Прости меня...

«Господи! Прости грешных рабов твоих...»

Поезд, наперебой постукивая колесами, мчался по направлению к Москве. В вагоне у окна сидела девушка. Она нервно покусывала губы. Под покрасневшими глазами проступили тёмные круги. По всему было видно, что Марину, так звали девушку, гнетут тяжкие думы. Отгоняя их, она обратила взор в окно, за которым мелькал яркий осенний пейзаж.
Время близилось к полудню, людей в вагоне было немного. Электричка тащилась еле-еле, останавливаясь на каждом полустаночке. Замедлив ход, остановилась очередной раз.
В вагон с шумом вошли несколько грузных женщин, увешанных большими бесформенными тюками. Они сели рядом с девушкой. В нос ударил специфический запах нафталина. Пассажирки стали громко разговаривать и считать, сколько остановок им ехать? Одна из женщин обратилась к девушке:
; Доедем до Москвы-то?
; Да, – кивнула Марина, вздрогнув и нервно передёрнув плечами, от неожиданного обращения.
; Давно в Москве-то не была, ничего уж и не помню-то. Кремль-то стоит? ; вопрошала попутчица.
; Стоит, куда ж он денется-то? ; вступилась в разговор вторая товарка.
; Куда, куда? У нас в Чувашии, всяко говорят. Мавзолей-то будто хотят убрать и камни на площади разобрать… А чо, неправда!? Стоит что ли Кремль-то? Эх, не попала я в мавзолей-то. Давно было дело-то, заняла я очередь-то туда. Очередь-то огро-о-омная! Стояла, стояла я, да так и не достояла, ушла. Чуть было на поезд не опоздала, так вот и не попала я в мавзолей. А хотелось посмотреть, как он там лежит.
; Как, как? Обныкновенно как. Вот положи тебя в гроб-то и ты так будешь лежать. Чо смотреть-то!?
; Тьфу-тьфу, типун-то тебе на язык!
; Ой, и то верно, тьфу-тьфу! Типун-то на язык, ; и постучала по деревянной скамейке.
Марина сидела и невольно слушала шумный разговор странных людей. Хотелось закричать: «Да что вы такое говорите? Замолчите же, наконец!»
С приближением конечной станции нервное напряжение нарастало. С новой силой к сердцу подступило щемящее чувство.
Наконец, электричка прибыла к платформе крупного вокзала. Девушка сошла на перрон и нерешительно направилась к автобусной остановке. Словно специально автобуса долго не было, а народ всё прибывал и прибывал. В подошедший автобус Марину просто внесли, втиснув в самый угол. Было трудно дышать, хотелось плакать. Девушка вышла у поликлиники.
В приёмном отделении Марину приняла медсестра. От равнодушного взгляда сестры, девушке стало не по себе. Предложили заполнить какие-то бумаги, переодеться в халат и тапочки. Тут же взяли анализ крови, направили в палату. В палате было несколько женщин разного возраста. Марина легла на свободную кровать и закрыла глаза: «все, скоро всё закончится...» Какие-то полу образы, обрывки фраз проплывали перед её утомлённым сознанием, казалось, она летит в бездну. Вдруг откуда-то из глубины самой себя она отчётливо услышала душераздирающий крик: «Ма-ма, ма-мо-чка!..» Марина задрожала всем телом, открыла глаза.
Медсестра со шприцем в руках, склонилась над девушкой:
; Давай, дамочка, готовься. Твоя очередь. И нечего нюни распускать, знала куда идёшь. Марина уставилась на сестру совсем обезумевшим взглядом.
«Господи, что я делаю?! Я не хочу, не хочу!» ; мелькнуло в голове, и тут же, с вырвавшимся наружу криком: «Не-е-ет!» – девушка вскочила с кровати и выбежала из палаты.
Вслед ей неслись бранные слова, но она ничего не слышала, продолжая бежать. Марина остановилась лишь на улице в небольшом скверике. Сердце бешено колотилось, по лицу непроизвольно катились слёзы, слёзы отчаянного страха, страха о том, что чуть было, не совершила.
Осень, не ведая о людских страстях, продолжала неистово кружить листопадом под прощальными лучами солнца. А по дорожкам парка бродила девушка в странном наряде. Она руками обхватила живот и словно заклинание повторяла:
– Прости, прости меня, Малыш!..