Пирога на песке часть 3 Чижик на Фонтанке

      

 

         Несгораемый Бруно

Заперты страшные всем   Соловки!
Нету отказников.   Люди  с  правами!
Но все равно замечают совки –
некто, как Бруно, пошел  за дровами.

            Цирк уехал

Когда уехал цирк, его   администратор
в Госдуме стал  дремать  в тоске  по шапито.
А  в гардеробе сел  зелёный   аллигатор,
чтоб  слугам  подавать    одно на всех  пальто.

                Чижик  на Фонтанке

После  эмиграции  и её   болтанки
дважды не войти в Неву, вёслам  не грести.
Помнит  ли тебя еще  чижик  на Фонтанке?
Пару  крошек брось ему своего «Прости».

                Про невыносимого

 Эта страна выносила немало напастей.
Вынесла  войны  страшнее любых Хиросим!
Вынести ей бы еще  Ильича!   И   без    страсти!
Только  живей всех живых просто невыносим.

              В Питерских  «Крестах»

«Мерседесы», сауны, пиво, яхты, гренки,
казино и  девочки  в  правильных местах!
Только   не на Мальте,  а на  грязной  стенке,
мелом   у  параши…    в Питерских  «Крестах».

                Про курлыканье в зале
               
    Птицы  собирались в парках и  дерзали,
    свиристели  трели и пиликали!
   Дураки  же собирались в профсоюзном зале
   и  тянули руки и курлыкали!

             


 Про  свободу  слова

Присев однажды дома за дровами,
кричал, на шухере поставив свою мать:
«Даешь  страну с  гражданскими правами!
Век статуи  свободы не видать!»

      
                Живее  всех 

Упаси, Господь, от дум кривых!
Только факт мне  сыпет соль на раны –
Ленин  и теперь живее всех живых,
но живей его  есть  тараканы!

           Чернобыльский храм

Мир плачет по храмам, разрушенным  в хлам.
По храмам, как марки, непарным.
А  кто же оплачет  Чернобыльский храм,
и свечи зажжёт  по  пожарным?
            
       Про   новую священную войну

В самом дальнем  спрячешься  дворе ты,
в  Гомеле  окажешься в плену!
Ширятся   по  миру   минареты,
строятся в  священную войну!

                *   *  *
Проснитесь же  в русских  домах!
«Авось» не спасет вас, как водится!
Встает  на   российских  холмах,
мечеть Пресвятой Богородицы!

        Господь не фраер

Господь не фраер! Блата нет!
                А что  бывает вместо?
Раз мент надел бронежилет,
но жаль не на  то  место!

    Про  красный карандаш

Его  нашли в пустом пенале,
еще вчера он всем был «наш».
Свои  его же  доконали –
несчастный красный карандаш.

          




Российская  равнина
               
О, бесконечность Российской равнины!
Тюрьмы, централы – полям все  к лицу!
 А  в  поездах,  проезжая  раввины,
чтобы вернуться  бросают  мацу.
               
               
Про   Херсон

В анкете что-нибудь из жизни личной,
он написал с  душою в унисон:
«Придти хотел к поляне земляничной,
а  выходил все время на Херсон».

            Про  мягкую игрушку

В  «Детском мире»  маме в ушко,
громко плачет дочка:
«Дай  мне, мамочка, игрушку,
мягкую!  И точка!»
Сколько маминого сраму,
в мимике лица!
Есть, что просит дочка маму,
в джинсах у отца!

                Про Свету

Кто не помнит Светку из восьмого класса,
её  красных шелковых бантов?
Так азартно трудится  на трассе,
что ещё содержит трех ментов.

                Про Россию

Умом Россию не понять,
она давно дошла до точки.
Её особенную  стать,
понять, возможно, смогут почки!

              Памяти  Верещагина

Мне наплевать остался край бы чей,
взяла бы верх борьба  какого класса.
Ни красных мне не жаль, ни басмачей.
Жаль, Верещагин не ушел с баркаса!
             
                Про Чапаева!

Мечтал я с детства переснять кино.
В нем никакая правда ни встревает.
Конец, в котором – песни и вино!
Реку Урал  Чапай переплывает!


          Про  хоризму  на  поводке

Певец пел так, что зал вставал,
идти  готовый   с песней   к коммунизму.
А ныне  ему только и всего –
На поводке свою выгуливать харизму!

             Про дядю Ваню

Антон мой Палыч, всё  на букву «Г»!
Кому нужны теперь лакейские ливреи?
Каштанка мочится под каждым СНГ,
а дяде Ване хочется в евреи.

                Про тот огонь
               
                К толпе качнётся гроб Господний!
                Люд прост и  черен словно галки.
                Не дай им Бог  из преисподней
                огня того  от зажигалки.
               
             Про метро

Вдыхай цветы, моё нутро!
Я рад подземке, как печенью!
Товарищ! Пользуйся метро,
По своему предназначенью!

Мужик не кактус

Где без  воды мираж возможен,
где зноя бесконечна нить,
воткнул в  песок мент   знак дорожный:
«Мужик не кактус. Должен пить!».
…Осталось  в памяти орла,
как пил «не кактус» из горла.

Безродный пес

Жил безродный пес  в дому,
страсти  были мелки:
– Чтоб  хозяин  ел со мной     из одной тарелки.
Что ж  ко мне он столько лет  чувства  не  оформит?
Где б я ни был, он меня   с рук   поит  и    кормит!

Про волю

Три  рыбки в банке резвы и красивы.
– Вольно ли в банке вам, рыбки? – О, да!
Тоже нам  невидаль – море, приливы!
В банке всегда есть морская вода!

Выключи будильник!

Ничей  не слушай приговор ли,  глас!
И не смотри в тоске на холодильник!
Когда ж придет к тебе  твой  смертный час –
ты просто встань и выключи будильник!

Птичку жалко

Жар-птица стремилась к огню,
бесстрашно расправивши крылья.
Однако  влетела в меню,
поджаристой тушкой на гриле!

       
    Жизнь без  куража

Уходит что-то... жизнь без куража...
Антисемиты  все  растаяли в тумане.
Еврей вдруг стал нормальнее  ежа,
повсюду  разрешаются цыгане!

Fuck  off  уоu!

Как-то спросил  у  Господа:
Мне будет бронь   в раю?
                Он по-английски бросил  мне:
                Ты знаешь, fuck  off  уоu!

             Ах, Милиция!

Доколе  буду видеть лица я,
 хватать бы коим да сажать?
Ах,  имя женское – Милиция,
не им должно принадлежать.

Про  дождь в четверг

Вот  наступил  дождей сезон!
По крышам  дождь закапал!
А вон  алкаш упал в газон,
и рожу  поцарапал.

А вот Иван идет вдвоем
с женой худой, как прутик.
Открыли  вторсырья  прием, 
дали названье «Бутик».

А вот ворюга прет доску –
забить  дыру в заборе.
Вселяют радость, не тоску,
слова, мол,  «вор на воре».

Вот пулемет. Мужик   в  кустах,
на нем  патронов лента.
Все  завтра будут  «Ох и ах!» –
убили конкурента!

А вот и спикер двух палат,
паркует свой  «ПЕЖО».
И знает   только сервелат,
его большая    жо…

А вот  училка трет виски!   
Чтоб  тачку  взять для  Васи,
днем  скачет  с  мелом  у доски,
а по ночам на трассе.

Вот у метро  слепой   спецназ.
В Чечне  солдат  был лютый.
Нашел  незрячий  он, без   глаз,
большой  мешок  с  валютой!

А вот  и Светка.  Курс – филфак.
Взирает  взглядом птичьим!
Декан  ее  все время  фак…
чтоб  был диплом   с отличьем.

А вот  и  рынок! Глаз да глаз!
Глаза  у  раков  рачьи!   
Дождь  прекращается на раз!    
И   сразу  все  иначе. 

Иначе   даже  смотрит    вождь.
Плакат  сырой  намок.
И был четверг и   капал   дождь…
– А что  еще  он   мог?

                1 МАЯ
Россия встала на дыбы.
Взнуздал ее не Петр Первый.
Она свихнулась от стрельбы,
от всякой просоветской стервы.
А мне все видятся шелка,
народ  советский на парадах
И счастье всем до потолка,
в коммунистических бригадах!
А там базары   про грибы,
что пиво очень в жилу с раком.
Про усиление  борьбы,
с прогулами и пьяным браком.
Мне вспоминается парторг,
ему всегда ботинки жали.
Райком прошла колонна,  морг –
и все  вдруг всех  зауважали.
И было всем за воротник,
точнее холодок за ворот.
Портретов Брежнева цветник,
как если б он приехал в город.
Как если б  скромный гастроном,
без надписи «Ушла на базу»,
манил  икрой бы, а в мясном,
свинину  резали б – заразу!
А холодок меж  тем  крепчал,
сейчас я  явственнее  вижу,
что он колонну всю качал,
бежал за ворот, даже ниже.
…Не возвратиться – клянчь, не клянчь,
в страну советскую с геранью.
И я шагаю  в  «Бургеранч»,
как в цех родной на  партсобранье.

         Луна похожа на блесну
               
Вот и разметало нас по свету,
Прихоть ли судьбы, провиденье, расчет.
Прошлое, не канувшее в Лету,
здесь для нас косым дождем идет.

В танце капель слышу звон трамвая,
распахнула Лиговка зонты!
Капля по стеклу  стекла кривая –
мокнут петербургские менты.

Дождь вчера, возможно, на Дворцовой,
с труб гремел и   волны гнал к  весне.
И  бомжи с   Московского   с ленцою,
кланялись и наливали мне.

Этому дождю за откровенье
 благодарен я и тем богат,
что гуляют там по воскресеньям,
так же, как и много лет назад.

Там гуляют  от рубля и выше,
в Невской лавре,   в знамени, в пальбе.
Кошечки по раскаленной крыше
 там  гуляют сами по себе.

Только разметало нас по свету,
каждый выбрал для себя страну.
Дождь прошел. А здесь все время лето,
и луна похожа на блесну.

...Дождь прошел.  Но, как ударом тока,
виденьем навылет я прошит:
Мама после третьего урока
к ящику почтовому спешит.

      



    Про российских детей

Сели дети на песок
Фрунзенского сквера.
– А мой папа – олигарх, –
вдруг сказала Вера.
– Ну и что? – сказал Сережа, –
папа депутат мой тоже.
Средь своих назначен прачкой –
отмывать загранзаначки.
 Нос поморщила Анюта:
– Не отмоется валюта!
С прачек никакого проку!
Надо, чтоб был папа брокер!
– Ерунда, – сказал Семэн, –
а мой папа бизнесмен.
– Вай, как надо денег много,
укрываться от налогов!
– Брось ты! – встрепенулась Капа, –
имиджмейкер! Вот мой папа!
Всем наложит стиль прикольный,
и при бабках! Все довольны!
– А мой папа на бензине! –
гордо выкрикнула Зина.
– Сторож нефтяных канистр!
Спонсор нефти – не министр!
– Хватит вам уже, ребята, –
мой же папа губернатор! –
нехотя зевнул Авраам.
– Продолжать про папу вам?
Всех потряс верзила Рома:
-А мой папа – босс парома!
Дилер он! И любит ром!
И у нас теперь паром!
С бизнесвумен, с некой Светкой,
папа ходит в кругосветки!
– А мой папа, – вспомнил Стас, –
неподкупный маклер-ас!
С молотков идет товар!
Стулья днем, потом – навар!
– Вот уж маклер – всем отрава! –
улыбаясь, бросил Слава.
– Молотки уступят лапе,
если есть в Госдуме папа!
– Кто в Госдуме, кто в пароме,
кто-то с «крышей» до Курил!
Все хлопочут папы, кроме
моего, – сказал Кирилл.




Он не страждет стать богатым!
Не банкир он и не страж!
Папа мой простой наборщик,
слов чужих он метранпаж!
Дети поднялись с песка,
городского сквера.
Покрутила у виска маленькая Вера.
Полетели, сорвались,
мимо  голубей.
– Папа твой, Кирилл, ку-ку!
Лох он хоть убей!
Колокольный звон с небес
медленно поплыл.
Дождь закапал. Под навес,
спрятался Кирилл.
– Да, отец мой в нищете,
с некоторых пор.
Пусть совсем он как не те!
Но зато не вор!
Дождик кончился, прошел.
Капель было тыщи.
Стала выглядеть Москва,
и светлей и чище.

       Про  трех старушек

Три  старушки с трехэтажки
взяли три бутылки бражки,
и,  усевшись в голубом,
Битлов  слушают альбом.
…Жаль не знает Ливерпуль
резюме от трех бабуль:
«Наш  Донецкий хор казачий,
скажем так, поет иначе.
Он не воет всем  при том,
как  кидают  в бабу  лом!»

              Про полуостров

А вдруг кому-то славный Крым
Родней  чем  тот с Плющихи тополь.
…Жаль раздавать отечеств дым.
Пусть  будут флот и Севастополь.

        Про  что  сказал Гоголь

Раз Гоголь сказал о России: «Воруют.
Жаль птичка двуглавая клюв разевает».
Сегодня, Васильич, там души пируют,
и олигархуют – точней, убивают.







И снова  про  трех  старушек

Три  старушки под окном
не  колдуют над сукном.
И не тянут нить  иль   песню,
и не баржу хоть ты тресни!
Три старушки   под окошком
тянут «Вермут»  понемножку.
Не спешите  их лечить!
Заслужили, стало быть!
…Вохры, вышки…шмон…тоска…
за три хлебных   колоска...

  Фантазия   на тему…

Нет ни  ямщиков, ни  даже брички,
под колес дремотный, ровный стук,
к Черной Речке Пушкин в электричке,
едет. На коленях  ноутбук.

Был движенья ли нарушен график,
или рельсы замела метель,
только  Пушкин, слава Богу, нафиг
опоздал к барьеру, на  дуэль!

При какой-то станции, в трактире,
без пера, бумаги, без чернил,
быть не силясь мастером сатиры,
SMS  Дантесу сочинил.

Мол,  пока несут  супец из брюквы,
тот, что обожают короли –
Жорж, а не пошли б вы  на три буквы!
В  общем  все по нашенски: свали!

Завтра я – поэзии светило!
Будет мир знаком с моим  лицом!
Как вообще ума у вас хватило,
захотеть  пальнуть   в меня  свинцом!?

Чтоб меня вы стали знаменитей?
Чтобы мир про вас  в веках   трубил!?
Вот, мол, он! Кто  высечен в граните!
Потому что Пушкина убил!

Ни – за - что! Сейчас же в бакалею!
Няня моя тащится от груш!
К вечеру,  (о чем слегка жалею),
с Гоголем писать про мертвых душ!





…Торопясь,  желая жить сегодня,
Пушкин встал,  перчатку уронив!
Но, заметьте,  он   ее   не поднял –
и  не потому что был ленив!

              Про  «Сайгон»
   
 Вчера приснился мне «Сайгон» –
  вином пропахшая стекляшка!
   На Невском –  с чёрным кофе чашка –
   купил, попил и вышел вон.
   
   Там с крыш – круженье зимних вьюг,
   а  за стеклом трамваи  плыли.
   Кто б думать мог – какие мили,
   разделят нас на север – юг!
   
   Такси там также воздух рвут,
   как и тогда, когда Довлатов,
   читал средь мойвы и салатов,
   свой Петербургский  «Ундервуд».
   
   Давным-давно когда-то я,
   стоял у стойки, слушал враки.
   Чтобы  придти к тебе, Исаакий,
   забрал с собой Исаакий я.
   
Соборам надо  быть верней!
   Их  купола не государства!
   Ах, государства, как коварства!
  Сколько  застывших  в них  коней?


   А потому опять «Сайгон!»
   Всегда  он рядом, недалече.
   Гремит  трамвай, настанет встреча –
   в заветный  сесть успей  вагон.
   
   Не Всадник Медный на коне,
   а общепитовская точка!
   Сырок… по полстакашки…строчка:
   «In vinо veritas!» В вине!


                Настроение

Зима – холодный пантеон.
На  Финском громоздятся  льдины.
Такой вчера приснился сон
среди жары, среди хамсина.




Коснусь горячего стекла –
рисую зиму, сердце  радо
здесь достучаться до тепла,
как и дожить до снегопада.

Ложится  снег на  русский луг.
Луг замерзает в одиночку.
«Мы  будем счастливы, мой друг»,
рука едва  выводит строчку.
         
                *   *   *
Мне бы  однажды посетить страну,
где я вино, как воду, пил горстями.
Где  даже кошки выли на луну,
её нахально  лапая когтями.