На руинах с паранойей осени

Ветры северные намели курганы из обагренных кровью слез
боготворю искусство Горгоны познавая неподвижное,
растягивая дремоту статуй словно рычагами стальной трос
сладким напором ворвавшись обезглавлю обиженное,

не разглядеть размытых физиономий демонов
они ухаживая срослись со мной одним целым,
несоразмерной патологией выработка гормонов
и уже налаживаю летопись по черному белым.

Суррогатные складки паранойи – востребованные ключи
под плащом сжатые кистями художника не заржавеют,
ревущим смехом грома и брызгами дождя в окно мчит,
но ангел притронутся к скрижалям страха не посмеет,

тысячеглазый отрок скрупулезно смешав боль и кровь в ручьи
извиваясь хвостами завлекает к панораме аттракционов ада,
вновь шипением доносятся эти жалобные возгласы о помощи
маясь сухими листьями по ультрафиолету осеннего сада,

на руинах паранойей терзая без жалости обрати
меня под дымящее сукно своей могущественной веры,
каждая клеточка ерзая на чеку по сетчатке и плоти
прогонит по венам ртуть, потроха насытит мерой серы.

Мое взлелеянное существо наслаждается
творя идентичный прошлому апокалипсис,
но почему-то в замешательстве мается
когда я иногда сокрушенно требую – на бис!!!

Мертвый запах расстилается с приходом осени
яркий блеск хрустальных сапог и изящно разлагающий холод,
повадки разрушения навязчивой шпаги лени
и тихим потрескиванием жестоко калечащего трепета довод,

весной к ней у меня есть лаз –
осень моя осень, моя очень,
тлеющий уголь вместо глаз
встречают очередной день,

семь возмутительных в разрез оцепеневшему рассудку шагов
штрих кодом три безнадежных взгляда назад через плече,
процветание изумительной холеры в ущерб убеждений слов
и погребение в бетон недоверия ковшом гнета все сочтет,

душу создали каверзно искривлением разорвав
на два противоположных по характеру урода
и надувая ее словно целлофан сзывают анклав
с удовольствием изучать хрустящего микроба,

вы только ответьте почему сейчас ненавидеть и любить
одинаково страшно и больно вне всяких исканий?
Но даже на гипсовом пути следы инквизиции отследить
по какой-то причине никто из нас не в состоянии.

Любовь уже далеко совсем не то наивное блаженство
а последний волосок проекции выживания,
на почетном ложе лживый язык ублажает притворство
а дурман измены – факт ненависти признания.

Закованным на руинах с паранойей ожидаю вердикт –
умилостивившую материализацию ножа нежной осени в спину,
о не сказанном стоит до предела молчание хранить
пока не соскребут обугленную кожу, пока в пламени не сгину!

Покосившись на теней вдруг не званных, – кто я?!
Визг подозрений под бременем сомнений воя!!!
Спросим на шатающихся развалинах твердо стоя –
Осень, отзовись, это ты здесь? - Прохлады поощрение,
спутница проникновенного и заступница изгоя,
но лишь вспышкой эха скривившегося отвращения
обреченно полынью отзывается: иной я – Я паранойя!...