меланхолично уводящее назад

солнце пробилось сквозь тучи… пойти, пройтись?
перебираю… не греет, лежу пластом.
что за чудак напридумывал эту высь,
чтобы вот так разглагольствовать ни о чём?
две половины меня затрещали по
шву одиночества, заволокла нудьга,
солнечный свет задрожал, – от стены и в пол, –
словно пловец развернулся, поплыл в стога.
спорят о вечном: цикады, петух и он,
тот, кто всё это придумал, в который раз,
свет от стогов оттолкнулся, плывёт в окно,
своеобразный постутренний ватерпас.
раз не желаешь об этом, давай о том,
как из пылинок прессуются города,
воздух глотается рыбами, бьёт хвостом
кит голубой, и голубит его вода.
меланхоличен во мне растворённый цвет,
меланхоличен во мне отражённый звук,
меланхолично сто тысяч вчерашних нет
солнечный свет завлекает собою в круг.
даже на время найдётся охочий луч,
станет цедить его, словно из банки сок.
видишь, как полнится солнце, свисая с туч,
переливаясь в полнеба, наискосок?
дождь поливает сады, шебаршит трава,
словно противится этому, вот чудна.
я опускаю в полнеба слова, слова,
белой простынкою их полощу у дна.
слышится шелест стекающей с крыш воды,
бочка у входа набулькивает фокстрот.
осенью пахнет… прижавшийся к полю дым
снова запрячет стога, словно скажет «вот».
ветвь за окном всколыхнёт по тебе тоску,
бликами света взъерошит её, садня.
вновь отловлюсь на межветочное ку-ку,
меланхолично пытаясь себя донять.
дождь поутихнет, и я – на полвздоха в нём,
выдох уже за полями, зовёт в леса,
осень омыла мотивы слепым дождём,
нотки о лете в полуденных голосах.