о. Павел Флоренский. Каждение табаком...

...Низшую степень освященности
следует признать за естественными запахами,
одни из коих чисты, другие, напротив,— нечисты.
Всякий знает, что есть запахи освежающие и целомудренные,
как есть запахи и обратные,
что есть благоухания духовные,
тогда как другие ложатся долу.

И это не в смысле только того или иного действия их
на человеческий организм и даже иногда совсем не ввиду
такого действия; нет, ароматам, самим им, присуща
та или иная характеристика.

Это общеизвестно, и потому само собою понятно
то или иное применение пахучих веществ,
соответственно этой их характеристике.
Ладаном естественно кадить в храме
и розовым маслом умащать иконы;
точно так же применение воска, но, конечно, настоящего,
янтарно-желтого, медово-благоуханного воска для свечей
и благоуханного елея для лампад,
подразумевается как естественное и уместное.

Напрогив, столь же неуместным
и внутренне невозможным представилось бы
каждение табаком,
умащение икон душистым горошком или пачули
и возжигание в светильнике керосина.

В табаке есть, помимо всяких рассуждений,
нечто непосредственно нечистое,
и дым папиросы оскверняет — совершенно так же,
как нечистоты, впрочем, не «так же»,
а гораздо глубже, существеннее.

Почему? — Не стоит ворошить этот сложный,
сложный даже физиологически, предмет:
но человек чуткий не может не чувствовать, что это так.

Табак — чертов ладан, по определению народному...

Можно было бы много говорить о мистическом действии
табачного дурмана, отрезывающего от реальности,
как бы отжигающего мистические корни бытия
и замыкающего в чистую субъективность:
недаром «Критика чистого разума» написана, как известно,
на сигарах.

Табак повреждает и как бы отжигает
невидное по его сокровенности в нашем духе,
но важнейшее — мистическую связь бытия;

он отъединяет, он делает монадой,
у которой нет окон или дверей
для сообщения с внешней реальностью,
он подрезывает самые корни, чрез которые
питаемся мы от недр бытия.

Внешне и поверхностно не происходит ничего особенного,
в противоположность вину, которое действует
более грубо физиологически, более поверхностно
и потому неблагообразно.
Характерно при этом самое различие действий табака и вина
на интеллект: в то время как вино,
по крайней мере в известных стадиях своего действия,
дает отяжеление интеллекта и тем его смиряет,

табак, напротив, кажущимся образом обостряет мысль,
но это достигается искусственным упрощением задач,
вырванных из их жизненной сложности,
и по исключении всего реального и иррационального,
сведенных к простейшим схематическим формулам.

В табачном одурении,
надменный своей властью над субъективными
и отвлеченными схемами жизни,
разум расправляется с задачами, вместо решения их.

Как выразился один курильщик,
разум его погружен в клубы дыма:
 это призраки, им же порождаемые
и потом сознаваемые в качестве призраков.
И тогда, понятно, в этой субъективности,
не имеющей вне себя вех, на которые она могла бы ориентироваться,

начинают действовать те силы,
которым ненавистна реальность,

потому что сами они лишены подлинной реальности.

Вспомнив притчу о выметенной горнице,
можно и без дальнейших пояснений усмотреть,
к чему ведет действие табачной одури
и потому в литературе, от народных сказок и до Толстого,
так прочно установилась связь между курением

и бесовскими внушениями.

На эту тему, повторяю, можно было бы рассуждать очень много.
Но сейчас нам важно лишь отметить,
что есть непосредственное ощущение этого
духовно-вредоносного действия табачного дыма у народа,
особенно когда он был мистически более чуток,
и у подвижников.

«Который человек начнет дерзати сию бесовскую
и богоненавистную и святыми отреченную — табаку,
то в того человека мозг ускрутит и вместо того мозга
впадет в главу его смердящая воня,
изгубит в нем весь мозг его,
и начнет тако смердящая тая воня пребывати во главе его,
и не точию во главе единой его,
но и во всех костях его тая смердящая воня
вселится вместо мозгов.

И аще ли кий человек которым ухищрением начнет творити
таковое дело бесовское,

таковому бо человеку не подобает в церковь Божию входити
и креста и Евангелия целовати
и причастия отнюдь не давати, свещи, или просфоры,
или ефиману и всякаго приношения,
и с людьми ему не мытися и не ясти,
дондеже престанет от таковыя дерзости»
[«Народное Благо», 1903, № 40, стр. 20].

В правительственных указах против табакокурения
этот именно взгляд на табак,
как на нечто мистически гадкое,
находит себе меру закрепления законодательную.
(...)

Такова старая оценка мистической ядовитости табака
нашими предками.
Новейшие воззрения на табак,
на его полную несовместимость со святыней,
на его бесопривлекающую способность,
в силу утери связи с реальностью и, следовательно,
вследствие духовного одиночества,
подтверждают древние о нем суждения.

В беседе с одним отшельником пришлось говорить раз
о степени авторитетности некоего лица,
носившего наибольший сан Православной Церкви —
авторитетности в вопросах высокой мистики.
Отшельник, убежденный решительно:

«Он здесь ничего не может понимать».
— Но почему же не просто «не понимает»,
а именно «не может»?
«Он курит ведь»,— был ответ.
Далее последовало разъяснение
о несовместимости духовного опыта с курением табаку.

Ходят многочисленные рассказы
о несовместимости табака и святыни.
Нет оснований сомневаться в исторической подлинности
основы этих рассказов;
но не она, эта основа, важна в данном случае,
а общенародная вера в мистическую скверну табака,
такими рассказами раскрывающаяся.

Так, рассказывали мне про одного малоросса,
кавказского монаха.
Его позвали однажды освятить хлебное поле,
а тут же рядом находилось несколько гряд табаку.
При окроплении поля святой водою,
он сделал то же и с табаком:
через несколько дней табачные гряды засохли все совершенно.

 Приходилось слышать не один рассказ,
как чудотворная икона Божией Матери
останавливалась при обходе нивы
и не было возможности поднять ее и нести
через табачные поля.

Приходилось также слышать от очевидцев
ряд рассказов о чудесных вразумлениях,
которыми запрещалось курение некоторым лицам;

в частности, о мистической скверне табака
можно прочесть несколько значительных страниц
в воспоминаниях И. А. Слонова.

Все это, вместе с психофизиологическими исследованиями отравления никотином,
подтверждает, что непосредственное чувство
какой-то духовной нечистоты табачной не ошибается.

 Итак, есть запахи чистые и запахи нечистые...

+++