Мистер Томсон

Остров. Солнце. Время к закату клонится.
Опустошены некогда желтые пашни.
Он лежит на кровати один, в комнате.
Сердце съедает чертова бессонница.
Стены раскрашены живописью домашней.
На одной картине зима и звонница,
На другой, то, что вы точно помните,
Окруженное стенами с часовой башней.

Звонок раздался, а скорее задребезжал мерзко,
Он вскочил с кровати, задернув занавеску.
В телефонной трубке, сухо и слишком быстро
Военный атташе с севера отчитался:
«Сэр Томсон, война, господин министр»,
И мир изменился, нет, точнее сломался.

Он снял пиджак со спинки дубового стула,
Накинул и закурил трубку из эбонита.
Вчерашний табак был на вкус отвратительно горек.
Похоже, на улицах Лондона все же продуло,
Все тело, казалось, на части разбито.
Он вытащил кейс с револьвером, проверил дуло.
Его уже ждали в лесах золотых новостроек,
Где улицы выстланы сотнями тонн гранита.

Он вошел, в залу оббитую гобеленом.
Опустился в кресло, слегка придержав колено.
Дым дорогих сигар запершил в горле.
«Господа, повестка дня, диспозиция нашего флота,
Авианосцы вошли в Баренцево море,
Русские не пошли на введенные квоты»

«Позвольте, господа, я выйду на пару минут»,
«Конечно мистер Томсон, мы ожидаем вас тут».
Господин министр хлопнул тяжелой дверью,
Достал телефон и набрал многозначный номер.
«Позывной Томсон, протокол кровавая Мэри.
Передаю данные, подтверждаю, зверь помер»

Остров. Солнце. Время к закату клонится.
Опустошены некогда желтые пашни.
Мистер Томсон входит, оттягивая носок,
И стреляет в Prime-министра Маккинерли.
Затем стреляет себе в правый висок,
Вы никогда не узнаете его имени.