Нет, не поеду я...

Летать высокими орбитами
Мне не пришлось...  Да я и сам...
Ведь я – совок, страной воспитанный,
Наивно верю в чудеса.

А вот и  чудо:  на перроне я...
Кассирша, чуть за двадцать лет,
В вокзальной кассе без иронии
Мне в Детство выдала билет.

Волнуясь стянутыми жилами,
И  сердцем, впаянным во льду,
В вагон, пропахший пассажирами,
Я безбагажником войду.

Вези меня, телега потная,
Вези в послевоенный быт,
Туда, где юность беззаботная,
Как  пыль цементная висит.

Туда, где дом с тремя подъездами,
Где туалеты во дворе,
Собака Найда, куры резвые,
Еврей Исаак и соль в ведре...

Там белых гор седая выправка,
Там дебаркадер на боку,
Там речка узкая - Малыковка
Льёт грязь в великую рекУ.

Там платья мамины ушитые,
Там, сидя  в дождик и в жару,
Безногий
               с шарикоподшипников
Клянёт неверную жену.

Там очередь за хлебом тесная,
Там коммунальный неуют,
Там  на базаре в дни воскресные
Мальчишки воду продают...

Кончай...  Не надо мямлить гадости!
Что  встал, ямщик?! Давай, гони!
Через полвека
                "светлой радости"
Я встречу пасмурные дни!

Постой...  А вдруг там  нет отдушины?
Вдруг, как повсюду по стране,
Златой телец скупает  души там
И продаёт их Сатане?

Торчат, небось, по центру бУтики,
В общеньи - Наглости почёт...
Навряд ли розы или  лютики
Мне Детство там преподнесет.

Почили в Бозе старцы – сплетники,
Конечно, нет ни кур, ни коз,
Лишь  безработные цементники
Лелеют водкой силикоз.

И в доме нет тех сплетен кухонных.
Лоснящийся от праздных дел,
В шести квартирах, оптом купленных,
Живёт неведомый мне чел.

А Вадик Молев, славясь выдумкой,
В Париж уехал... Иль в Баку...
Небось, осталась лишь  Малыковка,
Да дебаркадер на боку.

Куда ты рвёшься, гость непрошенный?!
Там Детства нет, и  жизнь – не мёд...
Никто в том городе заброшенном
Тебя не помнит и не ждёт.

И  это всё поняв подкорками,
Я, грустный, словно с похорон,
Стреляя тамбурными створками,
Вернулся молча на перрон.

Пусть лучше Детство чистым личиком,
Светясь, как персиковый плод,
Мне платьем маминым из ситчика
В уставшей памяти живёт.