Мэри

Мэри курит за ширмой в его мастерской.
Поправляет причёску дрожащей рукой.
Мэри думает: смерть, долгожданный покой
Предпочтительней жизни такой.

Он изящен, красив, изумительно слит.
Мэри смотрит в окно (или делает вид,
Что в окно) и тихонько себе говорит:
Перетерпится, переболит.

Мэри больше не помнит ни чисел, ни лет.
У неё ведь и прошлого, в сущности, нет:
В день, когда он писал её первый портрет,
Мэри вновь появилась на свет.

Мэри точно сошла с голливудских картин:
Носит фляжку в чулке, кружева и сатин
И заряженный кольт под пальто на груди:
Мэдж в готовности номер один.

Мэри долго молчит, ни жива, ни мертва.
В этом доме, где раньше дышалось едва,
Где любые запреты трещали по швам,
Не находится места словам.

Мэдж смертельно устала от этой войны.
Ей четвёртую ночь снятся страшные сны.
Впрочем, поздно: минуты уже сочтены,
Выбор сделан, курки взведены.

Её мастер сегодня угрюм и устал.
Мэдж сжимает в руках леденящий металл
И трепещет: он будто бы этого ждал,
Будто всё по глазам прочитал.

Мэдж колотит, бросает в предательский пот.
Он действительно словно предвидит исход.
Нежно шепчет ей: «Мэдж...», — за собою ведёт,
Так, что кажется — на эшафот.

Мэдж покорно ложится к нему на кровать.
Мэдж готовится враз это всё оборвать.
...Мэдж потом будет долго полиции врать:
Мол, зачем мне
его
убивать?