев отца.
                После молебна
государь, покинув храм,
молвил:
              - Сообщили нам,
что ты вновь предался блуду,
больше этого не будет.
Ты - не пожиратель вин,
а наследник, властелин!
В общем так, в горах Брондалле
наши смерды бунт подняли, 
не желают дань платить,
ты их должен усмирить.
Да, пора науку власти
постигать. Желаю счастья.
   А к утру, звеня оружьем,
полк кавалергардов дюжих, 
с музыкой, как на парад,
покидал столичный град.
Уходя к горам Брондалле,
где их честь и слава ждали.
               
                ***********

    Вечер. В комнате Лондзака
полутьма, покрыты мраком
все углы и потолок,
только свечки огонёк
озаряет стол дубовый,
за которым шут, сурово
глядя на хрустальный шар,
заклинания шептал.
   И хрусталь вдруг заискрился,
будто светом озарился,
стал прозрачным, а внутри -
лик Хошиги.
                - Говори. -
злобно ведьма прохрипела,
- Удалось ли наше дело?
    - Да! – Лондзак ей отвечал,
- Пусть я долго приручал
принца бражничать вначале,
но сегодня он в опале.
За пристрастие к вину,
принц отправлен на войну
(вновь по моему совету),
я уверен, что победу
в битве с ним одержит враг –
принц не воин, а слизняк!
   Зло Хошига прошептала:
   - Я так долго ожидала
час возмездья, наконец   
он настал. Так пусть отец
видит, как над гробом сына
насыпают холм из глины!!!
   И в ответ кивнул Лондзак:
   - Пусть же их поглотит мрак!
   Тут спросила вновь Хошига:
   - Это да, но расскажи-ка
мне, куда урод пропал?
Ты не раз мне обещал,
что отыщешь это семя.
Где же он? Настало время
отвечать…
             - Так я нашел.
Эти годы он провел
в келье сельского монаха,
прячась ото всех, однако
времечко не зря прошло:            
с наущенья моего,
наш уродец так воспитан,
что готов к могильным плитам
братца своего пихнуть,
чтобы власть себе вернуть.
И теперь столкнув их лбами
можем любоваться сами
как они, губя страну,
меж собой ведут войну.
Я все делаю, как надо,
и поверь, близка расплата.
    И Хошига прошептала:
   - Время мщения настало!
В этот раз, как ни крути,
им от мести не уйти.
   Ведьма расплываться стала,
ещё миг, совсем пропало
отраженье в хрустале,
только свечка на столе
чуть чадила пред Лондзаком:
    - Много говорил, однако,
смог о главном умолчать,
незачем мамаше знать
то, что предложил Иона:
дабы овладеть короной,
наш уродец, так сказать,
должен и заклятье снять.
Пусть сомненья есть в успехе,
но служить тому помехой?
Нет, Лондзак, ты хитрый бес,
у тебя свой интерес…
Скрыв портьерой шар
                хрустальный,               
наш Лондзак покинул спальню,
чтоб пред королем опять
шутовскую роль играть.
   Мой рассказ, подозреваю,
надоел вам, я ж не знаю,
как свести его  к концу.
Значит новому лицу
надо появиться в сказке,
и приблизить суть развязки.
 
             ***********   
               
   На одном из хуторов,
в стороне от всех дорог,
средь лесов, у быстрой речки,
где вздымались елей свечки,
старый мельник Варгус жил.
Землю эту получил
он при прежнем короле,
да прошло немало лет
с тех времён…
               Но Варгус помнит,
как неслись в атаку кони,
на рейтаров, вставших в ряд   
с остриями алебард.
Помнит, как в горниле сечи,
он врагов мечом калечил,
а потом ему враги
отрубили пол ноги.
   А король, узнав про рану,
дал в подарок ветерану
небольшой надел земли.
Смелых любят короли!
    Та земля в лесах ютилась,
для посева не годилась,            
и тогда солдат решил
мельницу построить.
                Сил
у него ещё хватало,
хоть культя ноги мешала,
но есть руки, голова,
а раз так, к чему слова?
   Речку перекрыл запрудой,
жернова, в четыре пуда
каждый весом, обтесал.
От большого колеса
протянул систему блоков,
желоба для водостоков,
стены крепкие сложил,
пол и крышу настелил…
   Не дурак был старый воин,
раз соорудил такое,
но не думал ветеран,
что народ тут беден сам,
и у всех малы наделы.
А налоги, то и дело
церкви – дай, короне – дай…
Ну, и где тот урожай?!   
   То, что всё же оставалось
и пестом перетиралось,
нет зерна, а посему -
мельница здесь ни к чему.
   И потом, народ забитый,
механизм одним лишь видом
страх рождал в сердцах людей.
Говорили:
                - Без чертей,
тут не обошлось, как видно!
   Было Варгусу обидно,
злился он на глупый люд,
но что можно сделать тут?
   Так текли неспешно годы,
нет от мельницы дохода,
потому в лесной глуши
бобылём наш мельник жил.
   Раз, когда зима стояла, 
в его двери постучала
нищенка, прося пригреть.
Варгус мог не отпереть,
но хоть груб был, а набожен,
и пустил её в дом всё же.
Та ж, едва жива была,
на пороге умерла.
   Слышит Варгус,
                писк в кулечке -               
новорожденная дочка
на руках бродяжки той,
разом стала сиротой.
   Обладая сердцем чутким,
Варгус пожалел малютку,
про себя решил, что в ночь
у него родилась дочь.
   Поначалу угловата,
и здоровьем слабовата,
но к девическим годам
принял форму стройный стан.
Красотой не так отлична,
но довольно симпатична
стала Нильма – так зовут
дочку Варгуса и тут,
зная роль её в сюжете,
несколько штрихов к портрету.
    Детство, проведя в глуши,
Нильма не любила шить
иль вязать, потупив очи.
Нет, её от женщин прочих,
отличал бойцовский нрав.
    Нильму средь лесных дубрав
с луком видели нередко,
девушка – стрелою меткой -
зяблика разила влёт,
среди гибельных болот
тропки потайные знала,
что её не раз спасало
от лесничих - ведь окрест
всюду королевский лес,
где охота воспрещалась.
   Все же Нильме удавалось
егерей всех провести
и добычу в дом внести.
   Варгус хоть ворчал порою,
мол, опасною игрою
дочка зря увлечена,
но гордился, что она
по характеру с ним схожа,
палец в рот ей не положишь!
    Нынче девушка невеста,
но в селениях окрестных
не нашлось ей жениха.
Эта местность столь дика,
а народ столь суеверен,
что любой крестьянин верил
в то, что Варгус колченог
потому, что вместо ног
козьи у него копыта          
и рога под шапкой скрыты.
   Были все убеждены,
что заклятья сатаны
ворот мельницы вращают,
души христиан смущая.
Оттого и не видать
женихов, кто будет брать   
замуж дочь хромого беса,
росшую в глубинах леса?
   Что вести о свадьбе речь,
Варгуса пытались сжечь,
обвиняя в волхованье,
и тогда только влиянье
монсеньера Кончало
их от гибели спасло.
Сей епископ сам когда-то,
как и Варгус, был солдатом,
знал его немало лет,
да и понимал, что нет
в скрипе мельничной машины
козней дьявола в помине.
    В общем Варгус жив пока,
за окном течет река,
угольки в печи искрятся…
Нильма, кончив прибираться
после ужина, пошла
живность покормить, была
у них козочка в сарае,
да ещё собака злая
стерегла хозяйский кров
от полуночных воров.
   Вот в сарае повозилась
и скотину накормила,
слышит вдруг - ворчанье пса.
Нильма подняла глаза,
увидала у ограды
человека.
   - Что вам надо? -
строго задала вопрос.
   - Через лес идти пришлось,
сбился, видимо, с дороги…
   - У меня родитель строгий,
он бродяг не пустит в дом.
   - Нет, так нет. Скажи про то,
как мне выйти на тропу.
А не то по лесу тут
до утра я проплутаю -
здешних мест совсем не знаю.
   - Вы, видать, издалека,
скоро ночь… Вот что, пока
вы останетесь в сарае,               
заночуйте, а с утра я
вас на зорьке разбужу
и тропинку покажу.
   Странник с чувством говорит:
   - Пусть вас бог благословит,
за сердечное участье
и дарует в жизни счастье.
   Дверь в сарай за ним закрылась,
Нильма только удивилась,
что в плаще он меховом
был укутан…
                «Но тепло,
ныне ночью, все же лето,
да, пожалуй, странно это…
А как прятал он лицо,
может быть, сказать отцу?
Слишком гость похож на вора…
Впрочем, пёсик наш сурово
сможет гостя наказать,
коль тот станет воровать.
Ни к чему отца тревожить,
да и мне пора спать тоже…»
   Не пришлось заснуть, однако.
Вдруг залаяла собака,
топот, ржание коней,
крики злобные людей.
    Варгус вышел к ним из дома.
Кони взмылены, шеломы
седоков в пыли густой.
   - Эй, хозяин, на постой
принимай, - приказом строгим
молвил воин, - И с дороги
накорми нас и коней.
Шевелись же, дед, быстрей!
   - Не корчма тут, места мало. -
Варгус отвечал устало,
- Вас с полсотни, может быть,
стольких мне не прокормить…
   - Слушай ты, кусок навоза! -
латник вымолвил с угрозой,
- Ты, видать, не только хром,
но и глуп. Веди нас в дом!
И без всяких возражений,
чтобы было угощенье.   
Иль отведаешь плетей,
разговорчивый плебей!!!
   - Ты побереги угрозы!
Хоть я стар, сумею всё же
проучить тебя, щенка,
у меня тверда рука!
Я сказал, что мало места
в моём доме, вон, за лесом,
милях в трёх, деревня есть.
Может там, окажут честь,
примут на постой ораву
воинов, что ищут славу
средь лесов, в глухой ночи…
   - Хватит!!! - в ярости кричит
тот боец, что всех моложе,
- Снять с него, с живого кожу!
Дабы меру знал словам
и не смел перечить нам!
   Варгус понял – не до шуток!
Отскочил к стене и круто
чертыхнувшись, сжал топор:
   - Нет, никто до этих пор,
надо мной не смел глумиться,
у меня крепка десница!
Хоть калека, но учти –
зашибу, не подходи!
   Миг, и вот уж пыл атаки,
Варгус с яростью собаки
отбивался от клинков
сразу четырех врагов.
Вдруг, один из них запнулся,
будто криком поперхнулся,
рухнул в траве головой,
пораженный в грудь стрелой.
   Варгус дочку вспомнил разом
и последней в жизни фразой
был его гортанный крик:
   - Нильма! Нильма, в лес беги!!!
   В тот же миг за этим криком,
грудь ему пробила пика,
старца пригвоздив к стене.
   - Эй, стрелка найдите мне! -
крикнул тот же юный воин,
- Страшных пыток он достоин!
   Тень мелькнула у болот
и пропала, видно тот,
кто стрелял, пытался скрыться.
По следам погоня мчится,
крики, отсвет факелов,
грубый топот сапогов,
плеск воды, листвы шуршанье
и надрывное дыханье.
   Нильма, вся в слезах, бежит.               
Как же, как ей дальше жить?
Тяжкий гнет большой потери
придавил, подобно гири.
   Ну, зачем же она так
убегает? Просто страх!
   «Надо было там остаться,
до конца с отцом сражаться,
за его убийство мстить!
А теперь, как дальше жить?!»
   Дева меж кустов упала
и надрывно зарыдала,
изливая боль души
в мягкий мох лесной глуши.
   Кто-то вдруг плеча коснулся,
Нильма в ужасе метнулась
от него, хватая нож:
- Осади назад! Не трожь!!!
   -Не кричи, - ответ был тихий,
- этот лес, хотя и дикий,
нынче рыщут в нём враги.
Не шуми, поберегись…
   Говоривший эту фразу,
Нильмою был узнан сразу,
хоть неверный лунный свет
озарял лишь силуэт
человеческой фигуры,
но тяжелый плащ из шкуры,
что скрывал лицо до век,
ей напомнил – на ночлег
в свой сарай его пустили.
А потом беда явилась –
это он, её принес!
   - Так-то ты, приблудный пёс,
на добро моё ответил?!
Смерть отца, огонь и пепел
там, где был родимый дом!
Ты заплатишь мне за то
кровью собственной, Иуда!!!   
   - Да… Постой ты, чудо-юдо,
я тут вовсе ни при чем…
И не тычь в меня ножом!
   Хрипы, брань, обрывки слов,
треск изломанных кустов…
Да, боролись не на шутку,
все же улучив минутку,
незнакомец выбил нож,
девушку свалил, и все ж
та ему не поддавалась
и отчаянно брыкалась.
   -Тихо…- стиснул Нильме рот.               
    Слышен топот рядом, вот
в трех шагах от них промчалась
группа всадников.
                Казалось,
они видят беглецов,
но листва густых кустов
и свет факела неверный,
их уберегли от плена.
Гулко проскакали кони,
мимо унося погоню.
   Тут лишь Нильма осознала
то, чего не замечала
в пылу драки и потом,
когда лежа под кустом,
пряталась от смерти близкой.
Ведь над ней, склонился низко
столь ужаснейший урод,
что не будь зажатым рот
его крепкою ладонью,
позабывши о погоне,
Нильма завизжала б так,
что вспугнула б всех собак,
даже в хуторах за лесом.
Он ведь был страшнее беса!
   К счастью для нее и принца,
разглядев в глазах девицы
дикий страх, он без затей
рот ей сжал ещё сильней.
   - Тихо, помолчи немного.
Я не съем тебя, дуреха,
ты не бойся, хоть я сам
и ужасен, но вон там
едут те, кто нам страшнее.
Они мигом к нашим шеям
приспособят по петле,
если закричишь им вслед…
   Он ещё шептал чего-то.
   Нильма, лежа под уродом,
лишь таращила глаза,
и брыкалась, как коза.   
Но движения слабели
и глаза остекленели.
Тут лишь понял наш урод,
что, зажав ей нос и рот,
девушку лишил дыханья,
и в благих своих стараньях
усмирить девичий пыл,
Нильму чуть не задушил.

              **********         

     И еще отметить надо,
кто командовал отрядом,
девушку лишил отца –
брат калеки близнеца.
   Далеко, в горах Брондалле,
горцы сильно потрепали
его доблестный отряд.
Нападают из засад,
бой, и вновь укрылись в схронах.
Их преследуют упорно,
чтоб к смиренью привести,
но встречают на пути
лишь пустынные деревни,
где среди хибарок бедных -
ни одной живой души.
Всё, сжигай, ломай, круши!
   В тот же миг, из леса метко,
за погром - стрела в отместку,
и доспехами звеня,
воин падает с коня.
Не успели оглянуться,
как другой, хрипя, согнулся,
тоже выпав из седла.
    Отпустивши удела,
всадники рванулись к лесу,
отомстить незримым бесам,
тычут копьями в кусты,
а врага и след простыл.
   Так неделю воевали,
треть отряда потеряли,
и с остатком войска, злой,
возвращался принц домой.
   Он победы не добился,
лучших воинов лишился,
и в итоге «храбреца»
ожидает гнев отца.
   Тут и Варгус с наглой речью –
смерд пытается перечить!
Пыткой должен искупить!!!
Но, увы, пришлось убить
как-то сразу, без мучений,
этим новым приключеньем,
принц, особенно взбешен.
   Яростно ругаясь, он
лично мельницу сжигает,         
злобно плёткою стегает
Варгуса остывший треп,
а когда дождь хлынул вдруг,
осознал, что, мстя сурово,
сам себя лишил он крова
и ночлега в эту ночь,
на коне умчался прочь…
   Нильма от дождя очнулась,
приподнявшись, оглянулась:
    - Где я? Боже, что со мной?
    Тут же, горькою волной,
всплыло всё: мгновенья схватки,
смерть отца, уродец гадкий…
Кстати, где он?..
                Никого…
Меховым плащом его,
правда, девушка накрыта,
и ещё – кошель, набитый
тусклым серебром монет,
самого ж уродца нет…
   Это что ж, в стремленье к славе,
сироту в лесу оставил?
Предал!
            Бросил!
                Может быть…
Что он мог ей предложить?
Сам бездомный и убогий,
вечный пасынок дороги.
Принц?
             Бродяга и урод!
Хватит ей своих невзгод!
   Тяжко сироте, он все же
куда больше ей поможет,
если будет далеко…
   В рассуждении таком,
логики стальная сила,
только сердце говорило:
   - Эту девушку бросать
ты не должен…
                Но, как знать,
может, так вот покидая,
он лишь только приближает
встречу в будущем…
                Пока
лес рассветный, облака
чуть светлее в небе стали,
принц идет к горам Брондалле.
Далеко!..
               Но в том ли суть?
Сам он выбрал этот путь.

           **************   
               
   Королевский гнев был
                страшен:
   - Отпрыск наш, не может даже
кучку смердов обуздать!
Как ты будешь управлять,
государством, коль все силы,
я отдав, сойду в могилу?!
   - Я пытался, но отец…
   - Ах, пытался?! Молодец!
Я заметил это рвенье –
мой наследник на коленях,
в страхе поджимает хвост,
как избитый палкой пёс!
   Щеки юноши пылали,
но поднять глаза едва ли
он посмел бы на отца,
в пятках сердце храбреца.
   - Для тебя власть – это только
карнавалы и попойки.
Вечный праздник без конца!
Нет, власть в лезвии меча,
в кулаке ладони сжатой.
Властелину и солдатом,
и стратегом надо быть.
Думать, драться, но не пить!
С глаз долой! Иначе в гневе
я прибью тебя!.. На древе
славных предков - плод гнилой…
И за что позор такой?
   Принц поспешно удалился.
На отца он сильно злился,
был унижен и взбешен!
Но… боялся больше он.
Потому, восстать не смея,
свой позор он залил элем.
   А король совсем не в духе,
это ощущают слуги,
и последний конюх знал –
государю на глаза
лучше бы не попадаться,
что б потом не обижаться.
   Но Лондзак, придворный шут,
столь беспечен, словно кнут
палача ему не страшен,
к королю подходит, даже
головы не наклоня,               
колокольчиком звеня:
   - Что печален? Что не весел?
Что ты голову повесил?
Может, царственный мой брат,
ты влюбился? Говорят, 
нынче фрейлины балуют,
даже с королем флиртуют.
   - Не до смеха мне, уйди.
   - Может быть с войной идти
ты решил к соседям нашим?
Лишь скажи, я в гневе страшен!
Сам сумею всех побить,
не к чему солдат будить. -
И Лондзак с бойцовским видом
кулачки сжал деловито.
   - Ты пойми, дурак, тут горе!
Сын родной так опозорил,
что не знаю, как мне быть.
Строго не могу судить,
все же сын, наследник трона,
но такому дай корону –
прахом пустит всю страну,
разорит её казну…
Предки создали с усильем -
он погубит – я бессилен!
Это страшная беда!..
   - А виной в том красота…-
шут сказал высокомерно.
   Вдруг король застыл
и нервно задрожала его бровь:
   - Повтори…
                - Отвечу вновь,
красота всему виною! –
и, тряхнувши головою,
шут пустился рассуждать:
- Я красив? Да, что скрывать?!
   - Не кривляйся.
                - Я серьёзно!
Постарел слегка? Возможно,
только девки там и тут
мне проходу не дают!
Но при том любому видно,
что я глуп – это обидно!
Бог распорядился так:
ты красив – так будь дурак.
А коль внешностью не вышел –
то мозгами не обижен.
Всё логично, а раз так,
красота и есть наш враг!
Принц красавец – это значит             
с головою незадача.
Было бы наоборот…
   - Да закрой же ты свой рот!!! -
государь шута не слушал,
будто бы холодным душем
окатили его вдруг:
   «Глупость, бред!»
                Но сердца стук
Выдавал души смятенье:
   «Надо, надо непременно
всё сначала разузнать,
а потом уже решать…»
   Вспомнил государь Иону,
и под пытками упорно
не желал он рта раскрыть,
«Надо с ним поговорить…» -
и король из зала вышел.
   « Да, король, ты мудр, вижу, -
шут улыбки не скрывал, -
знать не зря намек я дал…»
   Дверь открылась, лязгнув смачно,
каземат – тоскливый, мрачный –
плесенью в лицо дохнул.
Факел пламенем качнул,
осветивши арестанта,
что лежал на ложе странном,
из соломы и тряпья.
    - Государь?! Простите, я
не могу сейчас подняться,
ваш палач, хочу признаться,
не напрасно ест свой хлеб…
    - Я пришел сюда затем,
что бы все узнать про сына.
    - Я не знаю где он ныне,
это правда.
                - Да, быть может,
но хочу узнать я всё же
поподробнее о нём.
    - Я горжусь учеником, -
старец кротко улыбнулся
и глаза его смеются,
словно вдруг забыта боль,
- Можешь верить мне, король,
вряд ли где-нибудь под солнцем
принц достойнее найдётся.
И, клянусь своею честью,
говорю о том без лести.
   - Может так, но он калека, -
произнёс монарх, - навеки               
должен этот крест нести.            
   - И его нельзя спасти,
попытаться снять заклятье?
Может, сможем?
                - Это вряд ли.
   - Если б мы узнали, как…
   - Знаю,- прошептал монарх,
- Снять заклятье дева может,
вроде просто, но вся сложность,
в том, что девушка должна
принца полюбить.
                - Она
полюбить должна калеку?..
Да, серьёзная помеха,
Боже правый, помоги…
   И недавние враги
на колени опустились,
оба искренне молились…


                ********

    И у стен тюрьмы есть уши,
кто-то видимо подслушал,
как Иона с королем
говорили, а потом
принц – пока ещё наследник –
вдруг узнал, что есть соперник!
   «Говорят, что он урод,
но не зря ж твердил народ,
что красавчик возле трона
лишь для вида, и корону
прочат вовсе не ему.
А кому? Кому?! Кому!!!
Тут любой впадёт в унынье,
но пока  я принц, и ныне
за свой титул постоять
я смогу, чтоб наказать
беспардонного уродца,
тесно нам двоим под солнцем!»
   Всё ж один вопрос остался,
где уродец укрывался?
Этого никто не знал,
хоть отец его искал,
да и брат, с неменьшим рвеньем,
все напрасно, к сожаленью,
будто в воду канул тот.
   Но заговорил народ:
между горцев из Брондалле,
что недавно восставали,         
появился вдруг горбун,
начал смуту сеять он.
   Этот слух беду пророчил,
чем король был озабочен.
Чтоб мятеж не допускать,
надо горцев наказать,
вешать и пороть жестоко,
чтоб не забывали долго!
В общем, близился поход…
   Как-то раз, под сень ворот
государевой столицы
соизволили явиться
от мятежников послы.
   Были, видимо, смелы
три седых почтенных старца,
коли стали добиваться,
чтобы принял их король.
   С наглой просьбою такой
к страже редко обращались,
ну, солдаты посмеялись,
приказали старикам
расходиться по домам.
   Те твердят своё упорно:
   - Мы послы селений горных,
из Брондалле держим путь,
нам на короля взглянуть
очень надо, это важно…
    Стражник нехотя, вальяжно
и лениво отвечал:
   - Я же только что сказал -
он король, пойми ты, рожа,
босяков принять не может.
Вон вас сколько, он – один,
так что, лучше уходи.
Или я свод этих правил
кулаком  в мозги вам вправлю,
враз поймёте, что к чему.
    Старики опять ему
что-то объяснить пытались
и возможно бы нарвались
на побои, только вдруг
каблуков раздался стук,
в шутовском своём наряде,
гордый, словно на параде,
появляется Лондзак.
Как?
         Откуда?
                Он же маг,
значит в королевстве местном
всё всегда ему известно.
О прибытии послов
знал заранее, стариков               
ждал и почву подготовил,
чтобы их принять изволил
самолично государь.
     Что тут скажешь, просто жаль
стража, что мешать пытался,
он по глупости нарвался,
власть хотелось показать,
все вокруг должны понять:
старший смены караула –
не последняя фигура
и в воротах, на посту
он главней, чем царский шут!
Солдафон, глупец, невежа,
с легкой жалостью, небрежно,
глянул на него Лондзак
и воинственный дурак
алебарду вдруг роняет
и с разбегу ударяет
в стену буйной головой.
По булыжной мостовой
шлем со звоном покатился,
и в припадке латник бился,
в кладку каменную вновь,
страшно бился, с силой, в кровь.
    Сторожа все растерялись,
на ворота выставляли,
самый сильный караул,
в тридцать копий, ну а тут
явно одержимый бесом,
командир на стену лезет,
что же делать остальным?
Знали – надо сладить с ним,
но беспомощно крестились,
и конечно позабыли
про Лондзака и послов.
Шут пугливых стариков
быстро протолкнул в ворота,
 а чуть позже вывел к входу,
в небольшой, уютный зал,
где король уже их ждал.
Он глядел в камин на пламя,
рядом, в  выцветшей сутане,
на скамье сидел монах.
Шрамы на его щеках
говорят, что добрый пастырь
много повидал несчастий,
то отец Иона был.
Государь заговорил:
    - Ну, итак, какие вести?
    Старцы, обалдев от чести,         
что король им оказал,
 лишь таращили глаза
и поклоны отбивали:
- Мы… послы из гор Брондалле…
    - Нам успели сообщить,
дальше что?
                - П-пришли просить
милости у государя…
      - Вы восстание подняли
и с оружием в руках.
Завтра мы пошлем войска.
И от вашего народа,
после этого похода
не оставим никого!
Знайте, слова своего
я на ветер не бросаю,
и бунтарства не прощаю!
   - О, король, позволь сказать,
мы не смели бунтовать.
Горцы тут не виноваты,
мы крестьяне, не солдаты, -
умоляли старики,
- Там же меткие стрелки
в ваших латников стреляли,
и солдаты нападали
из засады на бойцов.
    - Чёрт возьми! В конце концов,
перед кем вы оказались?! –
кулаки монарха сжались,
- Как вы смеете мне лгать!
Может палача позвать?!
У него покойник даже,
мигом правду нам расскажет!
     - Государь, позвольте слово? –
произнёс монах сурово,
- Мне известен нрав крестьян,
много лет мой скромный сан
позволял общаться с ними.
И могу поклясться ныне -
хуже не найти солдат.
Ваш крестьянин трусоват
и весьма неповоротлив,
у него свои заботы:
то уборка, то посев…
Государь, умерь свой гнев,
старцы правду вам сказали -
смерды бунт не поднимали.
    - Почему же сразу так? –
хитро произнёс Лондзак,
- Из истории известно,               
что почти что повсеместно,
кабала рождала бунт.
Но другое странно тут,
как забитые крестьяне,
в ходе своего восстанья,
без потерь, как говорят,
разгромили наш отряд?
И спросите, ваша милость:
как такое получилось?
Я не верю в чудеса,
чтобы там, в глухих лесах,
между пастухов и горцев
жил великий полководец,
столь удачливый в войне…
    - Хорошо, скажите мне,
там в горах мятеж подняли,
пусть не горцы воевали,
знать хочу я, кто посмел
будоражить наш удел?
   - Нас за этим и послали…-
вновь послы забормотали,
- Всё скажу, как на духу,
бог свидетель, не солгу.
Как всегда, под осень, в срок,
нами собран был налог:
шерсть, зерно, скотины разной…
Только всё, увы, напрасно,
прискакал барон де Пралле,
 все запасы отобрали,
а его вассалы даже 
перебили вашу стражу…
А потом нам на беду,
распустили слух про бунт,
будто мы его подняли.
Следом вы войска послали,
люди спрятались в горах -
слишком сильным был наш страх.
А разбойная ватага
напролом не лезла в драку
нападала из засад –
пусть, как прежде, все решат
будто горцы бунтовали…
   « Да, я слышал о де Пралле, -
молча рассуждал король, -
Год за годом, как мозоль,
он соседям досаждает,
на деревни нападает,
замки феодалов жжет,
деньги у церквей крадёт…
У него своя ватага               
из мерзавцев, коим драка
слаще, чем объятья дев…»
   Это знал король, но гнев
вызвал нынешний поступок:
церкви грабить и халупы
обездоленных крестьян –
это где-то, это там.
Но насмешки над короной,
игры в бунт, их, безусловно,
никому нельзя прощать!
Значит надо наказать
этого глупца де Пралле.
   - Раньше, почему молчали? -
у послов спросил монарх.
   - Всем барон внушает страх.
Да гонцов послать пытались
к вам, но только мы прорвались.
С гор дорога лишь одна,
и разбойникам она
слишком хорошо знакома,
там везде у них кордоны.
   - Как же вы смогли дойти?
   - Перед тем, как к вам идти
губы обожгли и веки,
пусть решат, что мы калеки -
онемевшие слепцы.
   - Вот так хитрость, молодцы! –
и Лондзак, смеясь, подтрунил,
- Кто такому надоумил?
   - Очень странный человек.
Некрасив, как талый снег,
и умен, как мудрый старец…
   Тут Иона, как ошпарясь,
подскочил вдруг на скамье:
    - Некрасив?! Старик, ты мне
всё о нём подробно скажешь.
   - Он пришел в деревню нашу
этим летом. С нами жил,
от хвороб детей лечил,
схроны помогал нам строить,
где спасались от разбоя,
обеспечил наш приход
к вам…
           - Довольно, старый чёрт, -
государь поднялся с места,
- Это всё неинтересно,
отвечай, где ныне он?
    - На дороге был заслон
из разбойников де Пралле,
чтобы нас не задержали,               
надо было их отвлечь…
   - Чёрт, оставь, пустую речь,
я тебя спросил, дубину,
где искать калеку ныне?
Я хочу лишь это знать.
   - Тут нам нечего сказать,
знаем, он стрелял из леса               
в тех вояк, но неизвестно,
пойман ими или нет…
   - Что ж, на это дать ответ
может только сам де Пралле, -
произнёс Лондзак, - едва ли
он решится отказать,
надо лишь вопрос задать.
   - Мне все скажет – это точно,
пусть войска готовят срочно,
на заре трубить сигнал.
И король покинул зал.

               **********

   Ночью в шутовской каморке,
у окна, за легкой шторкой,
появился слабый свет
стал чуть ярче, и в момент
затопил всё помещенье
яркой вспышкой.
                На мгновенье,
будто пламя сотни солнц,
оборвало разом сон
шута.
              Он ошалело
подскочил к окну, за белой
шторой был хрустальный шар,
он чуть матово мерцал,
отражая лик Хошиги.
Наш герой в смятенье, тихо,
перед шаром зашептал:
   - Я просил, я умолял,
не пугать меня, маманя!
Я и так, как на вулкане,
вдруг здесь был бы не один…
   - Я напоминаю, сын,
что пока ещё живая.
Ты же мне не сообщаешь,
как там обстоят дела,
вот я и не дождалась,
всё сама узнать решила,
чем порадуешь, мой милый.               
   - Ну, пока еще ничем…
   - Что?!
               - Нет, нет, уже совсем
скоро будет миг развязки…
   - Не устал мне эти сказки,
год за годом, повторять?
А вот я устала ждать.
   - Но ведь дело непростое,-
заюлил Лондзак, - такое
не решают впопыхах.
Ведь соперник наш – монарх!
Государственный правитель!
   -- Ну а ты, факир-любитель,
или настоящий маг?!
В общем, ты учти, Лондзак,
раз ты проявляешь немощь,
я сама решу проблему.
   - Нет, минуту, я сейчас…
   Но хрустальный шар погас,
и Лондзак присел в смятенье:
« Чую светопреставленье
это явно неспроста,
заигрался я видать…»

            ***********

    А Хошиге не до шуток,
пусть судьба скрутила туго,
но желанье страшно мстить
всё затмило.
                Может быть
сила этой жажды мести
и спасла её от смерти
в поединке с королём.
Много лет прошло потом,
но возмездие монарха
не постигло…
                Да, Лондзаку
доверялась ведьма зря,
сколько лет он уверял,
что расплата наступает.
   «Ох, сынок, с огнём играешь!
Никогда и никому,
даже сыну своему,
не прощала я насмешек,
только месть меня утешит!
Надо, очень надо встать,
дабы всем за всё воздать!!!»
   Стоп, читатель погоди-ка,
если вдуматься, Хошига -
просто гений колдовства,               
и причем не на словах.
В самом деле, где ответьте,
есть ещё на белом свете
столь прекраснейший дворец,
что был высечен в горе,
в толще каменной породы
и ушли на то не годы,
а совсем короткий срок.
   Как не выразить восторг
силой колдовского дара,
заклинанье прочитала
и, пожалуйста, дворец!
   Также ярко принц-близнец
подтверждает её силу –
взглядом в монстра превратила!
Тут не фокус, не гипноз,
в этом чуде всё всерьёз!
   Но тогда спросить резонно:
раз у ведьмы есть наклонность
столь масштабно колдовать,
что же ей мешает встать?
Ведь проходят год за годом,
а она лежит колодой.
Встать пыталась, но итог –
дар волшебный не помог…
   Может показаться странным,
но виной тому не рана,
королевская печать
зажила давно, но встать
ведьме все ж не удавалось,
как Хошига не старалась…
   А всему причиной, кстати,
Пеклебаровы проклятья,
он с умом их наложил,
а Хошиги злобный пыл
стал себя губить отмщеньем:
стоило коварной ведьме
зло кому-то причинить,
приходилось получить
и ответное несчастье,
да такое, что с напастью
ведьма сладить не могла,
злость от этого росла.
   Но Хошига догадалась:
раз ей встать не удавалось,
сделай так, чтобы кровать
могла бегать и летать!
Из любого положенья
выход есть, порой решенье
удивляет простотой,
тем сложней найти его…

               ***********

   Для солдат война – работа.
Тут и битвы, и походы,
слава, грабежи и кровь,
и трофейная любовь.
Но всего важнее, братцы,
на войне не расслабляться
и, не доверять врагу,
быть повсюду начеку.
   А дозорные де Пралле
в кости у костра играли
и прихлёбывали грог.
Был плачевным их итог:
тихо, словно привиденья,
из ночи возникли тени,
в свете звёзд блеснул кинжал
и никто не застонал,
не успел поднять тревогу,
а чуть позже по дороге
проскакал большой отряд,
королевский авангард…
   Замок буйного де Пралле
невелик был, возвышались
над отвесною скалой
пара башен со стеной.
Но построен был удачно,
над обрывом, крепкий, мрачный,
свысока на всех глядит,
неприступный его вид
говорил: не суйтесь даже,
ибо мы клыки покажем!
Был совет военный кратким,
под скалой, в лесном распадке.
   - Вверх тропа ведёт по склону,
только жаль, как на ладони
даже ночью вся она
с башен замковых видна.
   - А правей, обрыв отвесный.
   - Тоже риск, но если честно,
там-то нас не будут ждать.
  - Значит, надо отобрать
из бойцов, что половчее,
два десятка, коль сумеют
вверх забраться по скале,
выдут в тыл и на заре
подожгут ворота замка.             
   - Наша шашка прыгнет
                в дамки!
   - Тут и мы на штурм пойдем,
и с лица земли сотрём
гнусное гнездо разбоя!
А пока, готовьтесь к бою.
Но костров не разводить,
лошадей в глубь леса скрыть,
никому не расслабляться,
на рассвете будем драться, -
наш король отдал приказ.
   Группа воинов тотчас,
сбросив лишний груз доспехов,
вверх полезли, ключ к успеху –
ловкость, ночь и тишина.
Пусть отвесная стена,
для отважных нет преграды,
раз обещана награда…

                **********

   Тот, кто побывал в сраженье
помнит странное смятенье,
трепет сердца и мандраж
когда часа битвы ждешь.
Когда всё готово к бою,
крепко меч зажат ладонью
и лишь время не пришло,
а секунды, как назло,
резвый бег свой замедляют,
ждать, всё дольше заставляя…
    Вот и утро, чуть светлее
стало небо, розовеют
вдалеке вершины гор,
скоро штурм.
                Вдруг пьяный ор
на лесной тропе раздался –
кто-то с песней направлялся
в спящий замок.
                Что за черт?!
Этот пьяный обормот
перебудит всю охрану!
Мигом в утреннем тумане
всадник вырван из седла,
его ругань пресекла
нежность крепкой оплеухи,
пленнику связали руки,
подтащили к королю.
    - Кто такой?
                - Сэр Конбелью!
Рыцарь я, и что б вы знали,               
генерал в войсках де Пралле!
Прикажу всех наказать!
Как посмели вы поднять,
руку на мою особу?!
   - О, прошу умерить злобу,-
вкрадчиво сказал Лондзак,
- Не пугайте сильно так,
а не то, глядишь со страху,
мы об эту вот корягу
поломаем ваш хребет…
Или вот такой сюжет:
Генерал посажен на кол!
Можно просто, как собаку
тут на ветке вздёрнуть вас!!!
Выбирайте, пробил час…
   - П-погодите, - с генерала
мигом его спесь сорвало,
- ну, зачем же сразу так?..
   - Правду говори, слизняк, -
произнёс король сурово,
и учти, соврёшь хоть слово –
пыткою искупишь грех!
Сколько в замке человек?
   - Сотня, может быть, не больше!
   -Где барон?
                - Он в замке тоже.
   - Ну а ты, где ночь плутал?
   - Я в деревне ночевал,
вдовушка там есть…
                - Понятно,
время проводил приятно! –
тут Лондзак захохотал.
- Настоящий генерал!
Кстати, мог бы поделиться,
как таких чинов добиться?
Я бы тоже был не прочь…
   - Как-то раз я пил всю ночь, -
Конбелью сказал понуро,
- и остался трезв на утро,
ну а господин барон,
был настолько поражен,
что за подвиг сей немалый,
дал мне званье генерала,
сделал рыцарем тогда…
   - Чёрт возьми, вот это да!!! –
шут со смеху покатился. -
Как же ты теперь напился?
   - Просто я стал больше пить…
   -Дайте мне теперь спросить, -
выступил вперёд Иона,               
- Ты знать должен, безусловно,
про калеку горбуна…
   - Он страшней, чем сатана?
Знаю, видел, как собака
на цепи, ворота замка
он посажен сторожить…
   - Врёшь, подлец, не может быть!
   - Так решил барон де Пралле.
Горбуна в лесу поймали,
лихо дрался он, злодей,
ранил двух моих людей,
ну ребята осерчали
и ему бока намяли.
Мимо проезжал барон,
Увидав уродца, он
нам не дал добить калеку,
посадил на цепь, для смеха,
возле замковых ворот.
Он и ныне там…
                - Вперёд! -
поднял меч король.
                Натужно
загудели трубы, дружно
войско устремилось в бой.
Ну, а в замке над скалой,
уж ворота полыхали,
сторожа со стен кричали
и пытались бить в набат.
Стрел с десяток невпопад
ими пущено, однако,
не сдержали пыл атаки,
войско мчится напролом.
   Первым одолевшим склон
был, представьте,
                принц красавчик,
тот избалованный мальчик,
что не так давно, в бою,
опозорил честь свою.
Ну а ныне, он без страха,
первым ринулся в атаку!
Почему, встаёт вопрос?
Просто слышал он допрос
Конбелью, узнал про брата,
и решил – прирежу гада!
Должен умереть урод,
кто там, в схватке разберёт,
чей ему удар достался?
   Но когда принц оказался
возле замковой стены -
О, исчадье сатаны! -         
увидал лишь цепь пустую.
«Чёрт, я жизнью здесь рискую
и выходит, всё зазря!»
   От бессилия ярясь
повернул к воротам замка,
вдруг стрелы калёной жало,
впилось юноше в плечо.
Прошептал бледнея:
                - Чёрт…
Взор от боли помутился,
принц на камни повалился…
   Бой был страшный, но короткий,
прогоревшие ворота
удалось легко разбить,
и пошли колоть, рубить
всех, кто в замке попадался.
И причём, сопротивлялся
враг иль сразу меч бросал -
пленных тут никто не брал,
несмотря на плач и стоны,
ведь разбойник – вне закона!
    Только одного де Пралле
сразу убивать не стали,
хоть и дрался он, как черт,
но когда ему в живот
сразу десять пик уткнулись,
тут уж руки опустились,
выбит был из них клинок.
    - Ты вассал мой, как ты мог
клятву верности нарушить?! –
вопросил король.
                - Послушай,-
пленный рыцарь произнёс,
- я нарушил?! Тут вопрос
по иному нужно ставить—
кто вам дал такое право,
ночью вламываться в дом?!
Жечь, крушить всё, а потом
на меня бросаться рьяно
и вязать тут, как барана!
Я не смерд, не крестьянин!
Я барон и дворянин!!!
   - Потому имеешь право
бунт устраивать кровавый?
Против власти короля
слугам меч поднять веля!!!
    Пленник головой тряхнул,
гордым взором полыхнул:
   - Не столица здесь, позволь,
я и бог тут, и король!               
Властелин в горах Брондалле
лишь один – барон де Пралле!!!
И на прочих мне плевать!!
Дай мне меч, и доказать
кто из нас главней, сумею
в поединке. Ну, смелее,
если ты, король, не трус!
   - Нет, барон, я не боюсь,
и тебя б убил на месте,
только столь высокой чести,
славной гибели с мечем,
в поединке с королем,
не видать тебе, плебею!
Ты ведь дерзостью своею
хочешь избежать петли
и позора. Так учти,
вешать мы тебя не станем,
очистительное пламя
ждет тебя, еретика.
Приступайте…
                - Как же так?!
Вы не смеете, мерзавцы!
Дайте меч, хочу я драться!!! -
бился связанный барон.
   Возле замковых ворот
всё ещё горело пламя,
без суда в кровавой драме
был назначен приговор.
Пленник связанный, в костер
прямо в кованых доспехах
брошен был.
                Визг человека
разорвал молчанье скал
взвился к небу и пропал…

              **********

    Ну, а как же наши братья?
Тот, кто у стены, с проклятьем,
Встречен меткою стрелой
жив, конечно – он герой!
В битве получивший рану,
Над которой, неустанно,
сразу трое докторов,
колдовали.
                Он здоров
будет вскоре, с ним все ясно.
А второй близнец?
                Напрасно,
замок обыскали весь –            
принц-урод опять исчез.
Только у ворот осталась
цепь с ошейником,  валялась
в миске для него еда,
ну а больше -- ни следа…
    Конбелью не врал, конечно,
да, де Пралле, бессердечный,
принца посадил на цепь,
как собаку.
                Тут уж все
полупьяные вояки
из разбойничьей ватаги
посмеялись от души.
Среди гор, в лесной глуши,
нет особых развлечений,
потому, под настроенье,
принц наш получал плевки,
и насмешки, и пинки.
   Вынужден терпеть всё это,
но не мог найти ответа,
как же всё-таки сбежать?
Цепь, увы, не оборвать…
   Раз среди головорезов,
как всегда, не очень трезвых,
паренька принц увидал,
тот чуть в стороне стоял.
И глаза его, пожалуй
не насмешкой, а печалью,
состраданием полны.
А в чертах лица видны…
(или это показалось?)
   «Нет, мы точно с ним встречались,
надо только вспомнить где?..
Боже, Нильма!
                Как же здесь
сирота вдруг оказалась?
Платьем юноши пыталась
свой девичий облик скрыть,
надо с ней поговорить.
Только, как ускорить встречу?..»
- думал принц.
                Но в тот же вечер,
девушка сама пришла,
миску пленнику дала
с грубой, пригоревшей кашей.
     -Жуй, собака, помни нашу
доброту, рычи и лай,
ночью замок охраняй! -
голос, нарочито громкий,
был скорей игрою тонкой,
он для стражи у ворот.
Но глаза, их взгляд не врёт!
Принц, не удивился даже,
извлекая из под каши
ключ, к замку своих оков…
   Тут, пожалуй, пару слов
надо написать о Нильме.
Обладая духом сильным,
даже ставши сиротой,
не согнулась.
                Дом родной
превращен был в пепелище,
Варгус мёртв, по лесу рыщут
кровожадные враги,
в обстоятельствах таких,
можно разума лишиться.
Нильма не могла смириться,
жажда мести сердце жгло!
Нет, она накажет зло!
Память Варгуса залогом
будет в клятве перед богом!   
   -Я убийцам не спущу
и жестоко отомщу!!!
    И пошла она в столицу
по следам отряда принца.
Шла пешком, почти весь день,
а когда ночная тень
стала накрывать дорогу,
девушка в корчме убогой
для себя нашла ночлег.
Заведенье «Толстый грек»
я бы не назвал уютным,
вечно грязная посуда,
запах гари и клопов,
но, какой ни есть, а кров.
Страннику ночной порою
привередничать не стоит.
    Толстым Греком называли
тут хозяина, едва ли
он и в правду греком был,
но с акцентом говорил,
был кудряв, смешлив и грузен,
обладал солидным пузом,
другом Варгуса считал,
тот порой в корчме бывал,
если в город доводилось
проезжать.
                Когда свалились
на сиротку столько бед,
встал вопрос - кто даст совет?
Кто помочь в несчастье может?
Толстый Грек!!!
                И он поможет.
    - Нильма!!! Черт меня поджарь! –
увидав ее, корчмарь
хлопнул по столу ладонью,
- Вновь на нашем небосклоне,
вспыхнула твоя звезда!
Где же Варгус? Как всегда,
словно сыч, в лесу бытует?
   - Варгус мертв… Убит в бою
и нашу мельницу сожгли…
   - Матерь божья, сохрани
и помилуй…Что случилось?..
   В этот миг в корчму ввалились
трое молодых людей.
Поначалу у дверей
Они весело толкались,
над корчмою потешались,
их смешил убогий кров,
хотя сами…
                Тут нет слов!
Очень пыльная одежда,
обувь сбитая, несвежий
запух редко мытых тел,
нет, не роскошь их удел.
   Но ведут себя, как франты!
Это вольные ваганты,
тот студенческий народ,
что гранит наук грызёт,
в древних книгах копошится,
но при этом, коль случится
альмоматер покидать,
начинают пить, гулять,
к девкам уличным ласкаться
любят побузить, подраться…
Книжный червь и дуэлянт –
это истинный вагант.
    Вот один, прищурив веко,
глянул свысока на грека:
    - Обслужи-ка нас, любезный,
и оплата будет честной.
    - Может быть, а может, нет…-
пошутил другой студент.—
Заведенье, глянь, какое,
тут крыс жарят на жаркое!
     Третий звонко прокричал:
     - И вино тут, как моча!
     Толстый Грек налился кровью,
 глянул хмуро, из подлобья,
кулаки неспешно сжал:
   - Я и не таких видал,
деньги мне сначала дайте,
                а потом уж зубоскальте,               
у самих в кармане прах,
зато гонору ах-ах!
   Увидали руки грека,
всё вагантам не до смеха,
как кувалды кулаки,
приутихли шутники.
   - Погоди, за чем же злиться?
Мы готовы расплатиться,
за еду и за ночлег.
   - Так бы сразу…- Толстый Грек
дал им мяса и вина,
вновь сел к Нильме, а она
разразилась вдруг рыданьем,
бездну горького страданья
содержал её рассказ,
только глубь девичьих глаз
полыхала жаждой мести:
   - Я клянусь своею честью,
что убийцам не спущу
и жестоко отомщу!
   -Нильма, бедное дитя,
месть - не девичья стезя.
Ты пойми, серьёзно это
и подобные обеты
могут поломать всю жизнь.
   - Знаю, лучше подскажи,
как добиться этой цели?
   - Вижу, умереть в постели
ты не хочешь. - Толстый Грек
усмехнулся. - Человек
сам творец своих гонений…
Но коль нет в тебе сомнений,
я, конечно, дам ответ…
   Вдруг тяжелый табурет
грохнул по затылку Грека,
тот упал, вагант со смехом
Нильме показал свой нож:
   - Нет, красотка, не уйдёшь,
про побег не думай даже!
Толстяка покрепче свяжем,
он ведь слишком жаден был,
нас бесплатно не кормил
и за скупость поплатился…
   - Неудачно приземлился! –
хохотнул другой вагант.
   - Девка, ты покажешь нам,-
третий выступил из тени,-
где толстяк припрятал деньги,
вы с ним, кажется, друзья?
   - Ничего не знаю я…
   - Врать, красотка, не годится,
мы ведь можем разозлиться!
И тебя всерьёз прижать!!!
   - Может нам её продать?-
предложил другой бандюга,
- Принцу, слышал, эта злюка
за отца хотела мстить.
   - Что ж идея, может быть
смысл есть так сделать?
Кстати, сколько за тебя заплатят?
   - Много! - и плевок в ответ,
Нильма, выхватив стилет
из-за пояса ваганта,
ткнула в бок ему. – Что, гады,
взяли?!
             Стоя у стены,
как исчадье сатаны,
девушка была ужасна!
Взгляд горел, и кровью
                красный
нож блестел в её руке.
   - Негодяи! Перед кем
вы решили красоваться?!
Я готова, будем драться!
Нападайте, ну смелей…
Трусы! Сборище свиней!!!
   Да, ваганты испугались,
на девицу не решались,
даже скопом нападать.
   Грек очнулся, начал рвать,
силой рук тугие путы,
и поняв, что будет круто,
негодяи со всех ног,
припустили наутёк.
   Нильмой раненый повеса
закричал, уже из леса:
   - Вам за нас отплатит принц,
мы вернёмся, берегись!
   - Да, народ наглеет слишком,
школяры, почти мальчишки
тоже взялись за разбой…-
Грек, мотая головой,
бормотал, - ну это надо ж!
встречу вновь, убью их, гадов!
    Нильма, отшвырнула нож:
  - Вряд ли их теперь убьёшь,
слишком быстро удирали.
Жаль, что юбку мне порвали,
в чем же дальше мне идти?
   - Вот так девка! Погляди,
ей бандиты угрожают,
а она переживает
из-за юбки! Правда, тут
нет портнихи, но найду
для тебя я одеянье,
есть запас. В дороге дальней
ждут опасности везде,
ты мужской костюм надень,
проще будет затеряться.
Но, чтоб зря не нарываться,
ты в столицу не ходи…
   - Как же так?!
                - Да, погоди!
Знаю, гнев жжет твою душу,
всё же ты меня послушай,   
твой соперник – не простак –
он принц крови, как-ни-как!
В замке у него охрана,
просто так, наскоком рьяным,
ты к нему не попадёшь,
лишь бесславно пропадёшь.
Но зато в горах Брондалле
войску принца наподдали,
ныне злобой он кипит
и обиды не простит,
горцам отомстить вернётся…
И вот там, под видом горца,
угостишь его стрелой,
ты охотник неплохой…
   Девушка не возражала,
Толстый грек был прав, пожалуй.               
   И ещё сказать осталось,
что ваганты попытались
принцу отнести донос.
Но, кто принял бы всерьёз
полупьяных оборванцев?
У них не было и шанса,
стражник жуликов прогнал,
принц про них и не узнал.

 


           **************

   Вот теперь, читатель милый,
ты узнал, что с Нильмой было,
и позволь тебя вернуть
снова к пленнику.
                Отнюдь,
получив вдруг ключ к свободе,
не сбежал наш принц, напротив,
деве ключ хотел отдать.
   Нет, не мог он рисковать
Нильмой, так как наказанье,
за его побег отчаянный,
доброй девушке грозит.
Надо прежде отвести
от неё все подозренья…
Так, терзаемый сомненьем,
принц наш, сидя на цепи
возле замка, в даль глядит.
   Вдруг неясное виденье,
как мираж ночного бденья,
там, внизу мелькнула тень
и ещё одна.
                Затем
звуки тихие раздались,
будто камни осыпались
у кого-то из-под ног.
   Наш уродец вскрыл замок,
от оков освобождаясь,
и украдкой, пригибаясь,
он к обрыву подбежал.
То, что сверху увидал,
устраняло все сомненья,
ночью будет нападенье,
горный замок осажден,
ну, а значит – обречён!
   «Банда буйного де Пралле
сможет воевать? Едва ли,
против войска короля
точно им не устоять.
Ждёт всех кара и за дело!
Как же Нильма? Деве смелой
вновь придётся жизнь спасать,
времени нельзя терять…»
   В замок заперты ворота,
есть ли где другие входы,
принц, конечно же, не знал,
потому он просто взял
и полез на стену башни.
Щели в кладке, выступ каждый,
ловкость пальцев, сила рук
помогли не враз, не вдруг
принц наш на стену забрался,
там немного отдышался,
и теперь стоял вопрос –
что же дальше?
                Нет, всерьёз,
в замке, где полно нетрезвых
воинов-головорезов,
где в ночи тревожный крик,
может грянуть каждый миг…
Как здесь отыскать девицу,
что мужчиною рядится?
Совершить затем побег
вместе с нею?
                Да, успех
слишком призрачен, пожалуй,
тут одной отваги мало,
тут везение нужно
и большое…
                Как назло
крики у ворот раздались,
там всё ярче разгорались
блики жгучего огня.
   Трое воинов, гремя
наспех собранным оружьем,
выбежав из башни дружно,
вдруг застыли невпопад,
в изумлении глядят
на того, кто лишь недавно,
в унижении бесславном
скован был, как пёс цепной,
там, за замковой стеной.
   Принц не растерялся, вмиг
он издал гортанный крик,
к ним рванулся по проходу,
жуткое лицо урода
вовсе исказил оскал.
Он вояк так напугал,
что оружье побросали,
в диком ужасе бежали.
   Замок же в разгаре схватки
был охвачен беспорядком,
крики, ругань, беготня,
в алом зареве огня
люди мечутся и тени,
кто-то молится в смятенье,
кто-то лязгает мечём,
в общем – сумасшедший дом!
И в бедламе не понять,
как же Нильму отыскать?
   Повезло, однако, принцу –
он заметил у бойницы,
как виденье, наяву -
Нильма тянет тетиву.
   В этот миг она стреляла
в его брата – и попала!
Болью скрученный он пал
и сознанье потерял,
принц вполне мог быть убитым,
но судьба, на сей раз видно,
юношу уберегла,
только рану нанесла.
   Нильма же, в азарте боя,
вновь прищурилась спокойно,
этот выстрел тоже в цель…
Жажда мщенья – крепкий хмель,
многим голову он кружит,
гневом разъедает душу,
кровь за кровь и не сдержать
этой тяги убивать!
   Принц-уродец прыгнул к Нильме,
попытался её силой
от бойницы оттащить:
    - Надо быстро уходить!
Коли враг прорвётся с боем
в замок, будет здесь такое,
что не выжить никому!
   - Я останусь!
                - Почему?
   - Потому, что я поклялась
мстить за то, что со мной сталось!
Ради памяти отца
буду драться до конца.
   - Месть бессмысленна, пойми же,
невозможно в схватке выжить,
ты убьёшь двух-трёх солдат
и тебя приговорят.
А зачем такая жертва?
Кто доподлинно ответит,
тем ли мстила ты в бою,
если жизнь отдашь свою?
Ничего ты не исправишь,
просто крест на всём поставишь,
лучше ныне отступить,
что б позднее победить…
   И покуда спор тот длился,
бой почти что завершился,
поздно думать про побег,
нужно прятаться.
                Но где?
Стражники по замку рыщут,
пиками повсюду тычут.
Сам де Пралле ими взят
и его вот-вот казнят!
   Вот как раз-то казнь де Пралле
отвлекла солдат, едва ли
принц и Нильма бы спаслись,
если б те не отвлеклись
от исследованья башни,
на которой пара наша
и укрылась от убийц
в нише небольших бойниц.
Их поздней легко  б поймали,
так как с гибелью де Пралле
обыск мог начаться вновь.
   Только вдруг, меж облаков,
что клубились над горами
и над местом нашей драмы,
тень мелькнула.
                Через миг,
средь солдат раздался крик,
 вызвав сильное смятенье.
Фантастическим виденьем,
кое сложно описать,
появилась вдруг… кровать!
Да, летающее ложе!
Но такого быть не может.
   Оно к замку подлетает
и внезапно зависает
в паре метров от земли.
Красный балдахин в пыли,
на дубовой, толстой стенке
вязь резьбы, а на перине,
средь подушек небольших,
ведьма старая лежит!
   Для солдат её явленье –
будто светопреставленье -
вызывает жуткий страх,
но испытаны в боях
воины не убежали,
крепче лишь оружье сжали
и на ведьму зло косясь,
тихо шепчутся, крестясь.
   Ближе всех король стоял,
в его сердце полыхал
ярости жестокий кратер:
   «Вот оно – исчадье ада!
Демон, отравивший жизнь!..»
   - Что, король, вот и сошлись
вновь мы на одной дорожке, -
взгляд Хошиги, как у кошки,
желтизною глаз светил,
- ты, надеюсь, не забыл
про меня?
                - Тебя забудешь…
   -Хорошо, тогда не будем
мы здесь попусту болтать.
Я хочу лишь наказать
короля за все деянья.
И, как это не печально,
Я сейчас тебя убью!
   - Ты, меня?!
                - Я ж говорю,
ты, король, умрёшь сегодня. –
ведьма шамкает довольно.
    - Я отрежу твой язык!!! –
лязгнул меч, и в тот же миг
вверх Хошига подлетела
вмести с ложем, так умело
от удара откланясь,
крикнула:
                - Я вижу страсть,
как и прежде – безгранична!
   - К бою!!! – по команде
                зычной.
целый рой свистящих стрел
за Хошигой полетел.
Застревают в балдахине,
в клочья рвут бельё перины,
сплошь утыкали кровать,
но от этого летать
хуже та, увы, не стала.
И Хошига отвечала –
мечет молнии в солдат,
крики, стоны – сущий ад!
   Был бы долгим бой тот страшный,
если б на вершине башни,
ведьма не узрела вдруг
ту, что вызвала испуг,
даже ужас у старухи –
видно, как держась за руки,
принц и Нильма там стоят,
на сражения глядят.
   «Нет, такое невозможно! –
мысли мечутся тревожно. -
Гадкий, сгорбленный урод
должен потешать народ,
быть гонимым и убогим,
вечным пасынком дороги,
недостойным женских ласк!
Почему же он сейчас
вместе с девушкой? Откуда               
раздобыл такое чудо?
Как могла я допустить
это всё?! Их разлучить…
Нет, немедля уничтожить
я должна!!!»
                Со свистом ложе,
развернувшись на лету,
к башне ринулось.
                И тут
принц-урод, забыв про Нильму,
с криком ярости бессильной,
прыгнул к ведьме на кровать.
Правда, здесь он устоять
не сумел, скатился с ложа,
но успел вцепиться все же
принц в весящий балдахин.
   Этим выпадом лихим
наш герой взбесил Хошигу,
молнию метнула с рыком
в него ведьма, а кровать
парня сбросить норовя,
вольной, гордой кобылицей,
стала взбрыкивать и биться,
чуть хозяйку не свалив.
   И, дыханье затаив,
фантастический полёт
наблюдал с земли народ.
   Нильма, первая очнулась,
лук схватила, натянула
тетиву, но тот порыв
был замечен, ведьма взвыв,
в блеске глаз, и лед и пламень,
деву превратила в камень!
Сразу вдруг, в короткий миг,
стал гранитным её лик,
ноги, складки на одежде,
лук в руке и даже нежность
тонких трепетных ресниц –
стали камнем!
                - Видишь, принц,
всё, теперь не снять заклятье! –
приподнявшись на кровати,
ведьма стала хохотать. –
Вам со мной не совладать!
   И случайно ль, нет, но всё же
в тот же миг качнулось ложе,
ветер, легкий, словно бриз,
вдруг столкнул Хошигу вниз
с фантастической кровати.
Миг паденья, и с проклятьем
грохнулась на Нильму фурия,
при ударе о скульптуру,
выжить ей не удалось.
Так заклятие сбылось,
Нильма ведьму погубила,
правда, и сама погибла…
   Ты, читатель, верно ждешь,
чтоб на сказку был похож
наш финал, и смерть Хошиги
чары все разрушит мигом,
Нильма вновь увидит свет,
принц – красавцем станет?
                Нет,
вы меня простите, люди,
heppi enda здесь не будет.
   Хоть и горько мне теперь,
в списке горестных потерь
точку я пока не ставлю –
принца к ним ещё добавлю.
   Нет, Хошигина кровать,
не могла сама летать,
ведьма лишь с неё свалилась,
ложе сразу накренилось
и упало тоже вниз.
Рядом с башней пронеслись
крылья штор от балдахина
и тяжёлая махина,
над обрывом, смяв кусты,
пала в пропасть с высоты.
   Да, погиб наш вечный странник,
заколдованный изгнанник
так и не попав на трон,
зато разом был решен
спор по поводу наследства.
   Брат его, под грузом бедствий,
что в Брондалле испытал,
бросил пить, позднее стал
королём, неплохо правил.
   А Иона двор оставил,
вновь вернулся в свой приход,
тихо там, в глуши живёт.
   Вот Лондзак – пропал без вести.
Был ли он доволен местью,
что настигла его мать?
Я не стану утверждать,
может, он жалел мамашу,
кто теперь об этом скажет?
Знаю лишь, что он исчез
навсегда из этих мест…