Голод

   В ту далекую бытность, когда я был еще совершенно молодым человеком, мне довелось услышать эту короткую, но полную драматизма историю.

   Семидесятые годы прошлого века  были, на общий взгляд,  тем временем, которое  можно охарактеризовать как самое стабильное для государственного строя, сытное  для народа.

   Да и язык не повернется сказать обратное, когда на земле можно было увидеть краюху хлеба, а то и целую булку. Многие из тех, державших всякую скотину, скупали мешками хлеб на прокорм  свиней и прочей живности, имеющейся в частном секторе у населения, а не только у,  так называемых, «куркулей».
   Хотя и были в Уголовном кодексе соответствующие санкции, но на практике случаи осуждения и наказания за такое использование хлеба случались довольно редко и не имели широкого общественного резонанса.

   Моя кадровая трудовая жизнь, началась на одном из крупнейших предприятий области, когда еще на темно-зеленых трудовых книжках был теснен герб СССР и в ней едва ли насчитывалось и пяти строк,  вместе с заполненным титульным листом.

   Перезнакомился со всеми я быстро. Коллектив принял меня как в известной фронтовой песне и  ...всюду были товарищи, всюду были друзья.

   Однажды, в обеденный перерыв, зайдя в бытовку мастера, я застал девчат, распивающих чай. Меня пригласили к столу. Ногой, пододвинув стул, я присел с краю. Плеснул кипятку с заваркой в стакан и отпив, прислушался к возобновленному разговору. Рассказывала худощавая, невысокого роста, чернявенькая, лет сорока с небольшим, Маша К.  Речь шла о голоде двадцатых годов в Поволжье или, как она упоминала бабушкино произношение - в Поволожье.

   - Жалко стало, Маша, матери меня, что умру я как все братья и родные наши,- от лица своей бабушки рассказывала Маша, -  собрала мама в узелок кое - какие мои вещички и повела меня на вокзал. Может, кто из людей добрых подберет, говорит - и не даст помереть тебе.

   Женщины горестно вздохнули, сопереживая далеким событиям.

Маша продолжила:
 
  - Вышли мы на улицу, а там наша бабушка лежит. Мертвая, наверное, не слыхать, чтобы дышала. Тут подъехала подвода, запряженная  лядящей лошаденкой и с двумя парнями или мужиками. Подошли к ней, взяли за ноги да за руки и в телегу бросили. Только за вожжи дернули, трогай, мол,  а бабушка голову приподняла и еле слышно стонет: "сынки, куда же, вы меня, я ведь, поди, еще живая..."

    Глянул на нее тот, что помоложе,  да побестолковей и махнул рукой, чуть не с шуткой закончив: "покуда довезем как раз и будешь..." 

    В то страшное время власть  обязывала население собирать трупы и свозить их на кладбище, а для этих целей выделять телеги и имеющихся лошадей.  Если же лошади были съедены, то впрягались сами сборщики трупов.

    - Взялась мать за телегу рукой, другой меня держит да  так и пошли мы, не припомню, то ли до вокзала, то ли до станции, - Маша, всхлипнула  носом, согнутый указательный палец прижала к одному, потом к другому глазу.

    Минуют долгие годы и  мать расскажет дочери, что оставив ее на вокзале, она еле добрела  до дому. А придя, спохватилась, что же наделала я?! Заплакала. И откуда только силы взялись, опрометью бросилась обратно,  на станцию. Да где там... не нашла свою дочь. Погоревала, поплакала, одной ей известно сколько. Не чаяла более увидеть ее живой, переживала, кабы не съели... в бытовке повисло горестное молчание.

 Как случилось, Маша не могла восстановить в памяти бабушкин рассказ полностью,  но много лет спустя, судьба вновь свела вместе мать с дочерью, чтобы никогда уже их не разлучать.

    Из всех присутствующих о голоде не понаслышке  знали только моя мать, работница цеха да еще одна женщина в годах.

   Моя мать вслух, тихо, вспомнила суровые военные годы, детдом, вечное чувство голода, постоянное  недоедание.  Воспитанники  за худобу прозвали ее Скелетиком. Все сидели молча, только слышно было как кто-то и изредка шмыгнет носом.
 
Мать взяла из кулька  (теперь уже, вряд ли знакомую молодежи) "подушечку" и поглядев на нее, сказала:

   -Знаете, когда отец забрал нас с сестрой из детдома, он купил нам черного хлеба с "подушечками". Нашей радости и счастью не было предела.
Мы, обнявшись, сидели с сестрой Юлей и мечтали:

 - Были бы "подушечки", черный хлеб и вода, и чтоб не было войны.  Больше ничего, ничего не надо на свете.


Обед кончился.


сентябрь, 2012г.


Рецензии
Спасибо, Андрей... прочитала и очень отчетливо ощутила, что становимся слабее... я всегда думаю, сможет ли современный человек после изобилия выдержать испытания, которое выдерживали наши бабушки и родители...

Катцина Ольга   01.10.2012 22:29     Заявить о нарушении
Спасибо, Ольга.
Не приведи нас, Бог, к тому, что испытали наши родители и пра-

С уважением, Андрей

Андрей Оваско   02.10.2012 09:12   Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.