На кончике стальной иглы нервных окончаний

Осенью особенно хочется теплоты в душе,
Теплого душа и теплых рук.
И еще кого-то,
В далеком  пространстве чужих комнат,
думающего о тебе с теплотой.
Это мой личный бред, конечно,
Все мы о чем-то бредим осенью.
Кто-то планами на жизнь,
кто-то женщиной,
кто-то деньгами,
кто-то, совсем оторвавшийся от реальности
вместе с отрывающимися от веток утянутыми в небо листьями,
бредит государственными интересами
или общечеловеческой справедливостью...
Прошлое умирает,
и сквозь тонкую корочку заморозков,
как преждевременно набухающие  почки
далекой еще весны
пробивается это странное ощущение
иллюзорности мира,
мира - мыльного пузыря
переливающегося всеми цветами радуги
на кончике стальной иглы нервных окончаний.
Стоит только мысленной фотосъемке
немного изменить ракурс соприкосновения   
с наблюдаемыми предметами, и -
незыблемые истины становятся полным бредом,
а полный бред соответственно,
становится незыблемыми истинами.
В осеннем парке,
в пространстве золотых аллей,
вдруг внезапно покажется,
что стоишь ты рядом с собой –
своим собеседником,
человеком связанным смирительной рубашкой
будущей зимы,
и слушаешь -
то тихий шепот, то бессвязные выкрикивания,
то почти истерический хохот.
Он видит все по-другому,
интерпретирует любое событие
происходящее во внешнем мире
с каким-то новым центром тяжести спинномозговой жидкости
с удвоенной силой циркулирующей по аллеям твоего позвоночника,
по пространству за лобной костью.
И если  помочь этому человеку сейчас,
помочь снять с себя смирительную рубашку –
о, какой деятельный это будет человек!
Но никто, и никогда не помогает людям
обрести себя нового,
как никто и никогда не помогает осени преодолеть
на кровоточащем багряными листьями брюхе
ледяные торосы зимних дорог.
И поэтому часто, слишком часто,
осенние мысли  так  и остаются -
бестелесными фантазиями.
Будто бы к каждому такому восторженному намерению,
вздрагивающему собственным кровотоком,
окунающим невесомые крылья бабочки в лазуревое небо
будущей весны,
прикован громыхающей скрежещущей цепью
за огромную необхватную шею 
его неизменный двойник:
мерцающий желтыми бивнями,
сотрясающий воздух влажным нутром зевающей морды -
тяжелобрюхий гиппопотам
неторопливых земных шагов…