Музей Настоящего Зла

Песня моей души
нотами терпких мгновений
пролилась на плиту тишины.
Девочка Олилу едва заискрилась в танце,
не чувствуя замыканий
и сразу всё поняла.
Звуки, нырнувшие в осень
скрутились конвульсией слов
в клубок электрических молний,
перемешиваясь и сверкая.

Песня моей души
замерла в запредельности сердца,
в дрожащих митральных створках,
где смыслы протяжно мерцали,
чтобы потом зазвенеть
осколками нового дня
в беспричинно угрюмой парадной:
динь-динь-дон, ля-бемоль, тик-так
и другие ультра тона
освежали мой неуют разношёрстного бытия.

А я просто жил, как хотел.
Сжигал за собой портреты -
это были мои портреты
или лихо, без остановки
пролетал мимо касс вокзала
через стареющий  парк,
где качались пустые деревья
и скрипели тощие травы...
Я провожал их трепет,
хороня беспробудную явь.

Вдруг, раскатисто
мой неуют растеребили сомненья.
Бесцеремонно ввалились,
внутрь моего кабинета
не испросив разрешения
закинули ноги на стол с тяжёлым пустым канделябром.

Бурлящие вопли возмездий гейзером
плюнули в морды наглых незваных гостей,
но было уже слишком поздно.
Сомненья роились внутри,
ехидно сминая наброски моей недописанной песни,
терзали ищущий разум резко похабной молитвой,
перекромсав между прочим чарующую простоту.

Я пытался бежать,
хлопнув дверью, не считая ударов сердца,
выключил звук телефона,
затаился в зарницах ночи.
В этот щемящий момент
от равнодушной стены отделилась
старая серая тень,
знакомая с раннего детства.
Холод воспоминаний
вернул в спешке забытую ясность,
паутину страхов изрезав острыми кромками льда.
Прошлое хлынуло в вены
яростными толчками
и отпустило мысли
на дикую вольную волю,
без знаков и светофоров...
Понурый чужой прохожий,
долговязый и безупречный
рядом протиснулся смело,
зонт распустил как павлин.
“Проклятые наркоманы!”, -
каркнул и юркнул в сумрак.
Я же молча остался,
словно корабль среди штиля,
ищущий непогоды.

Протяжно изменчивый миг и тишина накатила,
смывая тугую плотину неразрешимых вопросов...
И я позабыл про песню.
А старая серая тень меня втихаря подобрала,
изогнув вероломную спину
перенесла в закрома мраморного музея.
Гул тишины нарастал,
а Олилу исчезала...

С тех пор прошло сто столетий.
Я кажется жил,  как хотел.
Ветер гулял в голове, бездушно клубились мысли...
Я сторожил музей, перебирая картины,
что некогда были живыми,
но тлен протиснулся в щели и оголил провода,
разъедая времени маски...

Вновь осень наполнила небо,
перья и листья раскрасив,
застучала по мраморной крыше
слёзами и стихами.
Тень заметалась пугливо,
отражаясь в пустой голове гулким прозрачным эхом.
Закричали залётные птицы,
изумлённо взвыли свирели,
а на выходе из музея строгий престидижитатор
распиливал громко даму
и декламировал сухо "Осенний сонет" 
Шарля Пьера Бодлера:”Спи, Маргарита, спи...

”Спи, Маргарита, спи...”
Эти слова сквозь память
вынули всё живое
из сонно застывшего тела.
Я подскочил, стремглав
и полетел по крышам ногами перебирая,
вонзаясь проснувшимся взглядом в лица испуганных дам.
И, вдруг, услышал на грани прерывистого дыхания
танец давно забытый девочки Олилу.
Песня души расплескалась
на покрасневшие листья,
тень прожигая любовью
я возвратился домой...

По непроверенным слухам, мы, с госпожой Олилу
прожили тысячу лет
бесперебойного счастья
и умерли только затем, чтобы взорвать собой
мраморный тихий музей
Музей Настоящего Зла...