***

Мне разрывает мозг, и это – благо.
Я был в огне, когда ко мне пришёл
Твой луноликий пёс, принёс бумагу,
Велел писать, сказав – ты очень зол,
Товарищ мой, спокойный и далёкий.

И я спешу тебе ответить: да!
Не варвары, не лезвия, но сроки
Скрывают под землёю города:
Срывают заскорузлые помосты
С визжащими глашатаями на,
Выдёргивают шпили, как занозы
Архитектурой пухнущего сна…

Туманный сон. Твой голос в нём не звонок,
Но часто заменён на гладкий шаг
И гибкую повадку тех Алёнок,
Что в полумраке баров, чуть дыша,
Наносят глянцевитую помаду
На мякоть губ, ласкают ворс ресниц
Смолящей тушью, целью променадов
Одну из многих долговечных спиц
Напруживая, к дольним зиккуратам
Затем выходят… ( – Скоро пропадут!
Так в междуречье Тигра и Евфрата
Былые баобабы зацветут.
Они покроют сетью всю планету,
Деревья человеческих племён,
Они заменят каждому газету
И кофе по утрам – ). Но грянет Он,
Иван из ниоткуда в неизвестность,
Жених, пришедший в дискурс и гламур
Из строф, картин, хоралов, птичьих песен,
Испорченных диетами фигур,
Из вони, себялюбия и смрада.
Меж калом и мочой пройдя не раз,
Реинкарнировав не в то, что надо,
Из лона прянув в неурочный час,
Он снова вмёрзнет в зеркала и в небо,
Способный исповедать и простить.
Трансфигурацию себя как хлеба
Здесь сможет каждый бегло повторить.

О, если бы рессоры небылого
Смогли самортизировать удар
Последовательных отсчётов Слова
О рвань времён и энтропий – пожар
Моих аксонов, замыканьем тока
Устроенный в похмельной голове,
Возможно б потушить – но дайте две.

И я, мой друг, опять ложусь на стёкла.