Сера

«В ссылке он жил на краю, третий дом слева,
Постоянно с тетрадкой, прославил Мезень
Рассказом «Во льдах», а также другими произведениями», –
Говорит сторож краеведческого музея.

«По имени его никто не называл,
Ходил в пальто и галстуке бумажном,
Шутили люди – куцый генерал,
Хотя портрет на самом деле страшный.

К нему шли письма с экзотическими марками,
Для нашей почты это были раритеты,
Он прятал их в сиреневые папки,
По сундукам рассовывал секреты.

Собаки не было, держал больших котов,
Какие-то чуднЫе имена –
То ли Артур и Людвиг, то ли Краков и Львов,
А может, по-другому, я не запоминал.

Пару раз напивался, шумел по ночам –
Приговоры отменят, царизм догорает
(Сторож крутит кольцо и играет ключами,
Непонятно, откуда он всё это знает).

Когда он уехал к себе на юга,
У нас штормило выше всякой меры,
Его псевдоним полезно читать по слогам,
Он начинается со слова «сера».

Потом Москва, война и революция,
Европейская слава после романа «Железный поток»,
«Бомбы», «Сопка с крестами», «Мёртвые на улице» –
В его книгах горел электрический ток.

В сорок третьем году, после Сталинской премии,
Он отдал все сто тысяч на танки для фронта»
(На Мезень надвигается цепкая темень,
Закрываем музей и идём за ворота).

Сторож быстро хмелеет, в его речи всё чаще встречаются
Обороты «антанта» и «аперитив»,
Над столом в тесной кухне наши тени качаются:
«После смерти писателя в Мезени был найден архив.

Три зелёных конверта, заделанные сургучом,
В первом свитки на древнеегипетском,
Письма князя Кропоткина во втором,
В третьем путаные записки.

Первые два конверта увезло областное ГБ,
Там должно быть они и пылятся,
Ну а третий директор музея оставил себе,
Думал, эти бумаги ещё пригодятся».

Сторож открывает заслонку русской печи,
Шелестит пакетом с надписью «Годъ 3004»,
Пламя скачет по строкам, шипит и трещит,
Запах серы плывёт по квартире.