Явление Кузнецова окончание

...Но нагрузка на сердце была колоссальная. Подумайте только - почти каждый день быть чтецом потока стихов со всей России о её бедах, боли и скорбях; ведь русский поэт не способен превратить поэтическое слов в игрушку-погремушку...
Я старалась его щадить, не навязывала себя. Хотя в той полосе полнейшей изоляции от всех и вся очень хотелось просто человеческого голоса, пусть и такого, немногословного, обрывочного, не допускающего "распускания соплей", не очень-то пожалуешься на жизнь. Однажды именно с этим голосом произошла казучная история. А время было такое подлое - в обществе самый разгар тёмных страстей и помыслов. В телефонную трубку можно было услышать о себе разное, и не всегда это были охотники за одинокими и беззащитными...
Как раз было средоточие такого на меня телефонного наступления. Услышав в трубке низкий, неразборчивый, далеко не ласковый голос, я его в сердцах куда-то послала... А это, как оказалось, был Юрий Поликарпович. Но он, слава Богу, всё понял, как надо, и попросил жену (или дочь?) перезвонить мне, а потом уж говорил сам.
Когда он взялся составить мне мою скромную книжку (стихи не выходили десять лет), тогда наше общение загустело. И отношения значительно растеплились. Я, съездив на северную родину, привезла много фотографий. Он восхищался нашими лесными просторами. Увидев на старых фотографиях моих предков: отца, дядьёв, тоже восхитился, назвав орлами. Никому до него здесь, в Москве, не были интересны мои предки, мои корни. Нет, он был очень внимательный, очень зоркий человек, но не всё хотел видеть и впускать в себя.
Сейчас мне думается, что Ю.К. относился ко мне по-особенному, давал моим стихам зеленую улицу, словно грех за кого-то замаливал, словно вину чувствовал. Но его вины передо мной не было. А моя и наша перед ним - есть. Остаётся.
Готовился к 60-летнему юбилею. Предложил в нем участвовать. У меня же в таких делах практики никакой. Но отказываться - верх неуклюжести. Юбилей - это речи, подарки... Пытаюсь выяснить, какой бы подарок он предпочёл.
- Лучший подарок один - ваши хорошие стихи. ("Ваши" - то есть всех авторов журнала).
К юбилейному вечеру я готовилась, очень волнуясь. Исписала для своего выступления много страниц. Но сказала со сцены Большого зала Дома литераторов совсем другое, о чем нисколько не жалею.
Жаль только, что не прочла 8-стишие, которое Юрий Поликарпович слышал от меня по телефону. Вот это:

Жизнь поэта странна и глубока.
Неотвязною рифмой казним,
под пятою он ходит у Бога,
но порою равняется с ним.
Жизнь поэта... До срока могила
замечательных наших парней.
Я ведь тоже по краю ходила...
я ведь тоже всё знаю о ней.

Выслушав это, Ю.К. ничего не сказал. Теперь, перебирая по тому или иному поводу черновые листочки, я то и дело натыкаюсь на стихи, адресованные Кузнецову в разное время. Я их ему никогда не дарила и не показывала. Наверное, зря: всё какой-никакой бальзам на детскую душу этого неповторимого человека, рыцаря славянского материка. По-вагнеровски мощная фигура. Ярчайшая фигура русского космоса.
Русский космос. В этом сложном, философском и жертвенном понятии слились воедино две мощные стихии. "Широк русский человек. Ты - из леса. Я - из степи. Степь это размах, удаль... Лес - могучесть, затаенность, тайна... Россия это лес и степь. Две крайности сошлись в един русский космос". Примерно так рассуждал, нет, просто говорил при мне Юрий Поликарпович. И потому, наверное, ему была так интересна душа северянина Личутина, с которым он дружил. Ему, уходящему корнями в степь, потребен был для общения человек другого полюса: противоположности притягиваются. Этим я в какой-то мере могу объяснить то, что Кузнецов не отторгнул меня и мои литературные труды.
"...та часть русской истории, о которой некогда было сказано, что Москва - есть Третий Рим, кончается великим явлением Кузнецова". Эти слова принадлежат поэту Евгению Рейну. Сказаны они были на 60-летии Юрия Поликарповича. Слова эти подошли бы для скрижалей истории, но есть одно но... Глагол "кончается" я предложила бы заменить на "увенчивается". И, значит, надо читать так:
"...та часть русской истори, о которой некогда было сказано, что Москва - есть Третий Рим, увенчивается великим явлением Кузнецова".
Этак-то справедливей.

Мария Аввакумова, 10, 22 декабря 2003