Отягощенные козлом, пародия на Стругацких

Дмитрий Строгов.

Отягощенные козлом (пародия на Стругацких)

Разговор у Экселенца

24.00. Экселенц вызвал меня к себе и сказал:
- Надо найти одного козла.
Время вопросов давно миновало, но я был непривычно ошарашен и потому спросил:
- Какого козла?
Уши Экселенца угрожающе зашевелились.
- Серого, - отрезал он.
Да-а. Экселенц этого не любил. В смысле - дополнительных вопросов. Я изобразил позу, символизирующую терпеливое ожидание. Тогда он нехотя поделился:
- Козел Серый. Негуманоид. Родился и вырос на Земле. Теперь исчез.
И он замолчал. Надолго.
- Еще информация будет? - дерзко поинтересовался я.
Он фыркнул и полез в ящик стола, где нормальные люди хранят кристаллотеку, достал оттуда кусок бересты и, неприязненно косясь круглым недобрым глазом, протянул его мне.
Там было нацарапано весьма коряво: "Жил-был у бабушки серенький козлик..." Далее в старинном документе сообщалось, что, хотя бабушка и любила этого самого козлика, но, как это часто бывает, не уберегла. Дойдя до слов "напали на козлика злые тахорги", я невольно вздрогнул и поднял глаза на Экселенца.
- Остались от козлика рожки да ножки, - язвительно проговорил он, - еще вопросы будут?
"Ни черта я не понял", подумал я. Вслух же бодро сообщил:
- Вас понял, шеф. Могу идти?
Старик посмотрел на меня и печально улыбнулся.
- Ни черта ты не понял.
И тут я в очередной раз увидел, что на самом деле это очень милый, очень чуткий, очень добрый человек, измученный возложенной на него громадной ответственностью.
-Шли бы вы, Экселенц, в отпуск. На Валдае хорошо - речка, лес.
-Комарики, - глядя мне в глаза своими кошачьими зрачками, жестко произнес он.
Через 15 минут я уже стоял в кабине нуль-Т и набирал код базы отдыха "Комарики", где проводила лето Майя Киевна Горыныч - любимая бабушка доктора Мбога.
А в это время умирал Горбовский.

Баба Майя и КОМКОНовец Каммерер

любимая бабушка доктора Мбога оказалась хотя и древней, но весьма крепкой старушкой. Она бодро вышла мне навстречу, шаркая ногами в валенках и волча за собой длинную суковатую палку; на ее плече хмуро завис жирный черный ворон.
Лицо у бабы Майи было темно-коричневое, из сплошной массы морщин торчал острый, как ятаган, нос, а щеки поросли жесткой щетиной. Мне почему-то показалось, что в этом, в общем-то милом, лице, не хватало чего-то очень важного.
- По добру ли по здорову, бабушка Майя Киевна! - вежливо поздоровался я.
- Здравствуй, коли не шутишь, - произнесла она неожиданно звучным басом. - Чего притащился?
И тут я понял, чего не хватало в ее лице - доброжелательности.
- Не накормила, не напоила, а спрашиваешь, - наставительно сказал я, восхитившись, впрочем, собственной наглостью.
- Молодец, - неожиданно похвалила баба Майя, щелкнула пальцами, и передо мной появился стол, изобилующий явствами.
- Субмолекулярное расширение, - пояснила она.
Я, видите ли, в некотором роде журналист, - сыто отдуваясь и цыкая зубом после плотного обеда, начал я свою легенду.
- А врать-то не надо, - сказала, пристально рассматривая меня. старуха. - Камеррер Максим, 37 года рождения. Не женат. Был. Был. Участвовал. Взрывал. Убивал. Врал. в общем, за счастье народов Гаплактики боролся.
- И давно Вы в КОМКОНе? - поинтересовался я со сдержанным восхищением.
- А с той поры, когда он еще не КОМКОНом звался.
- А КГБ... - сказал я мечтательно.
 Расчувствовавшаяся старуха наклонилась ко мне и зашипела доверительно:
- Про козлика мов, сынок, слушай, что скажу. Его Генька Комов, стервец, козленочком взял. - желаю, грит, теорию параллельного прогрессу на животных испробовать. Я, грит, с ним в контакт вступлю, знания передам, кино и другие достижения гуманизьма показывать буду, и по моим подсчеитам он через год-другой, значит, очеловечится. Я как узнала про то, так и отобрала козла - не дам, грю, животную мучить, вивисектор проклятый. Да видать поздно было-о.
И она заплакала самозабвенно, как ребенок, и заголосила, прерывая самое себя народными причитаниями и подвываниями.
Она любила его - ого, еще как! Стоило ему махнуть хвостом, как она неслась к нему со свежей порцией водицы. Она буквально закармливала его травкой и запаивала водицей, лишь бы он не смотрел на нее такими тоскливыми глазами. Но было поздно. Они уже начали превращать его, разумные кретины.
Она поняла, что все кончено, когда он подошел к ней и молвил человеческим голосом. Он просил, нет, он требовал отпустить его на Пандору, где живут среди зла и насилия его серые братья - панцирные волки. Он должен, просто обязан стать у них Прогрессором и научить их, гадов, добру и справедливости.
- И он убег, - закончила она голосом сухим и надтреснутым.
- Куды? - почти выкрикнул я.
- На космодром. В мирзу-Чарлю.
Испытывая страстное желание поймать, схватить и притащить, я ворвался в нуль-Т, которая, к счастью, оказалась нужником.
А в это время умирал Горбовский.

Провал операции.

На космодроме а Мирзе-Чарле я сразу увидел его. Он околачивался около готового к старту "призрака", нервно бил копытцем и позванивал своими дурацкими колокольцами. Около того же "призрака" возились, заканчивая погрузку, двое юнцов, из коих один весело напевал поучительную песенку примерного содержания:

Пусть враги прогресса воют,
Издавая жалкий писк, -
Взял Прогрессора с собою
Структуральнейший лингвист.

"Призрак" дурным голосом подмяучивал. Мне вдруг стало жаль этих восторженныхх дурачков. Я сам был когда-то восторженным дурачком.
- Что вы наплели им, массаркш? - сурово спросил я, подходя к нему.
- А вам-то что за дело, козлиное молоко? - сказал Коозел и набычился.
Привычно преодолев отвращение к самому себе, я сунул ему под нос красную коленкоровую книжицу. Он презрительно покосился, но все же ответил:
- Ну, сказал, что я прогрессор с планеты Х, что на Пандоре скрывается негодяй, что его нужно обезвредить. Все.
- Не летите туда, Козлик. Вас там убьют.
- Ну, это не так просто сделать, надменно произнес он.
Я начал наматывать вокруг него круги и нести какую-то чушь, что-де зачем ему этот жуткий и, мягко говоря, неизученный Лес, что-де к чему эти дурацкие волки, когда его любит такая бабушка.

Да почему, собственно, только бабушка, а еще и я, и Комов, Сикорски тоже вот хороший человек. И вообще, его любит все наше доброе и прогрессивное человечество.
Ребята уже закончили грузить. Это моим планам особенно и не мешало. Может же стать инопланетному Прогрессору дурно на космодроме. Не успеет он очухаться, как я ему веревку на рога - и в стойло.
Очухался я от жуткой боли в левом боку, негодник саданул меня своим молодым рогом. "Молодец, малек, настоящий Прогрессор..." - одобрительно прохрипел я и забился в предсмертных судорогах.
Надо было работать. Долг. Чувство долга. А может быть, мой настоящий долг умереть тут с миром, а он пусть сеет на Пандоре прекрасное, доброе, вечно? Но я не знал, как нужно умирать с миром, а поэтому принял упаковку спорамина и побежал на поиски дежурного "призрака".
Такового, естественно, не оказалось.Только антикварный "Тахмасиб" торчал, как всегда, на окраине космодрома. Вокруг него толпился народ, в реальной жизни далекий от космонавигации. Народ жаждал прокатиться на Амальтею оверсаном, и чтоб по пути непременно сломался отражатель. В общем, аттракцион старый, но вполне захватывающий.
Я начал лихорадочно протискиваться внутрь корабля, и, услыша сзади себя изумленно-претестующий вопль "Позвольте, почему без очереди?!", с достоинством огласил:
- Я капитан Григорий Быков.
- А я штурман! - завопил невесть откуда взявшийся Экселенц, размахивая любимым "герцогом". - Я Крутиков Михаил... э-э-э...
- Антонович,- подсказал я.
Мы задраили люки. И только, когда взревели двигатели, я вспомнил.
Кретин...
Идиот...
Кретин...
Идиот...
- Это фотонный планетолет, экселенц. - Тихо сказал я, глядя в сторону.
старик уронил голову на пульт, и громко неумело заплакал.
А в это время у гроба Горбовского рыдал Иоганн-Август-Мария Бадер. Десантник. Следопыт. Руина исторической эпохи.

Эпилог.

Первым, кого я встретил на Пандоре, был Горбовский.
Он сидел, свесив ноги с обрыва, над влажной шевелящейся бездной Леса и меланхолично бросал туда сандалии.
- Здравствуйте, Леонид Андреевич, - поздоровался я неуверенно.- А-а. Максик, - обрадовался он. А я вот тут, видите ли, сижу и думаю. Знаете, здесь как-то особенно здорово думается, особенно о судьбах цивилизации.
Я сел рядом. Довольно долгое время мы молчали.
Потом Леонид Андреевич сказал:
- Вы очень хороший человек, Максим. Вы просто замечательный человек. Вот Вы первым открыли голованов. Это безумно интересно. И вообще, Ваша решительность, интуиция... энергия...
- Я знаю, что виноват в гибели козлика, Леонид Андреевич. - Довольно резко прервал я.
Он устало покача головой.
- Не только Вы, Максим. Виноваты мы все. Я, Вы, Комов, Сикорски. Все наше доброе и прогрессивное человечество. Ну, не люблю я этих разговоров о параллельном прогрессе, когда мы еще от варварства не избавились. И мы будем варварами, пока не увидим в каждом козле равную себе личность. И поймите, поймите, наконец, что нельзя возродить параллель прогресса на сломанных судьбах таких вот козликов, иначе это уже не прогресс...
- Что делать с рожками и ножками? - спросил я очень тихо.
- Передайте их Майе Киевне. кажется, она единственный человек, который любил его. Да и потом, он должен быть похоронен...
- Да-да, на Земле. Я знаю., - сказал я, сглатывая застрявший в горле противный комок.
Несколько секунд мы молчали. Наконец, я решился:
- Леонид Андреевич, - сказал я, стараясь выговаривать слова как можно тверже. - почему Вы не умерли?
- Ну как Вам сказать, Мак, произнес он совершенно спокойно. - Я просто передумал.
- И давно Вы так умеете? - поинтересовался я довольно завистливо.
Он посмотрел на меня долгим и каким-то странным взглядом.
- А Вы разве не слышали о Далекой Радуге?
Конечно, слышал. Я просто не мог не слышать, потому что там погибли все люди.
Уцелел, естественно, Камилл и еще какой-то кибер, но имени я никогда, собственно, не...
И тут меня осенило. Неожиданно. Ошеломляюще.
- Так это были...
- Я, Максик, я. Не сомневайтесь.
Он с довольным видом растянулся прямо на земле и мечтательно захрустел сочной травинкой, по моим сведениям, весьма ядовитой.
- Так Вы из Чертовой Дюжины?
Горбовский тихонько засмеялся.
-Ну что Вы, какой из меня робот. Я человек простой, простодушный.
- Тогда вы, может быть, Прогрессор Странников? Ну скажите честно, Леонид Андреевич. В этом нет ничего стыдного. Я, например, сам когда-то был прогрессором. - увещевал я, тихонько нащупывая в потайном кармане скорчер и ульмотронные наручники.
Лицо Горбовского неожиданно посерьезнело. он посмотрел на меня ласково и очень печально.
-Я бы сказал Вам, Мак, но Вы все равно мне не поверите. Это как-то непопулярно в последнее время. Извините, я, наверное, пойду.
Он тяжело вздохнул и медленно поднялся, отряхивая пыль с допотопных белых штанов.
- Я Вас чем-то обидел, Леонид Андреевич? - забеспокоился я.
Он покраснел и замахал руками.
- что Вы, что Вы... Просто мне действительно пора.
Некоторое время я смотрел, как он медленно и понуро бредет в сторону Базы. Что-то в его походке мне показалось странным. Присмотревшись внимательно, я увидел, что он не идет, а парит, не касаясь травы своими босыми ступнями. Я понял.
- Леонид Андреевич, - прошептал я в благоговейном ужасе. - трудно быть Богом?
- Спросите об этом у Руматы!
И улыбнулся прекрасной, всепрощающей улыбкой.

Перевод на древнерусский Ани Малиночки.

1997г.