Законы Тудыкиной Горы. Полунебыль

      
            ЗАКОНЫ ТУДЫКИНОЙ ГОРЫ
                (полунебыль)

    От малюсеньких ключей
Силу пьёт большой ручей.
Звонко он себе течёт
Средь камней. Его влечёт
В даль бурливая река
Широка и глубока.
Ручейки её питают…
Так же вот и жизнь людская:
Из часов день состоит;
Из поступков жизнь бурлит.

Жизнь, как и река, должна
Берегов своих держаться.
Вольно вширь не разливаться.
Сочиняются законы -
Берега, для зла препоны.
В государствах для народа
Есть запреты и свободы.
    …Я в лесу грибы сбирал
И немножко подустал;
У ручья сел подкрепиться,
Ключевой воды напиться…
Свежий воздух, дух лесной
(Я-то – житель городской)
На меня сымели действо:
Я уснул минут на двести…
Рядом плещется ручей;
Слышу будто голос чей.
    То вода о камни бьётся;
Потихоньку сказ ведётся
О не знай какой поре,
О Тудыкиной горе.
И о глупости людской,
И о косности мирской,
О негибкости солдатской…
В общем-то, о нас та сказка;
Ведь она своей моралью
И поныне актуальна.
.         .         .         .         .         .         
    На Тудыкиной горе
Воры жили на воре;
Воровали всё подряд:
Помидоры, виноград,
Огурцы, клубнику, лук…
В общем – овощ или фрукт,
Что в саду чужом растёт,
Что приносит огород.
Дар в соседском огороде
Своровать у них – в природе.
    И хотя своё растёт,
Но к соседям в огород
Надо всё же заглянуть
И хоть что-нибудь стянуть.
Слаще яблоки соседа,
Горше лук, крупнее репа…
И по тёмным по ночам
Тени там и тени сям.
Вот такие жители
Живут в селе Пузыкино.
    Староста – тот главный вор,
Больше всех у всех упёр.
Имя у него – Дубон.
Дед его издал закон:
Если кто-то влезет в дом –
Будет сразу же казнён.
Жители закон сей чтили;
Воры честными все были.
Потому-то весь народ
Лезет в сад и огород.
    Даже поп, и тот грешил:
Про «не укради» забыл.
Эту заповедь восьмую
Он читал чрез запятую:
«Не, укради!» Таков вот поп.
И таков же весь приход.
Воровали все и вся.
А когда зимой гостям
Предлагали угощенье,
Говорили: «Вот – варенье
    С кузнеца Пахома сада.
Вот – поповы маринады;
Вот – соленья от Ильи,
А огурчики – твои…»
Гость всё пробовал, кивал
И к себе хозяев звал.
Урожай свой у соседа
Можно было лишь отведать.
И менять такой уклад
Ведь селяне не хотят.
    Все довольны, все смеются,
Иногда лишь чертыхнутся:
«Что-то нынче, братец мой,
Яблочки твои с гнильцой!?
Видно мало ты старался;
Но зато твой лук удался –
Я с твоей всего полгрядки
Нанизал четыре связки…»
На горе Тудыкиной
Есть село Пузыкино.
    То село легко сыскать.
Надо только будет встать
Пред горой лицом и справа,
За густою за дубравой,
Церкви маковку увидишь,
Звон колоколов услышишь,
Там стоит Музыкино,
А село Пузыкино
Слева, значится, стоит;
Но там колокол молчит.
    Где молчит, туда пойдёшь,
Прямиком в село придёшь.
Между сёлами – вёрст двадцать,
Но друг с другом даже знаться
Не хотят ни те, ни эти
Лет, наверно, этак двести.
Только лишь в конце зимы
На кулачные бои
Мужики сбираются
И битва начинается.
    Бьются лишь до крови первой
На потеху бабам, детям.
Поп всегда с попом дерутся,
Старосты – те рядом бьются,
Кузнецы – так меж собою,
Плотники – своей гурьбою…
Начинают по чинам,
А потом уж каждый сам
Выбирает чужака…
Льётся кровь, хрустят бока…
    А потом, как водится,
Молодёжь знакомится:
Парни девок выбирают
И помолвки назначают;
Свадьбы осенью сыграют
И опять всё замирает.
До тех пор, как снег сойдёт
В гости так никто нейдёт.
Так у них уж повелось:
Свадьбы – вместе; жизнь – поврозь.
.         .         .         .         .         .         .         .               
    Кто ж в Музыкино живёт?
Что за люд? Что за народ?
Да народ там работящий,
Но уж больно он гулящий.
Если повод есть – неделю
Ходит всё село под хмелем.
Каждый музыку приносит
И его послушать просит.
Но и зрителю ведь тож
Показать, на что он гож
    До чего не терпится;
Он сидит и крепится,
А потом как дунет громко,
Или струны дёрнет звонко,
Иль в литавры стукнет вдруг,
Оглашая всё вокруг,
Заиграет он своё…
Тут начнётся, ё-моё!..
Где уж там симфония –
Шум и какофония.
    Кто услышит то впервой,
Тот сбегает как шальной.
А для жителей села
То – привычные дела.
В перерывах от гуляний
Наверстают всё селяне.
Руки – золотко у них:
Спорится работа в них.
Всё б – ничто, да вот – гульба…
Жить здесь пришлым – не судьба.
    Только некуда деваться
Лишь невестам, и смиряться
Им приходится бедняжкам.
Первый год им очень тяжко,
Далее – все привыкают…
Там и дети подрастают…
И идёт жизнь чередой:
То работа, то запой.
Если выпить есть желанье –
Вот и повод для гулянья.
    Вот такие жители
Живут в селе Музыкино.
Староста в селе – Будон;
Дед его издал закон:
За присест один бидон
Не осилит кто с вином,
Тот – слабак, и должен он
Из села быть изгнан вон.
Жители закон сей чтили,
И вино они любили.
    Потому-то весь народ
То работает, то пьёт.
Даже поп, и тот грешил
И на проповедях пил.
Как-то даже он изрёк:
«Истина в вине и прок!
Без вина виновен тот,
Кто ни капельки не пьёт!»
Как известно – каков поп,
То таков же и приход.
.         .         .         .         .         .
Жизнь идёт, года бегут,
В сёлах перемен не ждут.
Но вот как-то раз зимой,
Возвращаяся домой,
Шёл солдат со службы ратной.
Весь в крестах, собою статный.
Четверть века отслужил.
Он не очень-то спешил:
Дома уж его не ждали –
Нет семьи, забот, печали.
    Посмотреть решил он мир,
Чем народ дышал, чем жил…
Вдруг услышал звон церковный,
Бой тревожный колокольный.
Сразу построжел солдат;
В бое том узнал набат.
Видит: за дубравой дым
Коромыслом в небо взмыл.
Он свернул с большой дороги,
По тропинке меж сугробов
    Чрез дубраву прибежал
Во село. Глядь: там пожар.
Кузнеца Федота дом
Был объят большим огнём.
Рядом же толпа стоит
И глядит, как дом горит.
Все пьяны, а сам кузнец,
Семерых детей отец,
Тупо смотрит на пожар,
Как огонь всё пожирал.
    Тут солдат как гаркнет громко:
«Всем тащить багры и вёдра,
Из колодца воду брать
И шеренгой подавать!..»
И народ заторопился,
И народ засуетился…
Три часа с огнём боролись,
Осушили весь колодец;
Наконец-то потушили…
Слава Богу, победили!
    Все к солдату подходили
И «спасибо» говорили.
Староста же по плечу
Хлопнул и сказал: «Хочу
Благодарность объявить!
Оставайся здесь пожить.
В каждом доме будут рады
Поселить к себе солдата.
Ведь у нас тут как бывает:
Полсела враз выгорает
    Если где случись огонь;
Нынче ж быстро мы с тобой
Поуправились с бедой.
Ну, так как, солдат-герой?..»
«Рад стараться, Ваш благродь!
Вот Федот меня зовёт.
Я ведь плотничать могу
И с ремонтом помогу».
«Ну, раз – так, тогда гулять
Будем всем селом опять».
    И вскричал Будон: «Жена,
Принеси-ка нам вина!»
Подивился тут солдат:
«Вот те на! Попал ты, брат…
Только что чуть не до тла
Вмиг могло сжечь полсела.
А виной тому – вино.
Но посмотрим, как оно
Дальше будет развиваться;
Ведь гулянка продолжаться
    Более двух дней не может.
Как потом с опухшей рожей
Выйти на люди, работать?..
А рыбалка, а охота?..
За версту ж зверьё учует…
Ну, да ладно! Будь, что будет.
Ведь сегодня можно, право,
Погулять чуть-чуть во славу».
Так наивно рассуждает
Кто музыкинцев не знает.
.         .         .         .         .         .
    Третий день гудит село.
Льётся реками вино:
Виноградное, сливянка,
Сидр, сбитень, запеканка,
Брага, пиво, квас, горилка,
И вишнёвая наливка,
Полугарь и медовуха,
И кумышка и сивуха…
Красно, бело, зелено
Сладко-горькое вино.
    Пьют музыкинцы, что льётся.
Льётся в кружки всё, что пьётся.
В голове вино звенит,
Музыка в ушах гремит.
И сказал себе солдат:
«Я попал не в рай, но в ад.
Как же так? Ведь третий день
Эдакая дребедень;
Да ещё и до пожара
Всё село в хмельном угаре
    Находилось пару дней.
Что за повод? Еремей,
Пастушок семи годов,
Стадо коз, овец, коров
Чуть в болоте не стопил –
Накануне перепил.
Мужики с утра до ночи
Поднатужась, что есть мочи,
С топи вызволяли стадо…
Вот – и повод. Все и рады.
    Делом бы пора заняться,
Но не могут всё уняться.
Вон, и погорелец тоже
Строиться начать не может.
А всему виной оно –
Растреклятое вино.
От него шалеют люди,
И оно народ погубит.
Может взять, да виноградник,
Этой гадости рассадник,
    Изничтожить, порубить?..
Может, станут меньше пить?
Так! Сейчас стемнело кстати,
Я пойду лозу рубати.
Сабля вострая при мне,
Всё село – навеселе;
Перед фактом их поставлю,
Быстро я мозги им вправлю…»
И давай солдат махать,
По живой лозе рубать.
    Машет саблей человек;
Падает лоза на снег.
Труд людской за много лет
В три часа он свёл на нет.
Месяц светит, снег блестит,
На снегу лоза лежит.
Утирает пот солдат;
Он своей работе рад:
«Завтра вишенку порубим.
На варенье только людям
    Мы оставим, а потом
Яблони пилить начнём.
Хватит пьянствовать народу,
Надо браться за работу!
Завтра созову селян,
Кто ещё не слишком пьян,
С вырубкой помочь чтоб мне.
Да пора уже к весне
Инструменты подлатать.
Всё! Пойду я отдыхать».
.         .         .         .         .         .
    Спал солдат на сеновале.
В третий раз уж прокричали
Петухи «пора вставать»,
Но душистая кровать
От себя не отпускает;
Сеновал благоухает
Ароматом разных трав…
Руки-ноги раскидав,
Крепко спит себе солдат.
Вдруг – трезвон и вновь – набат.
    Вмиг служивый подхватился,
На трезвон бегом пустился.
К церкви лихо прибежал:
«Где беда? Опять пожар?»
Вскоре собрался народ.
Тут вдруг поп как запоёт
Голоском своим писклявым:
«Добры люди, Боже право,
Как же так? Ить есть закон –
Соблюдаться он должон.
 Есть слова в нём «можно пить»
Нету слов «вино губить».
Кто-то же закон не чтёт;
Видно тот, кто мало пьёт,
Ночью подлость совершил –
Виноградник порешил.
Милы люди, белый свет,
Есть указ у нас, аль нет?»
Закивали головами
Полупьяные селяне:
    «Знамо дело, есть указ!
В нём записано про нас…
Свято мы указ блюдём.
Коль разрешено – мы пьём…»
Тут солдат, ремень поправив,
В круг вошёл; враз тихо стало:
«Нет ли слов в указе том
«напиваться всем гуртом
как скотине, даже детям?»
Ну-ка, батюшка, ответьте».
    «Нет… об этом здесь ни слова».
«Может, есть слова такого
Содержанья – «пить-гулять
Целых десять дней подряд?»
«И таких слов тоже нет…»
«А на ужин, на обед
Вместо молока парного
Детям пить вина хмельного?»
«И об этом здесь – молчок».
«Почему ж вино течёт
    Где – ручьём, а где – рекой?..
«А ты кто у нас такой?
Почему ты защищаешь
Злыдня-татя, аль прощаешь
За порубище его?
А не сам ли ты … того?..»
«На вопросы и догадки
Отвечаю по порядку.
Во-первых, скажу я вам,
Я – не просто кто-то там!
    Я на службе государю
Четверть века тарабанил.
Этот крест он мне вручал,
Слово доброе сказал.
Я бывал в заморских странах.
У меня всё тело в шрамах
От бесчисленных баталий.
Я хочу, чтоб вы узнали:
Не терплю я возражений.
Эта сабля от сражений
    Хоть немного притупилась,
Но проткнуть любую живность
Без усилия способна.
Вот и ночью бесподобно
Потрудилася она
Над рассадником вина.
Правильно поймите, братцы, --
Я и сам не прочь набраться,
Разрядиться, так сказать.
Но не каждый день ведь жрать.
    Да в количестве таком.
А указ ваш – не закон.
Покажите мне бумагу…
Так… хм-хм… бидон иль флягу…
Где ж чернильная печать?
Чей тут палец? Не понять!
Этот оттиск-то чей будет?
А сам палец – где же, люди?
Чем докажешь, что указ
Подписал дед Опанас?»
.         .         .         .         .         .
    Всем всё ясно и понятно –
Правда есть в словах солдата.
Видно, государь недаром
Сам вручал ему награду.
Но народ тихонько ропщет
И побить солдата хочет
За порубку. Да боится
Саблю вострую как спица.
А тем временем, солдат
Говорит: «Пусть все решат –
    Настоящий сей указ
Или для отводу глаз?!»
Молвил староста Будон:
«Сей указ для нас – закон!
Что написано пером –
Не порубишь топором».
Кто согласно закивал,
Кто-то просто промолчал…
«Не порубишь, говоришь?
Нет, Будон, тут ты шалишь!»
    Саблею своей солдат
Рубанул пять раз подряд –
Полетели лишь клочки.
И расширились зрачки
От кощунства у народа.
«Был указ, теперь – свобода!»
«Ы-ы-ы…», – промолвил поп;
Где стоял, там наземь – хлоп.
Открывает рот, как рыба
И, возможно, от ушиба
    Как дитя слезу пустил.
Тут народ и возопил:
«Как же так? Порвать указ?!
Он не уважает нас
И традиций вековых…»
Но весь ор внезапно стих –
Вышел в круг кузнец Федот
(Уважал его народ):
«Я, конечно, благодарен
Вам за помощь на пожаре,
    Но всему, ведь, есть границы.
Этак с нами – не годится!
Уходите Вы подальше
От греха, а то вон наши
Мужики достали колья –
Будут бить. И очень больно».
Оглядел толпу солдат:
«Раз такой пошёл расклад,
Я уйду, но верьте мне –
Жизнь потопите в вине.
    Вспомните меня не раз
И дурацкий ваш указ».
Взял солдат свою котомку
И уверенной походкой
Под угрюмый взгляд народа
Зашагал за огороды.
Руки трёт от радости
Вечно пьяный староста:
«Будем, как и раньше, жить!
Пили, пьём и будем пить!»
    Но сомнения зерно
Всё ж в умах селян легло:
«Может всё же прав солдат?
Пить по десять дней подряд!?..
Крыши вон уж прохудились,
Не ухожена и живность.
Дети грязные, в соплях,
Начинают пить в яслях…
Мыслям тесно в голове.
Утопить бы их в вине…»
.         .         .         .         .         .
    А солдат дубравой шёл
И к развилке подошёл:
«Так! Направо я ходил,
Мёд поел, вино попил…
Что ж! Теперь пойду налево,
Ведь в Пузыкино я не был.
Из музыкинцев никто
О пузыкинцах про то,
Как живут они, чем дышат,
Мой вопрос как бы не слыша,
    Так ни разу не ответил,
Даже пьяненькие дети.
Знать, у них вражда идёт!?
Чу! Кто ж это так орёт?
Побежал солдат на крик;
Глядь – бьёт мужика мужик.
«Всем стоять! Ать-два! Молчать!
На вопросы отвечать!
Ты почто его колотишь?
Что добиться этим хочешь?
    Колотивший шапку снял
И испуганно сказал:
«Мил прохожий, дело в чём –
Он попался белым днём.
Все воруют. Я ворую,
Но ночами и втихую;
Главное – Чтоб не попасться!
Он же в наглую забрался
В погреб яблок утащить.
Как же мне его не бить?»
    «Что ответишь, братец, ты?»
«Дык, полез-то я туды,
Так как видел – в доме он.
Я же в погреб влез, не в дом…»
Колотивший тут вмешался:
«Раз – попался, так – попался!
Давеча как ты кричал
И соседей всех стращал,
Как твой погреб обокрали:
«Изувечу, коль поймаю!?»»
    «Не пойму я что-то, братцы –
Своровать да не попасться…
Говоришь, что все воруют?
Неужель в селе все люди
Тайно хитят у соседей?
Ну, а как же бабы? Дети?»
«Я сказал, что все воруют,
Значит, так оно и будет.
Есть у нас такой закон –
Влезть нельзя в чужой лишь дом.
    Про сады и огороды
В том законе нет ни слова.
Тащат, прут, воруют, хитят
Все подряд, пока не видят.
Но попался, так ответь…
Можно схлопотать и плеть».
«Странный ваш закон, чудной.
Мне б зеницею одной
Поглядеть на тот закон…»
«Вон стоит высокий дом,
    Там – наш староста Дубон
Держит в сундуке закон».
…Добрый пёс, хвостом виляя,
У калитки их встречает.
Вот и староста Дубон:
«Проходите, гости, в дом.
За столом поговорим».
Внутрь все пошли за ним.
Дом добротный, крыша, сени…
Гости в красный угол сели.
.         .         .         .         .         .         .
    Самовар пыхтит; хозяин
Угощает пирогами.
«Я вина не предлагаю;
Вот – варенье выпьем с чаем».
«Да, порядок здесь приличный,
По душе мне сей обычай»,--
Про себя солдат подумал
И со смаком в кружку дунул.
Тут Дубон сказал: «Панкрат,
Узнаёшь начинку, брат?»
    «Знамо дело, чую вкус;
Только у меня есть куст
С этой сливой. Но когда же
Ты схитрился сделать кражу?»
Эту сливу я стерёг,
Да, видать, не уберёг».
«Хе, хе, хе», – сказал Дубон, –
«Я ж не ночью хитил – днём,
В тот момент, когда ты сам
Лазал по чужим садам».
    Все тут сразу засмеялись.
Лишь солдат, на них уставясь,
Чуть куском не подавился;
Про себя же подивился:
«Вот те на, ну и обычай!?
Не везёт мне что-то нынче –
Там вино пьют всем селом;
Тут воруют даже днём.
Все порок свой выставляют
И достоинством считают».
    Между тем, Панкрат сказал:
«Я вот нынче задержал
В погребе своём Вавилу,
Наподдал ему, вестимо,
Но солдат тут подошёл
И к тебе нас всех привёл».
«Я хотел бы на закон
Поглядеть одним глазком.
В многих странах я бывал,
Но такого не слыхал,
    Чтобы позволял закон
Воровать…» Но тут Дубон
Перебил его: «Когда-то
Дед мой, староста Кондратий,
Написал закон селянам,
Дабы краж поменьше стало,
Кто залезет в дом соседа –
Будет тот казнён за это.
Воровство, ядрёна вошь,
Всё равно не изведёшь.
    Чтоб в садах не воровать,
Специально умолчать
Дед в законе том решил…»
«Он ошибку совершил», –
Перебил солдат Дубона, –
«Не должно так быть в законе,
Чтобы красть всем дозволялось!
Предлагаю сделать малость –
В сей закон слова вписать
«За попытку своровать
    Во саду ли, в огороде,
То при всём честном народе
Вору руку отрубать;
За второй раз – жизнь лишать».
«Изменения в закон
Можно только всем селом
Привносить», – сказал Дубон.
«Не пойму – загвоздка в чём?
Собирайте весь народ.
Пусть решает сельский сход».
.         .         .         .         .         .         .
    Отчего народ собрали –
Все уже давно прознали.
Про себя солдат решил:
«В том селе я поспешил
Порубить закон. Теперь я
Буду действовать мудрее».
Вслух же он сказал: «Селяне,
Я, законы уважая,
Всё же вам хочу сказать,
Что чужое воровать –
    Это грех и зло большое.
О себе скажу, не скрою
И признаюсь сразу вам,
Я – не просто кто-то там!
Отслужил я государю.
Вот – и грамоту мне дали.
Здесь есть запись, между прочим,
Что я сим уполномочен,
Видя где-то нарушенья,
Их решать по усмотренью.
    В вашем же законе явны
Недомолвки и изъяны.
Мы должны их устранить,
Сделать так, как должно быть.
У кого есть предложенья?
Или, может, возраженья?»
Как же возраженьям быть,
Кто ж посмеет возразить
Человеку государя?
Все согласно промолчали.
    Как солдат и предлагал,
Писарь так и записал.
Но одно – закон писать,
А другое – соблюдать.
Кражи всё же продолжались;
Десять человек попались.
Не жалел воров солдат:
Десять правых рук висят
На всеобщем обозренье.
Остальным на устрашенье.
    Что ж, суровые порядки
На добро чужое падким
Стали этаким барьером;
И не все уже хотели
Без руки своей остаться.
Казни многие боятся.
Но народ уж стал роптать:
Да, конечно, воровать –
Это зло, но к воровству
Много лет, как баловству,
    Как к игре или забаве
Относились все селяне.
Но для этого порока
Наказание жестоко.
Нелегко менять привычки;
То, что ранее обычным
Было делом для селян –
Враз закон теперь менял.
И, потом, воров безруких
Нужно прокормить ведь будет.
    И пока четвертовались
Мужики, лишь что попались.
Но сегодня как воришку
Задержали и мальчишку.
Неужель ему отрубят
Руку? Что же это будет?
Как он дальше будет жить?
Век калекою ходить
За проступок и забаву –
Не жестокая ли кара?
    Страх в пузыкинцев вселился.
Уж никто не веселится.
Все уже сказать бояться
Кто что скрал и посмеяться
Над проделками своими.
Люди стали все другими.
И народ заволновался,
И народ завозмущался
Над жестокостью такой,
Над солдатской прямотой.
.         .         .         .         .         .         .
    Вновь собрался весь народ
Не на казнь – на сельский сход.
Семилетний Василёк,
Кузнеца старшой сынок,
Пойман был на краже нынче.
Если б прежний был обычай,
То его бы отлупили
Да и с Богом отпустили.
А теперь стоит он жалкий;
Мать заходится в припадке.
    Все понурые стоят.
Вышел с саблею солдат;
А за ним и сельский писарь
С книгою церковной вышел.
Тут же староста и поп.
Хмуро встретил их народ.
Вдруг раздался голос звонкий
Из толпы: «Вы хоть мальчонку
Пощадите! Ведь нельзя
Ставить всех в единый ряд…»
    Оглядел толпу солдат
И сказал: «Я сам бы рад…
У меня у самого
Сердце кровушкой… того…
Но закон для всех един!
Щас мальчонку пощадим –
Глядя на него, другой
Тоже влезет в сад чужой.
И придётся нам опять
Перед выбором стоять;
    Чем же лучше этот будет?
Что ответите вы, люди?
Как же нам искоренить
Воровство, коль не казнить?»
Вновь понуро все стоят:
«В чём-то всё же прав солдат».
Тут сказал Пахом-кузнец:
«Так как я – его отец,
Предлагаю, так и быть,
Праву руку мне рубить».
    «Если вдруг тебе отрубят –
Кузнеца у нас не будет», –
Крикнул кто-то из толпы, –
«Но своруешь ежли ты,
То придётся нам по сёлам
Кузнеца искать другого…»
Выступил тогда Дубон:
«Может всё же нам в закон
Дописать, что малым детям
В наказанье хватит плети?»
    «Мы согласны!», – закричала
Тут толпа, – «Жестоко малым
Руки отрубать…» «Однако», –
Голос зазвучал солдата, –
«Расплодим опять воров;
Да и кто сказать готов –
До скольких он лет малой?
А работать – он большой?
Мы, конечно, дописать
Можем, чтоб дитё считать
    Малым лет до десяти.
Нынче мы его спасти
Сможем, изменив закон.
Только как нам быть потом?
Скоро будет новый случай,
Вновь менять закон мы будем?
Что же это за закон?»
И сказал тогда Дубон:
«Я тут вот что предлагаю –
Сделать так, как было ране;
    Вот и мучиться не будем.
Как, согласны добры люди?»
Хором все сказали «Да!»
«Писарь, изменяй тогда…»
Но солдат всех оглядел
И сказал: «А я хотел
Сделать лучше вам, селяне,
Чтоб у вас не воровали,
Чтоб законы соблюдали
Как повсюду. Но тут с вами,
    Вижу, каши не сварить.
Ладно, так тому и быть:
Вы живите как хотите,
Изменения вносите,
Всё воруйте друг у друга,
Берегите вора руку,
Чтобы он вам той рукой
Сделал в будущем разбой.
Вспомните тогда закон.
А тебе скажу, Дубон:
    Из села уйду я, право,
Но про ваши эти нравы
Я, где надо, расскажу…
Честь имею! Ухожу!»
Взял солдат свою котомку
И уверенной походкой
Под угрюмый взгляд народа
Зашагал за огороды.
Староста Дубон сияет:
«Я скажу вам так, селяне –
    Нам служивый – не указ,
И никто здесь, кроме нас
Наш закон менять не может!
Как же мы поступим всё же?»
Но народ к словам солдатским
Всё ж прислушался с опаской.
Потому не отвечали,
А стыдливо промолчали.
Но мальчонку пощадили –
Лишь кнутами отходили.
.         .         .         .         .         .
    Так бывает иногда:
Не закон, а – ерунда.
От таких законов, право,
Толку – ноль и проку мало.
Большинству он не приемлем
И, порою, даже вреден.
Ясно всем – абсурд тут полный.
Не ясна лишь суть закона.
Ведь зачем-то всё ж он вышел?!
Значит, нужен тем, кто пишет!.
    А законы пишут люди,
Не ослы и не верблюды.
Пишут их не божества
И не чудны существа.
К сожаленью, так бывает:
Кто законы сочиняет –
Зачастую жизнь не знает,
Но при этом представляет
Жизнь людскую в идеале,
Где закон все соблюдают.
    Но нарушит кто закон –
Должен быть наказан он
В назиданье всем другим,
Чтобы неповадно им
Тоже было нарушать.
Значит, надо наказать;
Да пожёстче, да покруче,
Чем больнее, тем и лучше.
Ишь, закон мой нарушать!..
Я над ним, ядрёна мать,
    Столько мучился, потел…
Ты же взял и захотел
Преступить, как невзначай?!..
Ну, тогда уж получай!..
В основном – народ страдает.
Очень часто так бывает:
Если кто вдруг преступил,
То не только погубил
Он судьбу свою, но жизни
Для своих испортил близких.
    И преступника клеймо
На фамилию легло.
Предки действо совершают,
А потомки их страдают –
«Там нельзя! Нельзя и сям!
То – вам можно, сё – нельзя!..
Ведь запятнаны же Вы,
Взять не можем Вас, увы!»
И идёт жизнь кувырком –
Это действует Закон!
.         .         .         .         .         .         .
  …Где теперь солдат – не знаю.
Может, где-то изменяет
Вновь законы? Всяк бывает.
Может, даже возглавляет
Где-нибудь и комитет,
Свой имея кабинет,
И по прежнему считая,
Что он прав. Но мы оставим
Неуклюжего его
В кабинете одного.
   …На Горе Тудыкиной
Есть село Музыкино.
Изменилась жизнь в селе;
Жители уже не те –
Лица как бы всё и те же,
Но они теперь всё реже
Всем селом справляют свадьбы.
Каждый норовит в усадьбе
Тихо-мирно отгулять.
Даже всю родню уж звать
    Перестали. И к работе
Вдруг пропала в них охота.
Делают всё кое-как,
Там – схалтурят, здесь – тяп-ляп.
И давно уже зачах
Виноградник на полях.
Люди стали реже пить.
Но при этом стали бить
Мужики всё чаще жён.
Вот, сидит он за столом
    Не весёлый, но угрюмый;
Пьёт он зло, с тяжёлой думой.
В результате этой пьянки
Возникают ссоры, драки…
Чтобы с пьяницей не жить,
Жёны стали уходить
В отчий дом, забрав детей.
И теперь в селе людей –
Меньше, меньше с каждым годом
Всё бедней село народом.
    Разошлися, кто куда.
И увидишь иногда
Ты музыкинца-пьянчужку:
Он заглядывает в кружку
Чаще, чем в его кармане
За работу рубль бывает.
Нынче лодыри-пьянчуги
Расплодилися повсюду…
А Музыкино отныне
Заросло травой-полынью.
.         .         .         .         .         .
    Но не лучше и дела
У соседнего села.
Если раньше воровство
Там считалось баловством,
То теперь и в дом чужой
Лезут, как к себе домой.
И различные запоры –
Не преграда нынче вору.
Появились во дворах
Злые псы, а на домах –
    Чудо техники – замки;
Но и к ним уж мужики
Тут придумали отмычку.
И теперь на их привычку
(Баловство, игру, забаву)
Трудно подыскать управу.
Рубят руки, но лишь злее,
Изворотливей, хитрее
Стали воры. Как итог –
Из села честной народ
    Потянулся кто куда.
Всё б ничто, да вот беда –
Стали воры уходить
И в других местах творить
Чёрные свои дела.
И теперь лишь от села
Несколько дворов осталось –
Это коротают старость
Старики, кому не в радость
Смена мест, а только в тягость.
    Можно встретить кое-где
Даже и таких людей:
И ворует он и пьёт,
И из дома всё несёт.
Видно, этот индивид –
Есть двух сёл родной гибрид.
…Жили-были два села;
Полнокровно жизнь текла:
Воровали, вина пили…
Сёла были, сёла жили…
    Не хочу ни в коем разе,
Чтоб читатель в этом сказе
Усмотрел, что я пороки
Прославляю. Нет! Нисколько!
К воровству и пьянству я
Отношусь, мои друзья,
Так же, как и большинство.
Верую я в торжество
Разума и доброй воли
При создании закона;
    В такт блюстителей порядка,
В мудрость, гибкость при накладках,
Каковые возникают
Иногда. Ещё я знаю
(Хочется мне как-то верить),
Что наступит всё же время –
Будем жить мы в правовом
Государстве, где закон
Будут люди уважать
И стараться соблюдать!..
.         .         .         .         .         .         .
    Эту полунебыль я
Как-то слышал от ручья.
Много лет хожу сюда.
Всё течёт в ручье вода.
Сколь воды той истекло –
Я не ведаю того.
Как придумала Природа,
Так свои несёт он воды.
Без проблем бы люди жили,
Если бы законы чтили!..

          К О Н Е Ц

             01.10.2000г.
(фото из книги "Сказки дедушки Вадима",
 художник Дунько В.В.)