Эпиталама

Его имя и весь облик, по крайней мере по первому впечатлению, изумительно совмещались.
Лев был могучего телосложения с большой гривастой головой и крупными чертами лица. Из людского племени, нам известного, его сородичем мог быть Максимилиан Волошин, а бас, исполнявший "Эпиталаму", подражал самому Шаляпину.
Она, контрастом рядом с ним, тоненькая, высокая – ломаная линия из породы "Цапли" или "Фламинго".
Её редкое имя - Агнесса, именно своей редкостью, иноземностью, запинкою в произношении в месте сочетания согласных, шло ей как никакое другое, вызывая  несомненное любопытство при  первом  знакомстве. И никому не приходило в голову, что имя это от греческого "агнус" и обязано вызывать так далёкий сущности и внешности Агнессы образ смирной маленькой кудрявой овечки.
Они много лет могли видеть друг друга, встречаясь в коридорах, залах, буфетах учреждения, где работали с юности. Но вряд ли долее, чем на секунду, встречный оставался в памяти, несмотря на несомненную колоритность его фигуры и единственность в своём роде её походки с чуть опущенной головой и приподнятыми плечами, при каждом новом шаге одно из которых, противулежащее выступавшей по-птичьи ноге, вздрагивало и на миг обращалось жестом вперёд к лицу, склонявшему в свою очередь к нему также на одно мгновенье и взор, и все черты.
Познакомились они волею случая мягким сентябрьским днём на юге в пору летнего отдыха. Она приехала к морю с подругой, он – с сыном, этюдником, гитарой и друзьями (под стать ему по комплекции) - непременными его спутниками и сотрапезниками в дни отдыха или праздника.
 
Три толстяка привлекали всех отдыхающих раскатистым, но удивительно слаженным пением под гитару Льва: трио - бас, баритон и тенор. Они прекрасно сосуществовали втроём, но две дамы, прогуливающиеся в закатном солнце вдоль моря, увидели на пляже художника, этюдник на треноге и не могли пройти мимо. Завязалась беседа.
 Непосредственность и эмоциональность неожиданных фей сразили Льва, и дамы получили приглашение на ужин. Оказалось, они не нарушили гармонию, а чудесным образом вписались в круг трёх толстяков, поддержав трапезу и даже образовав голосовой квинтет.
 К ночи - прогулка у моря, серебристые луны: грустно улыбающаяся, взирающая сверху и лежачая, слегка покачивающаяся, посылающая свой луч "честной компании"… и вдруг - нарушающая тишину, оглушающая все окрест - "Эпиталама"!
 А утром - первые живописные этюды фей с правкой рукою мастера. И, следом, много счастливых праздных южных дней, глазами Льва, - с русалками, играющими в волнах освежающего утреннего моря, и стройными газелями, перелетающими впадины на тропинках высушенных солнцем гор, кажущихся издали мягким ковром, бархатными складками спускающимся в долину, к морю. И опять, ближе к ночи,  - романсы вполголоса на тёмной пустой открытой веранде летнего кафе под яркими огромными звёздами.
Длинный бедный казённый номер, куда поселили Агнессу с подругой уже через несколько дней отличался от себе подобных благодаря дару Агнессы преображать убогое типовое в необычное и влекущее. На открытых полках, на стенах, тумбочках - изящные сосновые ветки с крупными шишками (найденные среди сосен после сильных ветров), загадочные разновеликие камни, камушки, причудливые коряги, обточенные морской волною, букеты горных цветов и трав.
 
В их номер  заглядывали незнакомые люди, прослышав о его экзотическом убранстве.
Лев иногда забегал за подругами, чтобы сопровождать их в той или иной затее, и всегда шумно восторгался даром женских рук превращать безликое окружающее пространство в "Сад Семирамиды". Однажды он зашёл вечером, шутя, сославшись на охватившее вдруг чувство одиночества и неприкаянности. И настал час раскрытия души. Воспоминания… И стихи, стихи. Родственность исканий, находок, открытий, потерь. Всё было не так, как в молодости. Благоговейная осторожность, бережность, наслаждение созерцанием, благодарность за отпущенную Богом возможность общения.
Вернувшись в город, Лев терпеливо ждал естественно подходящего случая для встречи. Иногда шутливо предлагал подругам взять и его на ту или иную выставку, экскурсию, ибо нужен импульс для творчества. Они были вместе в Оптиной Пустыни, в Ростове Великом. Поездка в Ярославль особенно запомнилась. Каждый день рядом, и сам пейзаж - песчаные берега Волги или улицы древнего города - наполняли жизнь поэзией и музыкой… Он, такой заботливый, смешливый со всеми, кого любит, до крайности парадоксальный в суждениях и часто действиях, от высокомерного заполнения собою всего окружающего пространства до самоуничижения в дорогие минуты откровения, принимал жизнь во  всех её ипостасях. Подруги не без намёка как-то в один из дней рождения подарили ему книгу Сальвадора Дали, откровенно нелюбимого и чуждого ему художника, но так, по их мнению, похожего на Льва.
 
Лев с некоторого времени не работал более инженером, не появлялся  уже на испытательном полигоне по нездоровью и почти всё время проводил дома, занимаясь писанием больших полотен - копируя известных художников - и бескорыстно обучая желающих владеть кистью и красками. Среди его учениц была и Агнесса, и его жена, и знакомая по даче, и соседка по квартире.
В конце девяностых его сын, уже молодой человек, трудно искал свое место в какой-либо сфере деятельности. Лев старался помочь, поводов для волнений было немало, но внешне при общении с друзьями это никак не проявлялось. Все переживал наедине с собою.
Подруги при каждом удобном случае учили Льва нормам поведения в семье, в обществе, укоряли за неряшливый вид, за нерадивость в хозяйственных делах, за частое невнимание к заботам жены, тоненькой скромной, очень интеллигентной, притягательной внешне женщины с тонким слухом и безупречным сопрано, и за многое, многое другое. Он улыбался, со всем соглашался, никогда не выказывал обиды. Лев вдохновенно пел "Эпиталаму" по случаю чьей-нибудь свадьбы и был счастлив, когда его учтивость, внимание и голос покоряли всех гостей.
С женой Льва подруги были знакомы прежде встречи со Львом в Крыму. Сближала работа и общие интересы: экскурсии по городам Союза, очереди на открывшуюся художественную выставку, обсуждения новой книги или некассового фильма. Оформляя документы Льва на поездку в Крым, она предположила, что подруги обязательно познакомятся там с ее мужем, ведь он очень общителен, к тому же великолепно поет и играет на гитаре…
 
Лев не замечал уродливого, но что-либо прекрасное тотчас приковывало его внимание. Однажды, сидя за столом, тихонько сказал Агнессе: «Посмотри, какие красивые руки», - кивнув в сторону жены. Нежная матовая кожа… тонкая рука лежала так, что ее хотелось рисовать… Ничто не ускользало от взгляда художника… Но когда-то и сам он, еще молодой, худощавый, в зарождающемся КСП (где, кстати, тогда  рядом пел и Окуджава) покорил эту, совсем юную девушку с чистым проникновенным голосом… и длинными тонкими пальцами…
Теперь праздники и в семьях подруг всегда сопровождались пением романсов в перерывах застолий. Когда Лев отдыхал, вытирая пот со лба, пела, чаще а капелла, его жена, и ее чистый высокий голос и весь облик были контрастом в сравнении с мятежным басом и обликом Льва.
Как-то Лев пригласил подруг погостить на даче его родителей, и они, приняв предложение, посетили чудесный уголок неподалеку от речки Истры, познакомились и провели несколько дней с матерью Льва, седой, худенькой, удивительно мягкой и милой женщиной, и это общение оставило глубокий след в душах подруг и продолжается по сей день.
Вскоре, совершенно неожиданно для семьи, друзей и знакомых, ночью, вернее, под утро, он умер, пытаясь, как всегда, встать, чтобы приготовить жене завтрак, разбудить на работу...
Через полгода жена подготовила сборник его стихов, где лучшие - о жизни и любви на пороге небытия.