Сон 24 декабря

               
               
               
               
                Это выселки. Местность вокруг
                Судных труб цвета ржавой известки.
                Здесь в нагрузку , любезный мой друг,
                Куафер кучерявой прически
                Отбирает и дарит досуг,
                Кроя пылью могильные доски.
               

                Посмотри , мой близнец , на уклон
                В обиталище праха земного.
                Как случилось , что именно он
                Занимает пространства так много,
                Ибо кто ,как не ты приобщен
                В послесловии к жизни иного.

               
                Но сначала скажи , кто вложил
                Грош в оплату за волю в бездарный
                Мозг твой дремлющий и серебрил
                Его лун переменой полярной,
                Чтобы ты этот сон пережил,
                Одиночка , припомнив фонарный
               
               
                Серый столб и безлюдный подъезд,
                Перекрестки невзрачных кварталов,
                Те маршруты исхоженных мест,
                От которых округа устала
                Выносить постоянный свой крест
                И от частых  бессонниц  страдала.



                Я не стану тебя ревновать
                К этим  вычурным песням , когда ты
                Согласишься со мной разделять
                И восходы твои и закаты
                И отменишь запрета печать
                На твои родовые пенаты.


                Вырастая из их темноты,
                Зрея в дикой бессвязности слога,
                Как сумел из своей слепоты
                Ты нащупать тот путь для немногих
                К бесприютным яслям пустоты,
                Дежавю звездородного бога.



                Кто настроил твой детский рожок
                И вложил в неумелые руки,
                Чтобы ты , молодой пастушок,
                Пас вдали от других эти звуки,
                Чтоб никто их услышать не мог,
                Кроме как пустыри , переулки.



                Беспокойный двойник мой ночной!               
                Я  нашел тебя там , проходящим
                В блеклой сырости тьмы городской,
                На стеклянном асфальте ,твердящим,
                Что единства меж мной и тобой
                Больше нету в твоем настоящем.


                И когда с Ватиканских  высот
                Разносилось по миру «Величит…» ,
                Отдыхал православный народ.
                Ты один , нарушая обычай,
                И часов нарушая черед,
                Брел меж вымерших улиц фабричных.


               
                Плыли стекла витринных пенсне
                Под набрякшими веками снега
                По волне , черно-белой волне
                Мутных кадров , и в смене их бега
                Проступали черты как бы вне
                Общих рамок , дозволенных  эго.



                Как давно в тех краях пейзаж
                Незаметно заметан под зимы,
                Видел некто в театре пропаж
                Из вагона Четвертого Рима,
                Поглощая зрачком антураж
                В белизне путевой пантомимы.



                Поезд  встал; только курева нет.
                Видит трубы , дымящие в поле.
                Так проездом из будущих лет,
                Как когда-то этапом в неволю,
                Вторя рельсам заезженным вслед,
                Возвращался он на Капитолий.



                Было сыро. Итак , поезд встал;
                Поезд сна за завесою дымной.
                Миг замедлился. Снег перестал.
                И тогда на перрона средину,
                Торопя пробужденья скандал,
                Вышел он , словно бог из машины.



                А вдали , придержав пьяный шаг,
                Нежа шлюх вседозволенной лаской,
                Что-то пела ватага гуляк.
                Вспомни  хора античного маски.
                В естестве своей дикости благ,
                Как кривлялся в козлиной он пляске.



                Вот проем между крайних домов,
                Где и близко не видно , однако,
                Ни коринфских колонн , ни жрецов.
                Этих врат шлакоблочная арка
                Безусловна в пуху облаков,
                Будто знак чистоты у весталки.



                Где-то здесь он оставил следы
                Здесь , на площади , зримо , реально,
                В предрассветное  время , и  ты
                Подошел к нему как бы случайно
                Может быть , чтоб яснее черты
                Разглядеть , рассуждая буквально.



                И как древний придирчивый грек,
                Что искал с фонарем  человека,
                Это он зажигалкой извлек
                Твой портрет из полуночи мелкий,
                Проступив между сомкнутых век
                В межеумие нового века.



                Ах, как были тогда вы близки,
                Ты и он , обыватель и гений !
                Но ни слова , ни жеста руки,
                Только свет , разгоняющий тени,
                У скамьи , да огня языки
                Лавром славы в висках его рдели.


                Только шифра обновленный ряд
                В соответствие с данною ролью,
                Чуждой блеску сервильных наград,
                Праздномыслию и  суесловью-,
                Белый плащ тот и сдержанный взгляд
                Понимания , полный любовью.



                Рядом почта. Но ты не сочти
                Себя новым апостолом. Это
                Только личная почта. Смолчит
                О нем сплетня , не скажет газета.
                Для чего бы тебя посетить
                Мог блуждающий дух Параклета.


               
                От щедрот его , словно пера
                Резкий росчерк -, нежданная милость,-
                Протяженной чертой серебра
                Взрезав тьму , как тебе и не снилось,
                По ту сторону зла и добра
                От востока звезда покатилась.



                Ты ли был от полуночных стран
                Полномочным такого свиданья?
                Хлюпал в ванной заржавленный кран,
                И дразня монотонным журчаньем,
                Сонной пневмы впадал Иордан
                В воды Мертвого  моря сознанья.



                Лезло утро в пустое окно,
                Чуя кашу перловую рылом.
                И вещей расползалось сукно,
                И пространство с досады  рябило,
                И в гримасу кривилось оно,
                Потому что не бывшее было!