Илия

И не думает остывать вода,
Бледный пляж покидать — горожане.
В морозильниках грузных довольно льда
Для оплаты сезонной дани.

Сыпь речная трёхмерна и зелена,
А река с высоты — двухмерна.
Неизменно густа и сладка слюна.
Где язычники, там и скверна.

Не вскружит нам кровь обнажённый торс
Миром избранного пошиба.
Вожделенно желтеет кувшинки горсть,
И блаженно жирует рыба.

Мощь водохранилищную лия,
Вниз ползёт крокодил Славутич,
Замахнётся посохом Илия
На летучих и на плавучих.

Вдалеке сверкнёт Илия-Перун:
«Мне ль не вверена силища Божья?
Я ль не перегремлю рукоблудье струн —
Рукотворный бурун Запорожья?» 

Но кишечной палочкою киша,
Вдохновенно цветёт протока.
Шёлком яснится бороды парша,
Блещет круглая плешь пророка.

Стал учителя ученик лысей,
Чуть усвоив Аз-Буки-Веди.
Там нахалы мальчишки, где Елисей.
Где ж мальчишки, там и медведи.

Где болот прибрежных невпроворот,
Пар восходит от летнего тлена.
Понимает своё сумасброд-народ
И хромает на оба колена.

Понимает огонь самодур-пророк
И приветствует адские топки.
Утешительно шёпотный ветерок,
Заточён во квадратные скобки.

Полногрудье ветрил, ширина кормил,
Звёздного размах разговора.
Вдалеке громоздится гора Кармил.
Не видать ли, прищурься, Фавора.

В морозильниках остывает квас,
Дальновидный готовит сани,
И не думает обрываться глас,
Тесный храм оставлять — прихожане.

И не думает остывать вода.
В жёлтой шапочке, круто и лихо,
Между берегами туда-сюда
Три раза сигает пловчиха.

Улетать и не думает журавель,
Измеряется ночь в децибелах,
И змеится имя — Иезавель,
И круглится гроздь — Изабелла.