Встреча в пути

    - Ну и дела! Мужское купе,- весело сказал входящий   молодой человек, - надо же!Одни мужики. А хотелось бы какую никакую орхидею в купе. Для освежевания  жизни.
      Сидящий у окна мужчина средних лет, засмеялся:
    - Дурачок! Не для "освежевания", а для освежения. Ударение правильно ставь! А дамочек полно в женском отделение, то есть купе.
    - Ну прям, как в бане: мужское отделение и женское,- выглянув в коридор  вагона удивлялся парень.
    - В Европе то давно уж так ездют,- заметил третий пассажир, полный мужчина с раскосыми глазами.
    - Ездю-ю-т,- передразнил его парень,- а ты что часто по Европам  мотаешься?
Мужчина посмотрел на парня строго:
    - Во-первых, сынок, не "ты" а "вы". Я тебе в отцы гожусь. А во-вторых,  сейчас не выходя из дома всё можно узнать, если есть интернет. А у меня есть! Человек я состоятельный.
    - Ясный перец!- весело сказал паренёк, с усмешкой посмотрев на говорящего.
      Поезд тронулся.

   - Четыре дня пилить! Все до Владика, или кто раньше выходит?- Спросил парень мимоходом, доставая из рюкзака бутылку водки. Мужчина у окна и другой, с раскосыми глазами, ответили кивками: "Да, мол, до самого Владивостока".

     Четвёртый пассажир, сидящий  в углу дивана, у входа, ответил не сразу, помолчав.
   - А я пока не знаю,- застенчиво сказал он.
   - Как это?- Оглянувшись на попутчика, спросил паренёк.- А билет то куда?
   - Да билет то  до Владивостока. Сперва, правда, хотел взять до Барнаула. Чтобы оттуда в Горную Шорию. Там, говорят, жизнь другая и люди... чистые, не тронутые цивилизацией. Но потом  решил в Благовещенск. Название то какое! Это ведь от Благой Вести. Наверное, там и выйду.

   - Ну, ты даёшь, дядя! Едет и не знает куда. Хохмочки... Я  вот ещё молодой! А тебе то ведь под сороковник?  Ты что, от кого-то бежишь?- прищурился парень.

  - "Сороковника" мне ещё нет. Видно время так состарило и обстоятельства жизни моей. Но заметили вы истину. Я бегу. И бегу из Москвы, куда глаза глядят.
   - Это отчего же?- спросил мужчина с раскосыми глазами,- Москва столица, в ней всё.
   - То-то и оно, что "всё".  Дело в том, что я священнослужитель. Дьякон я.И бежать из столицы у меня много причин… и кручин.

   - Ну вот, приплыли,- растерянно сказал паренёк,- Дьякон он. Обрадовал.
Теперь и матом не ругнёшься, и водку не попьянствуешь. Что за дела! Баб нет, священник тут ещё. Да ну! Я пошёл меняться на другое купе. Чо тут делать то четыре дня, в поезде? Тоска ведь сиреневая!

     Парень встал, и направился к выходу. Дьякон поднялся, и оказался роста огромного. Он загородил выход из купе и кротко сказал:
   - Во-первых, я не священник, а дьякон. Во-вторых, меняться не надо. Оставайтесь здесь. Матом меня не удивишь. Я не красна девица. И водку спокойно можете пить. Я вам не помеха. Это ваше дело. Вашими грехами вы смущаете  только свою душу.Соблазны приходят, так устроен мир, но горе тому через кого они приходят. Через вас мне соблазны не придут. Я и не такое видывал.
     Паренёк  удивлённо спросил:
   - Так прям и сказано, что должны быть соблазны? Это где это сказано?
   - В Евангелие сказано,- ответил дьякон,- Сыном Человеческим сказано. Он и пришёл чтобы взыскать и спасти погибшее,погибающих то есть.
   - А кто это Сын Человеческий?- спросил паренёк.

     Дьякон посмотрел на него строго. Помедлив, ответил:
   - Сын Человеческий - это Господь наш Иисус Христос. Ты, правда, не знаешь, или притворяешься?
   - Нет! Не знаю. А притворятся я и не умею. Леплю, что есть. Ну! Давайте познакомимся. Я, к примеру, Петька! А тебя как зовут, дьякон?
   - Меня зовут Матфей. Тебя же зовут Пётр, а не Петька! Ты что петух? У тебя апостольское имя! Носи его с гордостью, Пётр!
   - Впрямь апостольское? А что и, правда, был апостол Пётр?
   - Конечно. Он был сыном рыбака, потом бросил всё, и пошёл за Христом. Он первым содействовал распространению и утверждению Церкви Христовой. Это великое имя! А ты говоришь "Петька". Говори с гордостью: "Я Пётр". И жизнь твоя станет другой. Это я тебе точно говорю!
   - Так, дьякон! Хватит тут пропаганды всякой. Не надо нам, - сказал третий пассажир, – разрешите и мне представиться, Валентин Павлович, бывший работник Министерства рыбного хозяйства. Так что тоже в жизни всякое повидал. И тоже могу пропагандировать! А вас как зовут? - обратился он к последнему пассажиру.
     Молодой мужчина широко улыбнулся:
   - Я Олег. Можно без отчества. Давайте, мужики, покушаем. У меня тут всего полно. И водовка тоже имеется! Да какая! Из отборных сортов пшеницы! Литр целый прикупил. Хватит нам?
   - Да, конечно! У меня ещё литр, только вот закуси нет. Прокормите?- весело спросил Петр.И не дожидаясь ответа, побежал за вилками и стаканами.
   - Прокормим, прокормим! - сказал вслед Валентин Павлович, и стал выставлять на стол провизию: хлеб, баранки, колбасу, сыр, маслины, шпроты, селёдку и прочие вкусности. Олег вытащил из сумки копчёную курицу, нарезанную ветчину, варёные яйца и маковый пирог.
   - Это к чаю, мужики. Очень я чай люблю пить в поезде. С подстаканниками! Как в детстве, когда с родителями ещё ездили на море! Ух, и куды всё подевалоси?!
   - Ну, чаёк это завтра, так я ощущаю по выпивке и закуске,- ухмыльнулся Валентин Павлович.

     Диакон Матфей достал буханку чёрного хлеба и бутылку с минеральной, негазированной водой.Олег и Валентин Павлович переглянулись, пожали плечами. Матфей улыбнулся.
   - Как говорил батюшка Серафим Саровский:"На хлеб и воду ещё никто не жаловался". Пост сейчас, миряне. Великий Пост. И у меня с собой только хлеб и вода.
     Прибежал Пётр с вилками и стаканами и, усевшись на диванчик, и стал открывать бутылку водки.
   - Ну а вы, дьякон, что же? Даже не пригубите с нами? - насмешливо спросил Олег.Матфей поднялся:
   - Нет, не пригублю. И не буду вас смущать. Обедайте. Пойду в коридорчик. Полюбуюсь природой. Весна, какая славная в средней полосе России!
   - Ну, хоть покушай с нами,- попросил Петр.
   - Я позже. Обедайте. Пожалуй уже ужинайте,- сказал Матфей, и вышел из купе.
     Ужинали весело: с шутками, анекдотами, рассказами о победах у женщин, о работе, где рассказчик всегда и всем "резал" правду-матку в глаза.С каждым тостом смеялись всё громче, выбегали курить всё чаще, а анекдоты рассказывались всё неприличнее.
     Так обычно бывает в поезде, людям хотелось расслабиться, забыть условности, и хоть на несколько дней побыть в той жизни, о которой мечталось в юности. Шли обычные  разговоры под водку, после которых, утром, не хотелось смотреть в глаза попутчикам.Петька, еле держась на ногах, пытался проникнуть в соседнее женское купе. Но проводница вызвала старшего, молодого человека отвели на его место, и уложили спать.
     За всё это время Матфей заходил в купе два раза, попить воду. Ближе к ночи, он зашёл третий раз, забрался на вторую полку, и, помолившись, крепко заснул.
Проснулся он от страшного крика. И ничего не мог понять. Включив маленький свет, дьякон огляделся, и увидел, что на верхней полке, где спал Петр, никого не было, а снизу доносились стоны. Матфей быстро спрыгнул, и увидел лежащего на полу Петьку. Лицо его было в крови. Рядом валялся разбитый стакан. Попутчики, спавшие на нижних полках, недовольно отвернулись к стенке. Олег смачно выругался. Матфей открыл купе, поднял Петра, и посадил его на диван.
     Паренёк стонал, закрыв лицо руками.
   - Посиди. Сейчас я бинт достану и перекись,- сказал Матфей.
Из своей сумки он достал дорожную аптечку, обработал рану перекисью, смазал йодом, и забинтовал.Пётр простонал:
   - Больно то как! Даже протрезвел. Нормально я ломанулся с верхней полочки. Как только этот стакан не порезал меня на смерть?
   - Рёбра не поломал? - Спросил дьякон, - пошевелись.Как? Ничего не болит?
   - Да вроде нет.
   - Значит, Ангел Хранитель тебе подушечку подстелил,- серьёзно сказал Матфей.
Петр рассмеялся, держась за голову.
   - Слушай, ну не смеши. Мне больно смеяться. Какой Ангел Хранитель? Какую подушечку? Насмешил!
   - А ты не смейся, Пётр. Здесь смеяться не надо. Тебе плакать впору. Только не от падения твоего. А от мыслей твоих и действий.
   - Но если я мыслю плохо и действую плохо- значит я грешник! Кто же мне ангела пошлёт?
   - Слушайте, давайте спать, грешники и праведники, -сквозь сон проговорил Валентин Павлович, - спать же охота. Голова и так раскалывается, а вы тут бу-бу-бу.
   - А ты, дядя, сколько на грудь то принял? - Сквозь зубы спросил Петр,- в твоём возрасте вредно столько пить Ты же литру выжрал, и что б после этого голова не раскалывалась? Дай ко закурить, а то мне на вторую полку в лом лезть.
   - Возьми в кармане куртки. Слева!
Пётр полез за сигаретами. Матфей встал и отстранил руку молодого человека.
   - Ты ч е г о, дьякон?!- растягивая слова спросил Пётр.
   - Тебе нельзя сейчас курить. Вдруг у тебя сотрясение мозга. Что за шутки?
   - Да ты фильтруй! Ещё запрещать мне будешь? Я взросленький!
Матфей был на голову выше паренька. Он строго посмотрел на него сверху вниз, и сказал:
   - Тебе говорю, если закуришь при сотрясении, можешь сыграть в ящик. Это без смеха.
   - Да ладно тебе, - попытался отодвинуть его парень. Матфей стоял твёрдо, и не тронулся с места.
   - Да дай же мне закурить,- почти плача, попросил Пётр.- Курить хочу, сил нет!
Дьякон долгим и печальным взглядом посмотрел на него, и вышел. Петька достал сигареты, взял со стола зажигалку, и пошел в тамбур. Достав из пачки сигаретку, он долго смотрел на неё, потом помял в руке, понюхал... и положил назад, в пачку. Вернувшись в купе, увидел, что Матфей собирает осколки разбитого стакана в салфетку.
   - Тебе лучше лечь парень,- сказал он, глядя на Петра.
   - Странно как ты действуешь на меня. Я курить то не захотел! Первый раз так. Ты что гипнозом меня? Да?
   - Нет, Пётр,- Матфей выпрямился,- молитвой.
   - Прям за меня молился? Ты же меня первый раз видишь.
Матфей посмотрел на него грустно и сказал:
   - У тебя глаза ещё чистые. Тебе бы на службу в Храм походить, да Священное Писание почитать.
   - Да что там делать, в Храме? - улыбнулся Пётр,- мне ещё пожить хочется.
   - Так только там и жизнь, в Храме то!- Ответил Матфей. Потом вынес осколки стекла, закрыл купе и залез на свою полку.

     Занимался рассвет. За окном торопился смешанный лес. Пробегали деревеньки, маленькие станции, на которых, солдатиками, стояли станционные смотрителя с поднятыми вверх жёлтыми флажками.По всей дороге были разбросаны грязные пакеты, бутылки, банки, фантики от конфет и жвачек. Очень грустно было за окном. Увиденное не вызывало радости. Только вот рассвет!
     На бледно синем горизонте, как будто вышитые оранжевыми кружевными прядями, вздрагивали солнечные лучики. Пульсируя, они стремились вверх и вверх, поднимая за собой ленивое светило.И эта красота рождающегося рассвета захватывала своей величественностью и необъятностью мироздания,закрывая всю убогость покосившихся домиков, нелепых строений и вездесущей грязи русских равнин.Красота занимающегося рассвета согревала, и успокаивала душу, и давала надежду на будущую, неизвестную и прекрасную жизнь. И ты сам уже летел над этой неаккуратностью русской жизни. Летел к божественному рассвету! И радость, светлая и хрустальная радость, поселялась в исстрадавшейся по Правде душе. Матфей улыбнулся, глядя вдаль.
    - Чему это ты улыбаешься?- удивился Пётр.
    - Что не спится? Болит голова?- в ответ спросил Матфей.
    - Да, побаливает! Так чему лыбишься?
    - Божественной красоте природы!
    - И где это ты её увидал?- хватаясь за голову спросил Пётр, –я что-то ничего не вижу! Грязь одна.
    - Грязь только внизу, на земле. А ты посмотри вверх, на небо. Не видишь разве? Да... Красоту ведь увидеть надо. А как ты можешь её увидеть, если у тебя голова с похмелья? Ты молод ещё, Пётр. Остановись. Задумайся маненько. Зачем ты пьёшь? Ведь от этого тянется цепочка греховная. Остановись пока не поздно!
    - Да я что больше других, что ли пью? Не грузи ты меня и так голова не моя! И, главное, заснуть не могу. Всё Москва из головы не выходит. Ну и город! Аж дух захватывает! Красивый конечно, но как-то всё накручено, наверчено, всё какое то огромное и нереальное. Непростое и немного страшное. А ты чего, дьякон, из Москвы бежишь? Из такого города бежать! Не понимаю.
    - Из такого города как раз и бежать надо.- Тихо ответил Матфей.- Там грех один. Искушений много от людей.
    - Ну, так и шёл бы в монастырь!
    - Думал я об этом. Но хочется ещё людям помочь. Объяснить то, что сам понял. Вот в чём дело. Сильное меня постигло разочарование. Разобраться хочу. А в Москве суета и обманы.
    - И в церквах обманы?- удивлённо спросил Пётр.
    - Не от церкви идёт обман, а от людей.
На нижней полке проснулся Валентин Павлович:
    - Слушай, дьякон! Коль уж разбудил всех, так ответь мне на вопрос: правда, что в Москве венчанных венчают снова? Мне бабка ещё в молодости говорила, что если венчаны, то это на век. А тут родственница моя обвенчалась пять лет назад, а в прошлом году от неё муж ушёл, и женился на другой, а месяц назад с нею, с новою, и обвенчался! Как же это понимать? Что это у вас там творится?
    - Что разбудил – простите,- Пётр вот упал, голову расшиб.
    – Да знаю, знаю, всё слышал!
Пётр свесил голову с полки, и, ухмыляясь, сказал:
    - А коли слышал, что же не помог, дядя? А если бы я насмерть?
    - Это, паренёк, твои проблемы. Не надо было пить!
    - Так ты же мне и наливал!- удивлённо сказал Пётр.
    - Насильно никто не заставлял,- грубо ответил Валентин Павлович.- Так что, дьякон, ответишь мне на вопрос? Венчают или нет?
    – Не знаю. В нашем приходе не было такого.
    - Ты, дьякон, не уходи от темы. И своих не защищай! Ты прямо ответь: венчают или нет?
    - Не защищать, не осуждать я не имею права. Были такие случаи. Слышал. Но это  нужно делать с разрешения Синода.
    - Ясно,- покачав головой, сказал Валентин Павлович,- значит венчают. Ну и времечко настало! Венчанных венчают. На исповедях диктофоны подставляют.

    - Какие ещё диктофоны?- спросил проснувшийся от разговоров  четвёртый пассажир.- Ну и темы у вас. Тут впору опохмелиться, а вы вона куда пошли. Ой, головушка моя! Где-то пивко было.
Олег открыл пиво, жадно выпил половину бутылки, и  опять спросил:

    - Так какие диктофоны? В церкви?! Умора! Да не может этого быть! А как же тайна исповеди?
    - Это вот моя родственница, от которой муж ушёл, рассказывала. Он,прежде чем уйти от неё, везде диктофонов натыкал, чтобы записать её крики. Она, правда, девка темпераментная, и всё на сына почем зря орала. И била его. А Ванька, муж её бывший и записал. Чтобы на суде это представить  как причину ухода. А племянница моя обнаружила его, да в лицо ему  и кинула. А тот ей и говорит: "Что это ты удивляешься, даже в нашей церкви на исповеди ставят диктофоны".
   - Ну и умора!- загоготал Олег.- Эй, там наверху, товарищ диакон! Объясните народу. Что происходит то?
Матфей спрыгнул с верхней полки.

   - Что же, давайте поговорим. Я тоже слышал о диктофонах. Но их стали применять после одного неприятного случая. Батюшку хотели убить.
   - А за что? - спросил Олег.
   - К сожалению, не могу Вам сказать, я дал слово. Скажу только было у него сильное искушение, а кто-то умудрился узнать и подставил этот  проклятый диктофон... Искушению подвергнуты все люди.И значит не нам судить. Сами такие.
     Пётр свесил голову с верхней полки:
   - Вот это да! А я может безгрешный! Кто это знает?
   - Бог знает, Пётр.
   - Ну-у, до Бога далеко и высоко,- возразил Олег,- а ты мне сейчас скажи в чём грех этого мальца?
   - Мы по природе своей грешны, а если не понимаешь, что грешен - худо это.
   - Но тот то, с диктофоном, был священник, - почти закричал Олег.
   - Мы все люди, и мы учимся у Господа правде. И как сказал Господь о блуднице:" Кто не грешен, тот первый брось в неё камень!" Никто не бросил.  Путь к правде долог. Но знай одно:"Не судите, да не судимы будите"
   - Страсти то, какие,- раскрыв широко глаза сказал Олег. – Слава Богу, что я в церковь не хожу! Значит, ничего не меняется во все времена. Священников убивают, исповеди прослушивают - как в тридцать седьмом! Ужасти. Теперь мне понятно от кого ты бежишь, дьякон!
   - Ничего тебе не понятно,– с грустью сказал Матфей.- Мне самому ещё ничего не понятно. Я разобраться во всём хочу. Помолиться в одиночестве, чтобы Господь вразумил меня. И бегу не о людей, а от их грехов и своих!
   - Это как же?- спросил заинтересованно Олег.
   - Чист и непогрешим только Господь наш Иисус Христос,- строго ответил Матфей.- Мы же все грешники. И надо прощать друг другу ошибки. И молиться за своих врагов.
   - Так что же ты тогда не прощаешь, а сбегаешь?- Спросил Валентин Павлович.- Ну и остался бы в городе, бороться с грехами людскими!
   - Значит, я ещё слаб. И в тишине хочу научиться смиренно подражать Господу, приводя разум свой в послушание Святой Веры, ибо и г о  Господа есть благо, и бремя Его легко. А бороться с грехами людскими, можно и в одиночестве живя. Молитвой и постом. И лучше уйти от грехов, чем жить в них. Каждый человек имеет право на это. Недаром Русь святая славится отшельниками и молитвенниками.

   - Так ты отшельником хочешь быть?- ехидно спросил Олег. –Так это легко! Нигде не работаешь, живёшь в землянке на подаяние. И только языком ла-лы, да ла лы! Тоже мне подвиг!
     Дьякон долго не отвечал, и смотрел  в окно. Потом тихо сказал:
   - Отшельничество - это подвиг. Не надо всуе говорить о том, чего не знаешь. Кто сочтёт все бессонные ночи и долгие дни человека, живущего вдали от земного благополучия без воды, без тепла, в одиночестве умывающегося слезами о неправде этого злого Мира, человека-отшельника, непрестанно просящего Бога о помощи не для себя, а для погибающих  в миру людей. А есть и другие люди, которые живут в домах с горячей и холодной водой, питаются вкусно, спят на мягких кроватях, а стены их домов уставлены иконами. Они соблюдают посты, крестятся у каждой церкви и зажигают светильники перед иконами.И тоже молятся! Но чего они просят, и сами не знают. Потому что пресытились  благополучием, и сердце их холодно и безучастно к пропадающему Миру.И вся их духовность шита белыми нитками. А ведь они тоже молятся непрестанно.
     Матфей помолчал,глядя  вниз, и сказал тихо и грустно:
   - Иуда тоже молился рядом с Учителем, ел с Ним из одной чашы, слушал Слова Его, но предал. А ведь он знал, с кем разговаривает. Знал, знал!
     Дьякон достал из кармана чётки, и стал перебирать их, тихо бормоча что-то, и не видя никого вокруг. Глаза его выражали  неземную скорбь и ужас, совершенно непонятный для окружающих.У попутчиков мороз пробежал по жилам. Что-то странное было в дьяконе в эту минуту, какое-то неизвестное им состояние завладело Матфеем. И всем было не по себе. Олег встал, взял сигареты, пожал плечами, и вышел. Валентин Павлович отвернулся к окну. Пётр же присел рядом с дьяконом.

   - Ты что, Матфей? Что с тобой? Ты не уходи в себя!
Матфей очнулся, и посмотрел на Петра. В глазах его стояли слёзы.
   - Заглядывал в глаза, называл Учителем, и предал... Как это понять? Кто это? Что это за люди?"Под устами их яд аспида, злое мыслят они в сердце своём, и каждый раз ополчаются на брань!"
     Пётр потряс руку Матфея, и пробурчал:
   - Да не волнуйся ты так, дьякон! Ты же сам говоришь, что Господь во всём разберётся! Чего ж тогда волноваться? Ты очень впечатлительный.
   - Так ведь надо же прожить этот несчастный отрезок времени на Земле. И прожить с Иудами. Ах, тяжко мне среди людей, Пётр. Хочу срубить себе часовенку, в тайге, и молится непристанно. А потом, набравшись сил духовных, по Земле родной походить, может быть даже и на подаяние пожить. И рассказывать людям то, что сам понял. И прославлять Господа словами Его из Евангелия. И идти по Земле, подражая Христу.
     Матфей положил чётки в карман, перекрестился и тихо сказал:
- И б о   нет   другого имени  под небом, которым надлежало бы нам  спастись.
Валентин Павлович внимательно посмотрел на Матфея:
- Так уж и нет другого имени?
- Нет. Имя для нашего Спасения только одно: Иисус Христос.
- И где это сказано?
- В Евангелие. В "Деяниях Апостолов". Апостолом Петром сказано.
Петька переспросил:
- Петром?
- Петром.- Ответил Матфей. И улыбнулся.
Парень задумался, глядя в окно, потом с любопытством спросил:
-Столько я слышал об этом Евангелие! Бабка моя всё с ним носилась, к груди прижимала. А в Храм как-то зашёл, так  поп как раз книжечку эту и читал! А когда закончил читать, старухи, сшибая друг друга, полезли головёнками своими под эту книгу. Вот умора была! Лезут, друг друга отталкивают.
- Пётр! Во-первых, никогда не говори "поп", а говори "батюшка"! Священник - рукоположен. Он посредник между Богом и людьми. Говори правильно. Запомни ещё: " Ничто, входящее в человека извне не может осквернить его, но что исходит из него, оскверняет человека". Следи за своими словами. А после молебна, очень благостно постоять под Святым Евангелие. Вот бабушки и пытались свои головы подставить, чтобы батюшка прикоснулся к ним святой книгой.
- Что помогает?- Спросил вернувшийся Олег.
- Конечно,- ответил Матфей.- На Литургиях и Молебнах вся наша планета и держится. И не сдаётся низшим силам. Не было бы ежедневных Литургий и Молебнов, давно бы Мир рухнул, и поселился бы в нём полный хаос.
     Олег и Пётр посмотрели друг на друга, и передёрнули плечами. Было ясно, что ничего они не поняли. Не поняли того, о чём говорил дьякон. Валентин же Павлович смотрел на Матфея насмешливо. Петр, заметив это, сказал:
- А что это ты дядя, рожу то кривишь?
- Да мне интересно вот, правда он такой чистый и правильный, или притворяется? Как-то всё так ладно рассказывает, а что в душе то? В душу то не заглянешь.
     Пётр резко встал и очень зло проговорил:
   - В душу не заглянешь. Но ты, бугай, годившийся мне в отцы, отвернулся, когда я свалился и разбил себе голову, а дьякон возился со мной. Так какая у кого душа? Лежи да помалкивай, дядя. И Пётр вышел из купе. Матфей последовал за ним. Оставшиеся начали пить пиво.
   - А я бы всех этих православных, сослал бы на один остров, и пусть бы там себе молились. Шныряют со своей правдой, как ищейки. Жить не дают,- сказал Олег.
   - Точно точно, я вот вообще не крещённый, у меня родители  коммунисты вечные, и ничего. Живу припеваючи уже шестьдесят лет,- ответил Валентин Павлович.- А пивко то ничего. Славненькое. Интересно, во сколько ресторация в поезде от-крывается, сосед? Может для разнообразия туда сгоняем?
   - С удовольствием, с удовольствием.

     Было восемь часов утра. И пассажиры вагона крепко спали. В коридорчике, у окна, стояли только Пётр и Матфей.
   - Я не ошибся. У тебя глаза чистые. Ты чувствуешь правду,– сказал Матфей.- Ещё не всё потеряно. В самом деле, не читал Евангелие?
   - Нет, - ответил Пётр.- И не постигаю, что уж там такого, что с ним все так носятся.
   - Опять ты говоришь не то. Со святыми книгами не "носятся", их чтят и читают. И вообще, Пётр, будь осторожнее, когда что-либо говоришь. Иисус Христос сказал: "Говорю же вам что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда, ибо от с л о в своих о п р а в д а е ш ь ся и от слов своих осудишься".
   - И что,- спросил Пётр,- прямо каждое слово наше  кем-то  слышится?
   - Каждое. "На всяком месте очи Господни: они видят злых и добрых."
   - Это что ж, прямо и ничего лишнего не скажешь. Всё знают. Всё видят?
   - Не только "не скажешь". И "не подумаешь". Сказано ведь:
 "Преисподняя и Аваддон открыты пред Господом. Тем более сердца сынов человеческих". А мы, грешники, всё думаем, что никто не видит и не слышит, когда мы творим беззаконие. Когда допускаем мысли суетные и праздные. Похотные и грязные. Ангел-хранитель свидетель всему! Как же этого не понять? Мы все как горошина на ладони, Пётр.
   - Все? А ты что тоже грешник? Ты же дьякон.
   - Все мы грешники. И я грешен.
   - Интересно…. А вот ты всё говоришь "сказано", да "сказано". А что это значит? Где всё это "сказано".
     Матфей улыбнулся.
   - Хорошо, что ты спрашиваешь. Мне это по душе. А "сказано" Пётр, в Святых Книгах, в Библии, в частности.
   - А Библия и Евангелие это одно и тоже?- заинтересованно спросил Пётр.
   - Я тебе сейчас всё объясню настолько насколько это можно объяснить во время пути, и пока никто нам не мешает. Тебе это интересно? Или простое любопытство?
   - Мне всегда было это интересно, а почему никак не  читал ничего, и сам не пойму. Всё какая-то суета, да бытовуха. Вот меня бабуля моя часто подгоняла, да не слушал её.
   - Послушаешь ещё! Сейчас приедешь домой с какими-то знаниями, и поговоришь. А,даст Бог, и в Храм пойдёшь с нею.
   - Поздно, дьякон. Померла она в прошлое лето. Один я теперь.
   - А родители?
   - Они давно уже умерли. Меня бабка воспитала.
   - Что ж! Царствие им всем Небесное,- перекрестившись, сказал дьякон.
   - Как ты сказал? Царствие им Небесное?
   - Да.
   - Ну и хорошо. Пусть так и будет.
Матфей улыбнулся.
   - Так и будет. И родители твои в Храм ходили, как и бабушка?
   - Не знаю. Маленький ещё был. А бабуля  всегда ходила... Плохо одному, дьякон. А про Библию расскажи, мне, правда, интересно. Где я ещё узнаю. Бабулю свою я никогда не слушал. Просила она меня почитать ей, но я и в руки то не брал, вдруг, кто увидит, да и до того ль парню молодому! А сейчас интересно. Расскажи, Матфей.
   - У человека всегда много вопросов к существованию Мира. И в Библии на эти вопросы есть ответы. Это просто если объяснить. А вообще Библия это священная книга христианской религии, запись Божиих откровений человеку. Проще говоря, это книга божественных указаний. В ней целое собрание книг, даже можно сказать, что Библия это библиотека, написанная под водительством Бога людьми, жившими в разное время. Понимаешь, это и философия, и наука, поэзия и пророчества. В неё входят Книга Ветхого Завета и Книга Нового Завета.
   - А Евангелие?- удивлённо спросил Пётр.
   - Так вот Евангелие это и есть Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа, где находятся сведения о Его жизни. Туда также вошли Послания апостолов.
   - А что в них, в этих Посланиях?
Матфей улыбнулся.
   - Ты хочешь, чтобы за короткое время я тебе объяснил то, что не объяснишь даже за всю жизнь? Скажу одно: В Библии есть ответы на все вопросы, которые волнуют человека.
   - Например: "Есть ли жизнь после смерти?" Да?- спросил Пётр.
   - Да. И зачем мы пришли, и зачем надо верить в Бога, и исполнять Его заповеди. И многое, многое другое. Если ты хочешь, я тебе дам почитать Библию сейчас.
По мере разговора, глаза Петра становились всё задумчивее и строже.
   - Ты что её всегда с собой возишь?
   - Всегда со мной,- строго ответил дъякон.
   - У меня вопросов много накопилось к этой жизни. А спросить не у кого. Может ты мне ответишь?
   - Ты, Пётр, не торопись. Ответы на твои вопросы надо ещё суметь найти. "Имеющие уши, да услышат"
   - Это Христос сказал?
   - Да. Господь своим ученикам часто говорил притчами, и если они не понимали, упрекал их, и просил иметь уши духовные, чтобы понять эти притчи. Но я же рядом три дня, спросишь. Что смогу объясню.
   - А что? И ты не всё знаешь?
Матфей улыбнулся.
   - Я простой человек. Знаю немного больше обычного. Спрашивай, посмотрим.
   - А вот ты сейчас можешь мне ответить на вопрос:"Что такое Вера?"

Диакон молча смотрел  в окно, на серые, невспахонные поля,и сказал:
   - Вот поле. Огромное бесконечное, серое. Над полем нависли тучи. И сейчас будет гроза. С ливнем, молнией и громом. А ты в этом поле маленькая букашка. И идёшь под этими грозами и ливнями, и громами. Но тебе ничего не страшно. И ты ничего не боишься. Потому что впереди Господь! И ты, маленькая букашка, знаешь, что тебе ничего не страшно только оттого, что с тобою Господь. И он не оставит тебя, и вытащит из-под любого  обвала, обрыва,  потока и спасёт тебя. Вот что такое Вера! Понимаешь?
     Пётр смотрел  в окно на поля, и представил себя маленьким, маленьким в этом огромном пространстве земли. И стало немного страшно. "А с Верой значит не страшно ничего",- подумал он, а вслух сказал:
   - Надо же, как всё интересно. Почему-то меня волнует то, чём ты говоришь. Да так волнует, что на сердце тепло. Дай мне, пожалуйста, Библию. Сейчас прямо.
   - Ну что ж, начинай, с Богом, Пётр. Пошли.

     Мужчины зашли в купе, и запрыгнули на верхние полки. Дьякон достал Библию, передал её Петру.
   - А откуда начинать лучше?- спросил он у Матфея.
   - Начинать надо всегда с начала, а то что непонятно будет, я подскажу.
Пётр открыл первую страницу. В это время вернулись из ресторана подвыпившие попутчики.
   - Ты что же, Петька, даже не опохмелился?- спросил Валентин Павлович.
   - Не трогай меня, дядя, я занят. И я тебе не Петька, а Пётр!
   - Ох, ты! Поповская пропаганда вещь сильная,- засмеялся  "дядя".
Олег ухмыльнулся:
   - Сильная вещь для слабых! А не для сильных. Я вот никогда не поддамся этому. Никогда.Подумаешь, Вера! А вот ты мне ответь, дьякон, почему всем, пришедшим к Вере, не везёт в жизни?
   - Уж так и всем?- спросил Матфей.
   - Всем, кого я знаю. В своём окружении. Вроде и в церковь ходят, и молятся, а то одно, то другое, как говориться "то холера, то чума". Да как же так? А ещё и того пуще, одному известному актёру в нашем городе пришла мысль в церковь сходить и покреститься. Покрестился. А через год умер. Где же правда? В чём суть?
     Матфей спрыгнул с полки, и сел у входа в купе.
   - Я не могу вам ответить конкретно по каждому вопросу. Я не старец. Но этому актёру очень повезло.
   - Повезло, что в сорок лет в ящик сыграл?
   - Повезло, что перед смертью покрестился. Если бы не сделал этого, тяжко бы пришлось ему после смерти. Так тяжко, что мы и не знаем таких мучений, и не ведаем, какие они бывают страшные: круги очищения от земных грехов.
   - Запугивания идут! Чистые запугивания, - воскликнул Олег.- Где доказательства?
   - Доказательств ищут язычники,- спокойно сказал Матфей,– христианин не ищет никаких доказательств. Он просто верит. И знает, что за грехи наши идёт расплата.
   - Да ничего там нет!- сказал Валентин Павлович. – Что вы, верующие, всё носитесь с этим посмертием? Умер и темнота. Сон без сновидений, и что тут спорить.
   - Что ж. Каждому даётся по Вере. Известный факт. Помянующий темноту- темноту и получит. И скажу вам: лучше бы было и не родиться тому человеку, который не верит в Бога,- строго ответил Матфей.
   - Опять он запугивает!- закричал Олег.
   - Нет. Не запугиваю. Напоминаю. И обязан это делать, как священнослужитель.К этому призвана душа моя. Прошу простить меня, братья, может быть я резко напоминаю вам о том, что должен знать каждый но сказано: "Человек, ты был предупреждён на Земле!" Не я начал эту тему. И не я задавал вам вопросы. Вы задали, я ответил.
   - Интересно ты отвечаешь,- сказал Валентин Павлович,- действительно как будто пугаешь. Ты скажи с чего вот, к примеру начать, если вдруг я поверю, что за смертью есть жизнь, но главное, если поверю, что там расплата есть за земную жизнь. С чего начать?
   - Если ты не крещённый надо креститься. Потом исповедоваться и причащаться. А в светской жизни надо пытаться поступать по совести, а не ситуации.
   - Ну, совесть разная бывает, к примеру,- иронично сказал Валентин Павлович.
Матфей недоумённо пожал плечами:
   - Разве? А мне думается, что совесть всегда одинакова. Она либо есть, либо её нет. Неужели это не ясно? Теперь я отвечу вам Олег, вы спросили почему верующим так не везёт в жизни, и зачем они тогда молятся.Об этом нельзя говорить однозначно. И не зависит это от  количества приходов в Храм и от неустанной или временной молитвы. И молятся не для того, чтобы просить земные блага, а для того, чтобы самому очиститься от греховности и чтобы призывать благодать на округу, так как мир наш подвластен тёмным силам, и его надо очищать.
И верующему человеку это понятно так же, как и то, что без Литургий Мир наш давно бы рухнул. Всё это я говорю словами примитивными и доходчивыми нарочно, чтобы донести до вас суть ВЕРЫ. Господь сказал: "Кто хочет идти за мною отвергнись себя, возьми свой крест, и следуй за Мной!"Истинный христианин знает что крест - это тяготы и скорби, печали и слёзы, а не фанфары и материальные блага. Временные бедствия надо переносить  равнодушно, подражая Х р и с т у.Как не желать, как не принять этот, свой крест, если только им приобретаетя  верховное  благо, через него, то есть через испытания и печали, достигается радость  "без конца прибывающая", и как говорит Святитель Феофан Затворник: "Крест так сращён с христианином, что где христианин там и крест, а где нет  э т о г о креста, там и н е т христианина." То есть где испытания и скорби, там и крест. Ведь задача верующего очистится от врага сильного и тёмного. А как же этому быть без ран и без борьбы? Вот и ответ на ваш вопрос, Олег.
    - А что же ты от креста своего бежишь?- спросил Валентин Павлович.
    - Я уже ответил на ваш вопрос. Бегу я от грехов человеческих, от искушений, а не от креста своего. И имею на это полное право. Мой крест при мне. И на мне. И ответ перед Господом буду держать я сам.
    - Интересный ты человек, дьякон Матфей. Первый раз я вот так запросто говорю со священнослужителем, хотя и бывшим, выходит. Ты ведь теперь птица свободная. Ты теперь не дьякон?
    - Сана с меня никто не снимал. А с духовным моим отцом  долгие были разговоры. Мой уход он благословил. А там как Бог даст. Вернусь на службу в церковь, буду опять дьяконом. Буду жить в скиту, буду отшельником. Как Господь распорядится, так и будет.
Неожиданно заговорил Валентин Павлович:
    - Лет 15 назад, аккурат после начала перестройки, стали появляться всякие свободные статьи о православной жизни. Храмы стали восстанавливать, и тому подобное. Так вот, прочитал я тогда статью в "Известиях". Как называлась, не помню. Помню одно: там отвергались все четыре Евангелия, которыми пользуются православные две тысячи уже лет. И, якобы, даже и не было того, что в них написано А приводилось пятое. От Фомы. Нашли его где-то в раскопках, якобы. И он, этот Фома писал, только то, что говорил Иисус. Не о каких его исцелениях и о его жизни нет у Фомы.Только Его проповеди, и даже что-то с космосом там связано. Ну и вообще всё там по другому. Я то никакие не читал, а вот теперь вспомнил. Ты вот и объясни мне. Что это вообще то?

     Глаза Матфея были чистыми, как глаза ребёнка. Он посмотрел на Валентина Павловича  и улыбнулся.
   - А зачем вам это?
   - Да так, ради любопытства.
   - Любопытство – не дело Божие. Это всё от лукавого. Я же просто верю. И знаю, что истинный христианин не будет копаться, исследовать, научно доказывать, сравнивать, и "уличать" святые книги."С в я т ы н я  поругаема не бывает." Вера- это сосредоточенное созерцание Божественного промысла. Это состояние, когда молитва звучит в тебе постоянно, когда в тебе  не только одно желание, спасти себя, и только себя. А огромное, неземное желание  с п а с т и  погибающий мир.
Спасти для того, чтобы он пришёл к Правде Божьей и Истине! Вера - это тихое деланье Правды. Что мне до происков лукавого? Это он вносит разногласие, и уводит от главного, от цели Всевышнего. А цель проста - освобождение от низшего. Низший же не хочет этого и вносит распри, и разбирательства.
Отцу лжи - на руку наши метания. Он выигрывает время. Так ему кажется, что он выигрывает. Никогда он его не выиграет, ибо, сразу же его и проиграл, восстав против Создателя.

    - Ты говоришь как-то непонятно,- насторожился Олег.- За тобой  мыслить не успеваешь. Попроще то можно? Кто такой отец лжи?
     Отец лжи - это падший ангел. Дух зла. Сатана.
   - И почему же он проиграл, если по твоим же словам, наша земля в его власти.
   - Пока. Пока в его власти. Все стремящиеся к Свету, должны объединяться. Должны молиться и прогонять зло. Ну, как же это непонятно? Ведь всё так просто! Белое и чёрное. Высокое и низкое. Неужели не видно разницы на нашей Земле: между солнцем и луной, между низом и верхом? Такова же разница между Светом и тьмой. Они никогда не пересекутся.Тьма просто растворится. Изыдет,  п р о п а д ё т пропадом, сгорит в огненном озере! Только надо бороться! И не согласен я, что  тьма нужна для того, чтобы оттенять свет. Не  с о г л а с е н, что добро не может существовать без зла! Не может этого быть никогда.Это всё неправда!
Ведь Свет это вечное блаженство, это вечная живая жизнь.А зачем блаженству тень?
Если блаженство - это то, что: «Ухо не слышало, и глаз не видел», значит его не надо ничем оттенять, ему не надо быть "на фоне" тёмного, чтобы светиться ярче!
А для того, чтобы достичь блаженства, нужно здесь, на Земле прогонять зло.
А не сидеть, сложа руки. Не надо пить, блудить, лгать, лицемерить, льстить. Надо помогать слабым, и молиться.И верить в Господа. Верить в то, что победит Правда и Добро.И тогда мы все придём к вечному Блаженству. Мы придём к Правде!
А Правда это БОГ! Важно только одно, чтобы слово Божье звучало внутри вас.

      Попутчики молчали. Но напряжения в воздухе не было.И Валентин Павлович и Олег удивлённо смотрели на дьякона. И не знали что спросить. Его страстная речь была им незнакома. Такого они ещё нигде не слышали.В это время ярко засветило солнце. И блики его заиграли на стенках купе. Пётр лежал на второй полке, и держал Библию в руках, крепко прижав её к груди.
      Матфей уселся опять на диванчик, и сказал с улыбкой:

    - А что до Евангелия от Фомы, так мне это неинтересно. Я не знаю, что он пишет. Я знаю, что в четырёх известных Евангелиях, есть одно: Слово Божье, которое меня исцеляет. И  ясность в уме поселяется тихой птицей. А ясность эта в том, что Господь жил на Земле и призывал любить друг друга, и прощать врагов своих. И я иду за Ним, и несу свой крест, и просто верю. Просто, как ребёнок, который до конца и безгранично верит своему отцу.
      Этот вечер в купе много молчали. И только иногда, вдруг, к Матфею обращался тот или иной попутчик, задавая свои сокровенные вопросы, которые накопились за большой период этой земной, часто непонятной и непонятой жизни. И вопросы эти были настолько серьёзными и душевными, что только священнослужитель и мог на них ответить вполне.   
               
      На пятые сутки поезд подходил к станции "Благовещенск".
      Матфей, собрав свой небольшой скарб, стал прощаться с попутчиками.
    - Простите, братья, если обидел вас чем, и не поминайте лихом. Спасибо вам за то, что слушали меня и не прогнали.Спаси вас Господь! Прощайте. Всегда буду поминать вас в своих молитвах. Храни вас Господь. Тебе, Пётр, дарю свою Библию. Учись парень. Оставайтесь с Богом.

      Дьякон поклонился попутчикам и вышел из купе. В это время с верхней полки спрыгнул Пётр, распахнул дверь, и закричал:
    - Матфей,подожди! Я с тобой.
      И, побросав свои вещи в рюкзак, пошёл за Матфеем.Валентин Павлович и Олег выбежали в коридор. Они стояли у окна и удивлённо смотрели на вышедших из вагона попутчиков. Валентин Павлович потянул рычаг оконной ручки вниз. В глазах его появилась печаль.
    - Пётр, сынок! – закричал он из окна, - ты чего же надумал? Как это так неожиданно? Ты ж молодой совсем. Поживи хоть вволю. У тебя деньги то есть?
      Валентин Павлович шагнул в купе, и начал искать кошелёк.
    - Хоть сколько им дам, где же они деньги то возьмут, надо же как-то жить, на подаяние не проживёшь!
      Поезд тронулся. Не зная какую сумму лучше дать, Валентин Павлович выбросил в окно весь кошелёк.
    - Помолитесь за меня, ребятки!
      Матфей поднял кошелёк, и низко поклонился.
    - Спаси тебя Господь, раб божий Валентин. Помолюсь, не сомневайся. Ты только в Храм иди, да покрестись, хоть и на старости лет! А потом и умирать будет не страшно!- кричал Матфей вслед уходящему поезду.
      И вот вокзал скрылся в дымке тумана. Сидящие в купе Олег и Валентин Павлович долго молчали. Они были потрясены, и не знали, как принять всё, что произошло за время путешествия.
      Валентин Павлович начал первым:
    - Петька то исхудал как.
      Олег покачал головой:
    - Так как же не исхудать, если он уже два дня ничего не кушал кроме хлеба. Что с парнем сделалось - не пойму. Матфея прямо с открытым ртом слушает. Поди, ж ты. Поверил то как.
    - Да... А я ночью вчера слышал, как он три раза повторил:"Нет ничего лучше монашеской жизни". Наверное, в Библии вычитал.
    - Не знаю. Наверное.Куда они теперь, бедолаги блаженные? Хорошо, что ты, Палыч, деньги им кинул, я вот не догадался. И где их теперь искать?
    - А зачем их искать?
    - Да и сам не знаю. Интересно этот Матфей говорит. Может и правда почитать Евангелие? Надо купить.
    - А ты крещённый?
    - Обязательно! И даже в церковь пару раз ходил.
    - А я не был.
    - Никогда?
    - Никогда.
    - Но теперь надо. Тебе же Матфей сказал, что бы ты покрестился.
    - А ты где живёшь, Олег? В каком районе?
    - В Кировском. На Петренко.
    - Так мы соседи! Я на Воскресенской 110. Может, вместе пойдём в церковь? Я один как-то... А вдвоём ... А?
    - Что неужели креститься будешь?
    - Буду. Матфей просил меня.
Олег посмотрел в окно, и потянул носом.
    - Весной пахнет. Даже через окно!
    - Ну, так пойдём? - волнуясь и краснея, спросил Валентин Павлович.
    - Пойдём, пойдём, Палыч! Как приедем, так и пойдём. Обещаю тебе.
    - А может, и ребят там увидим? Вдруг они зайдут в наш город,- печально
 вздохнул Валентин Павлович.
    - Даст Бог, и увидим,- ответил Олег.