Про двух Еремеев, сказка

            
Звонче струны воспевайте, лиры славящей моей,
подвиг славного героя, по прозванью Еремей!

Жил герой в одной деревне, был не толстый, не худой,
был не низкий, не высокий - средний был на вид такой.
Не богат был, но не беден, потому, что был умён -
силой разума примерной Еремей был наделён.
Хитроумные поделки для хозяйства он имел
и всегда в делах был первый и характером был смел!
Был женат, и были детки: раз и два ..., четыре, пять;
помогал любой соседке и не смел чужого брать.

Еремей страною правил, только славен был в другом:
слыл жестоким и коварным Еремей-второй царём.
Царь копил себе богатство, чах над златом серебром.
Еремей-крестьянин братством был богат и тем силён!
Царь жестокие налоги наложил на свой народ
и о войнах думал только, но казну свою берёг:
посылал сынов крестьянских грабить чуждый им предел,
воевали те в заплатах, и что награбил, то - поел!

Надоела власть народу! Сколько мучиться? Пора
посмотреть царю-уроду  -  как зачахла вся страна.
Вся она от гнёта плачет: старики лишь спины гнут,
слёз своих уже не прячут, что сынов домой не ждут;
нету сил - платить налоги, нету сил - царя держать,
унести куда бы ноги, чтоб от гнёта не страдать!
Еремей, на муки глядя, тут сказал: "Ну, всё, пора -
сколько можно править крадя? Надо взяться за царя!"
 
И придумал тут затею как монарха вразумить,
надо было ту идею лишь народу изложить.
Без народа ведь герои, право, то же - ничего,
коль народ не порадеет за героя своего.
Коль ему оставят право одному за них стоять,
то на Зло тогда управы никогда уж не видать!
Пойте, струны! Пойте, струны про былого молодца,
что страну свою избавил от жестокого венца!

Он народ спас от тирана, что замучил свой народ:
грабил жадно, грабил рьяно, забирая всё, что мог.
Пусть давно всё это было, пусть он жил давным-давно,
воспевайте Еремея, мои струны, всё равно!
Хочешь - верь, не верь - коль хочешь, только дело было так:
несмыкая ночи очи, мастерил герой ... черпак!
Как - то сказку он услышал от певцов бродячих - тех,
что болтаются по свету, находя везде успех,
сказки, слухи собирают, много знают потому,
в виде песен распевают всё, что знают посему.

Так пропели: "Есть долина - где ни шаг, то изумруд!
Два утёса преогромных вход в долину стерегут.
Чтоб войти, им  слово надо потаённое сказать
и ... богатый только может там ещё богаче стать:
потому что, потому что прежде слово чем сказать,
надо золото, по весу своему, утёсам дать.
Вот тогда войдёшь и черпай изумруды черпаком,
только слово, чтобы выйти, не забудь совсем потом!"

Еремей запомнил сказку, оседлал потом коня
и скакал до той долины он неделю и три дня.
Прискакал и, правда, видит: два утёса перед ним
закрывают вход в долину и просвет в них - не един,
плотно-плотно так сомкнуты, что за ними - не видать.
Видит: надпись проявилась. Стал герой её читать:
"Коль принёс с собою злато, можешь слово нам сказать
и пропустим изумруды, сколько хочешь собирать.
Нет, коль злата - не старайся слово, лучше, вслух болтать,
а скорее убирайся, не познал пока здесь страх".

Вот тогда герой придумал свой черпак соорудить
и царя, что жутко жаден, с ним сюда препроводить,
чтоб черпак служил приманкой: черпать камни черпаком -
кто же это не захочет, чтоб богаче стать потом?
И, вернувшись из долины, к делу сразу приступил,
мастерить черпак стал дивный, не жалея дней и сил.
Разослал людей он верных по стране во все концы,
чтоб узнал народ - как скверну, их монарха, извести!

Извести или заставить свой народ не обирать,
а принять тот путь наживы, что придётся вдруг узнать,
для того они налоги перестать должны платить,
не боясь, что их за это могут стражники схватить,
не боясь, что арестуют, что в подвалы отведут -
если весь народ восстанет, то оковы отпадут!

А пока гонцы повсюду поднимали свой народ -
не платить налог впустую, от ворот дать поворот
тем, кто сборщики налогов, не боясь и не страшась -
пусть ни с чем уносят ноги, зная - кончилась их власть,
Еремей, гляди, построил тот черпак и вот какой:
словно ложка великана был большой он пребольшой!
Что за чудо, что за юдо? И зачем такой черпак
и что делать он с ним будет  - не поймёт никто никак.

А черпак был на колёсах, ездить мог туда-сюда,
коль запрячь к тележке лошадь, стронуть с места - ерунда.
Пойте, пойте гимны, струны, воспевайте молодца,
что к царю явился смело от народного лица,
воспевайте Еремея, что умом всех превзошёл -
смастерил черпак-машину и к царю его привёл.
Как умён он и как храбр, что ему придурок-царь,
что страну свою разграбил, разве это государь?

Он царю расскажет байку, зная - примет он её,
потому, что у народа не сумел забрать царь всё,
что нажил трудом тот тяжким, что по крохам собирал,
без добычи  "царь-бедняжка" очень уж теперь страдал.
Ведь народ восстал: упрямо гнали сборщиков взашей
там, где раньше прямо драли шкуры сборщики  с людей.
Байка в том и заключалась, чтоб второму предложить
Еремею - без народа всё равно богаче быть.
Но к чему его желанье может вскоре привести -
не расскажем мы заранее, в свой черёд всё впереди.

До дворца уже добрался славный первый Еремей
и к монарху постарался на приём попасть скорей.
Пред дворцом черпак оставил, чтобы видел царь его,
если, соизволив, взглянет тот в дворцовое окно.
Пред царём в огромной зале Еремей уже стоит.
С царской важностью на троне Еремей-второй сидит.
"Ну, поведай же, крестьянин, что хотел ты нам сказать,
только помни: можешь плаху ты нечаянно  схлопотать,
можешь плаху иль темницу ты нечайно  схлопотать,
если вздумал пустяками нас от дела отвлекать!"

"Ты, величество, конечно вправе поданных пугать
и на плаху, как угодно, тут же сразу отправлять,
только я - не из пугливых и отвечу не тая:
не узнать тогда секрета - для чего черпак вон этот,
тот, что сделан для тебя".
"Ладно-ладно, - царь ответил, - я черпак давно приметил.
Говори же поскорей для чего он, Еремей!"

"Знаю я одну долину, наш пресветлый государь,
что Создатель сплошь усыпал, как природы чудный дар,
тем, что кличут изумруды. Там лежат их - груды, груды!
Так пустынно там, поверь, что не рыскает и зверь.
Но сверкают под лучами изумруды там и тут.
Два утёса преогромных вход в долину стерегут.
Чтоб проход они открыли, надо слово им сказать,
ну, а слово то - не каждый, государь наш, может знать.

Да и зная слово, может быть пропущен только кто?
Кто за вход заплатит златом больше веса своего!
Но, потом он изумруды может черпать черпаком
и таким богатым будет - не сравнится с ним никто!
Я не скрою: для народа я пришёл сейчас сюда,
чтоб ты стал богаче вдвое без народного труда.
Надо слово лишь запомнить и его не позабыть,
чтобы выйти из долины и потом богаче быть!"

Как услышал: "изумруды",- царь обрадовался тут,
заблестели жадно глазки: " Пусть карету подают!! "-
закричал он, что есть мочи, весь от радости дрожа,
что ему поездка прочит - царь не думал, а вот зря.
Все слова: богаче вдвое, можно черпать черпаком -
государю в раз отбили разум будто молотком.
Наш герой всё ж слово вставил: "Как спешишь, пресветлый царь,
путь длинён туда, собраться надо лучше, государь!""

"Знаю сам,- тут царь ответил, - ты мужик - мне не указ!
Мы немедля выезжаем в путь-дорогу в сей же час!" -
заявил и тут же слугам повелел запас собрать
он еды и сверху злата в сундуке упаковать,
и сундук тот погрузили на повозку, в коей царь
будет ехать с Еремеем лишь с одним, хоть государь.
Без прислуги, без охраны предстоял им трудный путь
и пройти чужие страны надо было как-нибудь, -
как-то очень незаметно, потихоньку как-то так,
Быть с царём на пару - трудно, но герой на всё мастак.

Вот, немешкая уж боле, сел в повозку жадный царь
и отправились в дорогу Еремей и государь.
Лошадьми герой наш правил, что четвёркою впрягли
в ту повозку, царь что занял, а черпак за ней везли.
Без охраны, без прислуги  царь решился путь держать,
потому что при ораве за утёсы не попасть.
Еремей сундук со златом лишь доставит к воротам,
дальше царь, уж как сумеет, добывает пусть всё сам.

День, другой они в дороге, вот неделя уж в пути.
Еремей по доброй воле службу вынужден нести -
царь капризен, царь придирчив: "Что же делать, - думал он, -
если надо, то потерпим, до долины подождём".
Царь спешил, в долину рвался, всё кричал: "Быстрей, быстрей!"
Еремей наш всё ж старался гнать не очень лошадей.
Драгоценными камнями бредил Еремей-второй,
первый  думал о награде - без него попасть домой.

Так скакали по равнинам, продирались по лесам
вдоль брегов речушек длинных, по болотам и холмам.
То ветра скакать мешали, рвали шапки и плащи,
то дожди их заливали, то страдали от жары.
Вот волков однажды стая окружила их бивак.
Царь-злодей, от страха тая, говорил герою так:
"Я, поверь, совсем не трушу, но зверей тех не люблю,
разрывают воем  душу просто-напросто мою.
Что нам делать - я не знаю, как спасаться от зверья?"
Еремей ответил: "Просто вот палите из ружья."

Взяли ружья Еремеи, по зверью, а ну палить
и пришлось остаткам стаи, волчьей, только отступить.
Рассвело лишь только, снова вдаль отправились опять.
Да, без ружей, право слово, не смогли бы путь держать.
Еремей те ружья справил, сам придумал, смастерил -
первый, тот, что песней славим, что простым людьём любим.
Наконец среди равнины горы встали, впереди -
стражи самой той долины, где каменьев - хоть греби.

Еремей второй заёрзал и к утёсам вскачь погнал:
"Изумруды! Изумруды!"- на долину всю кричал.
"Позабудет царь ведь слово,- наш подумал Еремей,
произнёс потом сурово,- надо гнать бы побыстрей."
За царём погнал повозку с сундуком и с черпаком,
чтоб затее бесполезной не случиться вдруг потом.
У ворот почти монарха первый Еремей догнал,
тот припомнил вдруг про злато и уж больше не кричал.

Жалко стало вдруг богатство, что утёсам надо дать:
здесь, в руках, с собою злато, а каменьев - не видать.
И, прибывшему с повозкой, Еремею  он сказал:
"Что-то зря сюда с тобою я, наверно, прискакал.
Что-то я засомневался. Изумрудов - не видать.
И черпак - зачем огромный, если нечего черпать?"
"Так в чём дело, царь? Попробуй. Слово ты произнеси,
там, в долине изумруды, так, что плакать не спеши!"

И раздумья все прогнавши, пред утёсами предстал
Еремей-второй и злато первый Еремей подал.
Царь разглядывал ворота - две огромные горы,
плотно сжатые до срока - слово брошено: "возьми".
Тишина вокруг, ни звука. Царь вдруг сразу оробел,
рот открыл, чтоб слово крикнуть, только - тихо просипел.
Горы с громом содрогнулись, злато скрылось вникуда,
щель меж ними проявилась, изумрудами горя!

И ворота, разъезжаясь, проскрипели: "Проходи!
Заплатил, так изумруды, сколько хочешь, забери!
Чтобы выйти,  слово только надо будет нам сказать.
Позабудешь это слово и свободы - не видать!"
Царь и слышит и не слышит прогремевшее ему -
жадность разум помутила неуёмному царю.
На ковше верхом уж сидя, на педали жмёт и жмёт
и с ковшом коляска лихо за воротами уж вот.

И ворота тут закрылись, два утёса в раз сошлись.
Еремей подумал: "Диво - как силён царя каприз!"
План сработал Еремея: Еремей-царь - взаперти,
и ему осталось только - одному домой идти,
если слово царь забудет и не выйдет из ворот.
Но, по совести, по чести он его здесь обождёт.
Подождавши сутки, двое, Еремей наш понял: что ж,
жадность жадного сгубила, и пропал он не за грош,
а за золота мешище, ковш остался тоже с ним.
Так и быть тому, обратно значит, к дому поспешим.

Без царя домой вернулся. Весь народ его встречал.
"Избавителем от ига" каждый громко величал.
Войны тут же прекратились и вернулись все сыны,
чьи родители трудились на полях своих одни.
Без царя в стране зажили. Правил сам страной народ.
Про героя песнь сложили, что века народ поёт:
он с драконами не дрался, он чудовищ не рубил,
но от жадного монарха свой народ освободил!