Не страшно, бес

Слышишь, бес, бери тоску за уздечку
И пойдём топить к мыску память-сечку
В проливных прудах воды не зелёной,
А прозрачной в отражениях клёна

Или мелочной мещанской осины,
Шелестящей полотном парусины,
В самый лёгкий бриз житейского моря,
Пирамидки для живых пифагоря

Или сплетничая вновь об Иуде
И сестре, той палестинской заблуде,
Что какого-то рожна или хрена
Оскандалила свой род до колена

Тридцать третьего, пока не забудут
Пресловутое голгофское чудо,
То есть, сказку, что весь мир совратила
Лицедеями креста и кадила,

Дай им бог их кол осиновый в темя
И осину, чтоб виселось над всеми
Веселее и видней подорожным —
Подлинней, потолще и понадёжней.

Расплодились же опять, оглоеды,
Как докучливые мухи к обеду
И всё с тем же сиротинкой-евреем,
О каком две тыщи лет сожалеем

И помазав жирно темя елеем,
Не сдыхаем, не скорбим, не болеем,
А живём с его безмерной любовью
На крестах, политых собственной кровью,

До крестов, что станут, всё ж, в изголовье
Под церковные псалмы-суеловья,
С чем и сгинем в беспросветную Лету,
Но любимы во Христе и отпеты.

У Аллаха есть пророки под мышкой,
А у нашего лишь дьякон с мормышкой
(На доверчивые души нагие,
А сорвутся — попадутся другие)

И четыре брехуна-фарисея,
Обзаветивших мамашу-Расею
Христа ради и сусального злата —
Вон лежит она, крестами прижата

К вековому куликовому полю,
Распознав уже свободу и волю,
Что загнали вновь под потную рясу,
Пополняя православную кассу,

Чтобы елось и пилось паразитам
Посытней, как олигархам-бандитам,
Чтобы плавали попы в шоколаде...
Ну их в сраку, бес, мы будем в засаде.

На анафему однажды нарвёмся,
Чай, не глупые, небось, разберёмся
С этой нечистью благой, длинногривой,
Как их носит род людской, терпеливый.

Тьфу ты, бес, а ты какого розлива:
Православных ли кровей или пива,
Или тех ещё, языческих линий,
Позаботливее, то бишь, невинней?

Кто ж тебя так осквернил и обгадил,
Перебрав медов с горчинкою пади
Или зелья от Яги-хлопотуньи,
Мухоморного на косточках куньих?

Вот сидим мы здесь с тобой, два придурка,
Самогонку жрём, жуём штукатурку,
На горе свистит гора, рака нету,
А гроза прошла вчера по секрету

Безупречной четверговой досадой,
О которой-то и помнить не надо,
Но чиста осинка, бес, как святая —
Снисходительная и завитая.

И течёт в одностороннем порядке
Это лето, без обид и оглядки.
Только сохнут червяки, розовея,
У асфальтовой реки от Матфея

Или Марка, или, там, Иоанна, —
Важно только то, что нам сыто-пьяно,
А вальяжничают пусть патриархи,
Не читавшие Сенеку с Плутархом.

А зачем им эта мудрость земная,
Позволяющая жить, не сгиная
Ни души, ни тела в гэ перед богом, —
Не скотиной, не дурным бандерлогом,

А свободным человеком планеты,
Не загробной, а зелёной, вот этой,
И иной не будет, как не крутите,
Ни у пастыря, ни у Нифертити,

Все с веками догниём, без остатка,
Наливай по новой, бес, будет сладко,
Хоть на этот миг тепла золотого,
Беззаботного, как в Бирме и Того,

А не в нашей парацветной отчизне,
Голубой почти, как небо на тризне
О почти почившей в бозе державе,
Голубиной, но об этом не вправе

Мы с тобою рассуждать, вдруг минётся,
Ась опомнится народ, ужаснётся,
Плюнет в рыло приходящей эпохе...
Жаль, не боги мы с тобой, бес, не боги...

Вот сидим мы здесь два пьяных придурка,
Продолжаем жрать совсем не мензуркой,
Благоденствуя в разлитых значеньях
Хронометрии былых огорчений.

Раззудись, аккордеон, с придыханьем,
Погоняй окрест ворон волхвованьем
О прощании на сопках и в пущах,
Попурри в одних басах — будет гуще

И светлистее зелёное с песней,
Порасхристанее и интересней,
Да с притопом каблуком и копытом
Под церковным ярлыком перебитым.

Отпоём, отмоем и отрихтуем
Десять заповедей, в лоб поцелуем
Уходящие года и мгновенья,
Жаль не верим мы ни в чьё воскресенье.

Видишь, бес, ушла моя Каллиопа,
Ну, куда, куда, отнюдь, не в Европу,
Не могу сказать в какие пенаты,
Рукоделья, шалаши, циферблаты.

У беды глаза её — зеленушки
Непрощённой и родной потаскушки,
И о чём поёт моя соловьиха...
Не буди ты, бес, тоску — будет тихо.

От, сподобило на блажь и малину,
Хоть беги сам-два мастырить осину
Или шествовать к мосткам с каменюкой,
Наконец поверив: жизнь, всё же, сука,

А не бланманже с эклером в придачу
И какая ожидается сдача
За участие в ней мерой столярной,
Очень скромненькой и партикулярной.

А вокруг седеет ночь, золотея,
Будто вышла наша с бесом затея —
Разукрасить эту ночь, расколбасить,
По уму, по своему переквасить,

Что-то выдолбить, добавить чего-то
Для устойчивости фазы полёта
Остающихся годов и минуток,
Может, мы ещё сгодимся кому-то

В оскудевшем колченогом пространстве
Пишмашинки при умеренном пьянстве.
Снизошла же благодать сирой ночи...
Ты как хочешь, бес, я — спать, ты как хочешь...
                29.08.2001