как я умер когда то и воскрес

Мамаша,  идите в палату! Сейчас вам принесут больничный ,  и завтра же на работу!  Докторша была очень взвинчена, а глаза её бегали. Она не смотрела прямо  в глаза, как это было всегда. Это что за беспорядок! Кричала она у же санитаркам. – подождите Надежда Иосифовна,  а где мой ребёнок? Куда вы его дели? Слабым просящим голосом спросила Маша. – не кричите тут женщина,  строго сказала врач,  ваш  ребёнок умер. Вы же сами видели ,какой он слабенький. –ну хоть покажите мне его, умоляла молоденькая девушка. Она была маленькая, худенькая, и совсем не походила на мамашу. – не положено. Резко ответила врач. К тому же он заразный, и всё! Прикрикнула она , ты и так сорок дней провалялась, вот выпишу  с нарушением , пойдёшь под суд.  Иди, иди милая, собирайся.  Мягким голосом сказала санитарка тётя Дуся. Она обняла Машу огромной ручищей, пойдём,  я помогу тебе.
Тётя Дуся действительно помогла Маше связать  её пожитки в узелок. И тут же прибежала медсестра –вот ,твой больничный. Распишись. Завтра на работу. Маша взяла ручку и кое - как черкнула в протянутом журнале. Мысли в её голове вертелись роем, но она не могла сосредоточиться. Сына, почему то осматривали в этот раз без неё. Дуся устроила в палате уборку, но никого из палаты не выпускала. Хотя раньше всегда выгоняла всех. И Надежда Иосифовна, как то через чур суетлива и криклива. Она и всегда покрикивала на всех, но не так. Солидно как то , уверенно. Сегодня понедельник, с утра она была в райкоме,  видимо на ковре, потому что приехала  красная и злая- понедельник день тяжёлый. Всем в этот день достаётся. Вот сегодня и её досталось – Колька так и не выздоровел – обезвоживание.  такие, не выживают. Это Надежда Иосифовна сказала ещё неделю назад.
Я в туалет хочу – сказала она Дусе. Та недоверчиво посмотрела на неё. Подумала – ну иди, только быстро. Маша побежала в туалет на первом этаже. Открыла на окнах  защёлки, с трудом открыла окно. И закрыла. Шпингалеты оставила открытыми и опрометью назад. Вдруг Дуся догадается.
Уже шесть часов она ходит вокруг больницы. На улице весна. Наверно красиво. Она любила весну. Детство её выпало на годы войны. Было всегда голодно. И зима казалась бесконечной. А как они радовались весне.  Потому что скоро лето и в лесу можно найти  хоть какую то еду. И сейчас она чувствовала голод. Немного кружилась голова, но она привыкла. Когда она поест всё пройдёт.
Наконец Надежда Иосифовна пошла домой. Маша кинулась к окну. В это время весь персонал садились пить чай. И сёстры и санитарки. Можно было пробраться в чулан. Где, как думала Маша лежит её Колька. Она только посмотрит и всё. Ей надо посмотреть на него в последний раз. Младенцев родившихся мёртвыми не отдавали хоронить. А Кольке было уже четыре месяца. Маше самой - то было семнадцать лет, и она многого не знала.
Вот чулан. Замок висит для виду, это Маша знала. Она тихонько открыла дверь. Темно. Она вошла, закрыла дверь, зажгла спичку. За спичками она сбегала как вышла из больницы. Вот он,за каким то корытом. Она взяла, лёгкий свёрток спичка  обожгла ей руку и потухла. Стало совсем темно. Она просунула руку к лицу, боясь почувствовать холод. Но что это?! Колькино лицо было обжигающе горячим. Конечно, у неё закоченели руки, но всё равно покойники холодные. Она приблизила Кольку к своему лицу. Кажется, дышит. Она не почувствовала дыхания, она просто поняла он живой.
Она бежала домой, прижимая ещё живого сына к груди. Они вылечат его с Гришей. Он знает что делать. Он всё решит.
У ворот стояла свекровь. Как часовой, загораживая калитку. Здравствуйте, тихо сказала Маша. Свекровь не поздоровалась. Мёртвого принесла домой? Грозно спросила она. Мы ведь были в больнице. Нам сказали –помер мальчишка. Где тебя черти носили?  Сказали, младенцев не выдают для похорон. Зачем принесла? –украла?! В голосе свекрови был страх, ненависть и угроза. – он живой , попыталась возразить Маша. – врачам лучше знать. Непреклонно парировала свекровь. Иди и сдай назад вы****ка своего. А к нам не приходи. И Григорий тебя не хочет знать. Ты что ж удумала!?  И Гришу и меня под суд отдать за укрывательство. Уходи! Она бросила  чемоданчик ей под ноги. Вот твоё добро. Нам чужого не надо.  И вдруг сменив голос сказала – отнеси ребёнка назад . посадят же. И Зину, сестру твою посадят, если к ней с ворованным ребёнком придёшь. –но это мой ребёнок и он живой. – врач сказал не жилец он. Ну как знаешь, я тебя не видела ,учти. Подожди я тебе сухарей хоть дам. –Гришу  позовите. –Ещё чего!  Увидитесь – посадят его. И не за такое сажают, а тут против власти пошла. На вот тебе сухари и уходи от греха подальше.
Зину посадят, думала она. К Зине нельзя. Домой тоже нельзя. Да и нет его, дома то. Выгнали. Маша медленно шла по вечернему городу. В окнах горел свет. Но на дороге было темно, и идти было тяжело. Под ногами была снежная каша и лужи. Ноги давно промокли,  она вся закоченела, но ничего не чувствовала.  Она думала – что делать? Что делать?  Тупо, не надеясь уже найти ответ. Так она добрела до железной дороги. Перейти было невозможно. На всех путях стояли поезда. Она нашла тормозную площадку,  залезла на неё и  присела отдохнуть. Там оказалась лавочка. Она посмотрела Кольку, он лежал неподвижно, как и последние  несколько дней. Он был ужасно худ, но лицо его было опухшим, особенно глаза, и он казался даже толстым, и похожим на казаха.
Вдруг поезд дернулся. Маша испугалась, надо спрыгнуть. Но сил совсем не было. Пока она собиралась спрыгнуть, поезд уже набрал скорость. Одна то она и не на такой скорости спрыгнула бы, а тут Колька. И чемоданчик. Он же раскроется при падении. Вспомнив о чемоданчике она вспомнила, о хлебе. У неё же есть сухари. Она пожевала сухарей, завернула жёваное, в платочек и поднесла к Колькиным губам. Сначала он никак не реагировал, а потом губы его дрогнули. Он как будто пытался открыть рот, но не смог. Тогда она пальцами раздвинула его губы и выжала платочек. Но Колька не глотал. И она не стала больше пытаться кормить его, чтоб не захлебнулся. Потом она сама пожевала сухарей. захотелось пить, но воды у неё небыло. Она задремала. А поезд всё шёл и шёл.
Наконец он остановился, на какой то большой станции. Маша осторожно слезла с площадки и пошла искать, где бы попить.  На её счастье прямо у железной дороги стояла столовая. Было утро. Маша не знала, сколько сейчас времени, но судьба снова ей улыбнулась. Столовая работала. Маша зашла в тёплый, какое счастье, туалет. Напилась из крана и умылась. Холод немного отпустил, но внутри ещё всё дрожало. У ней было несколько рублей, и  она решила, была, не была. Она взяла себе полную порцию супа и горячего чая.
Она ела обжигающий суп и тепло разливалось по её телу.  Потом она зашла в угол подальше и попыталась дать Кольке грудь. Он шевелил губами ,но опять не глотал. Видно не было сил. На неё стали обращать внимание и шушукаться. Как не хотелось покидать этот рай , Маша вышла на улицу. Всё! Тупик! Куда дальше то? Может Кольку подкинуть, куда не будь, в садик или ясли, а самой добираться домой? Хотя дома то нет. Ну, к Зине. Она не выгонит же.
-Чего сидишь на камне? Вдруг спросил кто то. Маша подняла голову. Перед ней стоял высокий красивый парень.  Сначала Маша хотела  нагрубить ему, чтоб отстал. Но парень смотрел как то участливо. Не как  парни с её стройки. Этот был не зубоскал. –Да вот, некуда идти, просто ответила Маша. Ей хотелось хоть с кем ни будь просто поговорить. – Как это? Не понял парень? У тебя что дома нет? –Нет. Ответила Маша. –Ародня есть? Спросил парень.  – Здесь нету. Да ты откуда взялась то? Всё сильнее удивлялся парень.  Я от милиции прячусь. Выдала Маша всю правду. Будь что будет. Ты что воровка? Парень кажется, растерялся.  – Да, воровка, сказала Маша, вот ребёнка больного украла. – Зачем!?   - Да мой это ребёнок! Сын. Они сказали, что он умер, а он не умер. Он живой. Их там, в райкоме ругают, что плохо лечат, вот они и …
-Пошли. Сказал парень. Маша растерялась, - куда?  Есть у нас одна старушка. Знахарка. Пойдём ,покажем ей твоего сына. Пошли. Маша хотела бежать, вот он. Есть Бог на свете! Парень, видя, как она задыхается, от быстрой  ходьбы, взял у неё и свёрток с пацаном.  Ого! Сказал он как заморили пацана. Он же ничего не весит.  Проходя мимо, какого то дома, где стояли  люди, парень вдруг сказал: - Тятя, скажи там, на работе, что я задержусь ненадолго.  Люди ничего не сказали. Они внимательно смотрели на них. Особенно одна женщина. Мать наверно, догадалась Маша.
Они зашли в калитку маленького домика. Парень постучал.  Им открыла дверь маленькая аккуратная старушка. она  молча посторонилась пропуская их в избу.  Парень молча положил свёрток поперёк кровати и  отошел в сторону. Бабушка пристально глядя на Машу, медленно , но громко сказала – Серёга, так я ведь не лечу. Наговаривают это на меня. Серёга, подумала Маша, красивое имя. И вдруг до неё дошли слова бабушки. Она не лечит! Она растерянно поглядела на Серёгу. Он увидел её взгляд,  сказал – она сама от милиции бегает, ребёнок у неё помирает, ,кажись.  Бабушка посмотрела на него пристально и сказала  - ну гляди Серёга!  Иди. И он вышел. Бабушка взялась разворачивать Кольку, Маше сказала коротко – Раздевайся. Она развернула свёрток совсем, и Маше показалось, замерла на месте.  Бабушка стояла, не шевелясь, и смотрела на Кольку, а он лежал как скелет, весь серый какой то, как не живой.  Сейчас скажет, забирай этого дистрофика и иди, откуда пришла. Маша боялась этой тишины. Наконец бабушка неожиданно сказала  -эхе хе, грехи наши тяжкие. Как уморили ребёнка. Я девонька ничего не обещаю, я таких, заморёных  не видела никогда. Ну что ж Господи благослови.  Она взяла корыто, развела тёплую воду и сказала, давай сначала искупаем  его. Маша помогала ,как могла. Она старалась угадать , чего подать, что сделать. И чаще ей  это удавалось.  Они тёрли Кольке живот, руки, ноги, спину, при этом бабушка низко наклонялась над Колькой и что то шептала. Это шёпот и на Машу действовал убаюкивающе, или она долго не спала.  Потом она держала Кольку на руках, а бабушка лила над головой Кольки воск в банку с водой и говорила ей. Ч то жить Колька будет долго, что скоро он поправится . Маша  верила ей, не потому что хотела верить, а просто верила. и сейчас она видела не  маленькую бабушку, а какую то  довольно молодую сильную женщину, очень знакомую. Маша её явно, где то видела. Но где? На этой станции она никогда не была. Но видела точно. И вдруг вспомнила. Поняла. На иконе. Да. Да. Она похожа на  Божью Матерь. Точно.
Потом они покормили Кольку. Она нацедила из груди молока. Хорошо, что молоко не пропало. И заливали ему в ротик из ложечки. И он пил. Жадничал. Захлёбывался, но просил ещё. Хватит пока, сказала бабушка. И Колька, будто услышав её уснул. Теперь он спал нормально. Было видно, что он дышит. И кожа его чуть -  чуть  порозовела. Ну ,вот девонька и ты ложись, поспи. Намаялась поди, сказала уже снова маленькая бабушка. Маша прилегла  рядом с сопящим Колькой и тут же провалилась в сон.
Проснулась она вечером. Они снова лечили Кольку. Она в ступке толкла куриную скорлупу в пыль, а бабушка  обкладывала какими ,то травами Колькино тельце и опять шептала, шептала, но она уже не казалась Маше похожей на Божью Мать.  А была просто бабушкой. Очень доброй и похожей на её Машину маму.  Потом они сели ужинать. Маше было неудобно объедать  старушку, она отказывалась, говорила ,что в столовой наелась, но бабушка сказала, садись и ешь. Теперь строго и непреклонно.  Я отработаю, говорила Маша.  Побелю тут у вас, постираю…  перестань. Сказала бабушка и Маша перестала.  –а как тебя девонька зовут  то? Спросила бабушка –Маруся, сказала Маша, а вас?  Бабушка помолчала с минуту ,потом сказала: - Люди бабкой Костромитиной кличут. Вот так и зови. Маша не удивилась,  у них в деревне тоже кое кого звали по фамилии. Она ждала Серёгу. Почему он не идёт. Так хочется поблагодарить его. И просто увидеть. Она ждала до позднего вечера, Серёга не пришёл.
Он пришёл на другой день вечером. Выглядел он  очень усталым, глаза у него ввалились, лицо посерело. Он принёс хлеба, сахара, макарон, и невиданной крупы – гречки. Спросил как дела, и ушёл. Бабушка сказала –ну вот, живём теперь. На базе наверно ночью робил. В магазине такого не купишь. Соли вот только нет. Кончилась. Сходила бы ты Маруся в Шумиху за солью. – конечно схожу , а это где?  И  где же мы то живём?  Хотела у Серёги спросить. В Шумихе живём.  – А
  идти надо куда? – В Шумиху. Только за линию. – За какую линию?  Маша стала путаться в географии. За нашу линию. Линия ,это железная дорога. Поняла. Надо сходить за железную дорогу в магазин. ---Правильно. Маша быстро собралась. Идти надо мимо Серёгиного дома, может, увидимся. Мечтала она.
Серёгу она не увидела. Зато, та женщина, его мать, наверное, сидела на лавочке у дома в компании таких же трёх или четырёх женщин. Они внимательно смотрели на Машу и молчали. Это их молчание лучше всяких слов говорило ,что она им нисколько не нравится, даже более того, хуже её девушки они не видели никогда. Маше  стало неуютно под этими взглядами. Нет , подумала она, обратно я пойду, как ни будь, другой дорогой.
Через неделю Серёга объявил.  Меня забирают в армию. Выходи за меня замуж.  Жить будешь у моих родителей. Сердце у неё упало куда то вниз. Он ей конечно нравился. Он навещал их у бабушки. Приносил продукты. Он ни слова не сказал о любви. И замуж. А ведь его матери она не понравилась. Чувствовала наверно. Не такая невеста виделась ей для Серёги. Не голодранка. С довеском. – А как же мать? Робко спросила она. Ведь я ей не понравилась, кажется? –Она согласна. С тяжёлым сердцем Маша шла в Серёгин дом. Три года! Ведь служить ему три долгих года.
Маша жила у свёкров. Не работала. Через добрых людей она передала письмо Зине, что  они живы здоровы и живут в Шумихе. Зина тоже через добрых людей, написала ей что её милиция ищет. Проверили всю родню, во всех деревнях даже дальнюю родню прошерстили. А в Шумихе у них родни нет. Может и не будут искать. Надо скорее сменить фамилию. Хорошо говорить сменить. А как её сменишь если муж аж на дальнем востоке служит. Но её не найдут. Серёга наказал своим чтоб Маша не работала. И её бы захоти она не пустили бы. Работы и дома было много. На огороде. Да грибы да ягоды скотина опять же.  Жилось тяжело. Врагу не пожелаешь. Свекровь тоже не работала, всё время покрикивала. Кольку она невзлюбила с первого дня. Его тоже шпыняла. Уйти бы да некуда.
Ура! Сталин помер. Сперва она как и все ревела . жалела ирода. А потом  дошло до неё. Не посадят. Перестали садить людей. И её значит не посадят. Ни чего вроде не изменилось но как то легче стало жить. Захочу, уйду. Думала она каждый раз когда свекровь начинала ворчать. И та почувствовала перемену, стала потише. Да и Серёга скоро демобилизуется.
Жизнь прекрасна. Отслужил Серёга. Расписались они. Тихо так. Но всё равно фамилию она сменила.  устроилась работать в ту счастливую столовую. Но они живут отдельно. Сами. К родителям правда ходят каждый вечер. Ей туда как на каторгу, но не расстраивает Серёгу, идёт. А то что люди подумают. И Кольке ужас как не охота к бабушке. Он не понимает, говорит что не хочет туда. Серёга сердится. Он вообще как то прохладно к Кольке относится. А может ей кажется. Серёга не очень то разговорчив. И как он с ней заговорил тогда?  И ещё одна неприятность.  Вроде хочет Серёга специальность получить да не получается. Работает грузчиком на базе. А там почти каждый день водку грузят. И есть процент на бой. Но не бьют грузчики бутылки, а себе забирают. Вот итащются домой пьяные. И её Серёга тоже. А у них уже общий сын родился –Вася, и ещё кого то ждут.