Не в адеквате

Ты так прекрасна, прекрасней чем
Девка с обложки, богиня с храма.
Время снимать проржавевший шлем,
Хоть на пороге не встретит мама:
Хата пуста. Убегать в гарем
Не позволяет событий драма.

Едкий прищур ваших серых глаз
Обезоруживал многих мачо;
Как-то неловко вещать за нас-
Видно подкову снесла удача,
А безнадега пустилась в пляс.
Я в андеграунде, а ты на даче.

Даже не верится, что вчера,
Перебирая твои открытки,
В камере чувств сквозила дыра.
Время гласит: собирать пожитки,
Ибо на ****ках пошла жара.
Нервы истлели пунктиром нитки.

«Стерпится-слюбится»- старый гимн
Конченной эры. Сегодня будет
Бунт ностальгии и новый грим,
Перетирающий сотни  судеб.
Каждый из полчища, как аноним,
Честь «половинки» нещадно судит.

Тяжко и горестно быть судьёй
Женщины с чёрным, но нежным сердцем.
Шепот рождается: «Бог ты мой…»
Матка-мораль, как гуманный Герцен;
Слоган в предсердии: «Панки, хой!»
Радость уходит пешком в Освенцим

По тротуарам разлучных пар.
Ревность в квадрате- синяк под глазом,
Плач под омелой- гнилой базар
Вкупе с невыветренным экстазом.
Чьё-то «люблю», что вороний «кар!»
Морда накрытая противогазом

Не передаст надлежащих чувств,
Словно пластмассовый лик Гая Фокса.
Проще от правды сблевать под куст,
Скушать ноздрями тропинку кокса,
В письмах предъявы катать, как Пруст,
Двинуть в нокаут кмс-а бокса.

Ты так прекрасна. Уродлив я.
Хули лукавить- еблом не вышел
В этой продрогшей стране ворья,
Где неуместно творить без «крыши».
Нехуй скрываться, любовь моя-
Души сплетутся в загробной нише.