Я начинаю горестную повесть

Я начинаю горестную повесть:
В стране моей расстреливают совесть,
В стране моей расстреливают детство.
И никуда от этого не деться!
В моей стране униженная старость.
- Неужто состраданья не осталось?!

Мне говорят: писать нужно светло.
Зачем смотреть сквозь тёмное стекло?
Мне говорят: пиши-ка о любви,
Чтоб на страницах пели соловьи,
Чтоб расцветал от солнца яркий день:
Весна, луна, Рахманинов, сирень…
И льётся милый, закруглённый стих,
Радушен, осторожен, светел, тих.
Что понапрасну, даром душу рвать!
За этим всем стоит такая рать!
И что твой голос? – тоньше писка мышки.
Ну а услышат, тут тебе и крышка!
Была и есть наивна – столько лет! –
Себе самой всегда наносишь вред.
А прошлая наука – что? Не впрок?
Я думал, что ты вынесла урок.

Хотела жить я радостно, светло.
Наверно, мне с собой не повезло,
И сколько я нашла бы ярких тем,
Но вдруг язык мой делается нем,
Когда я вижу одураченный народ:
Мужик, который с горя пьёт,
От горя обезумевшая мать –
Всех бед в России не пересчитать.
А рядом эти, как их… «нувориши»
Над ними «крыши» и ещё раз «крыши».
Это для тех, кто много наворует
Есть ведомства, которые «крышуют».

И тут же нам с экрана объяснят,
Зачем для нас который год подряд
Несёт свой тяжкий депутатский крест,
Тот, кто и сладко пьёт, и сладко ест,
И строит за границей виллы,
(А вдруг народ свой схватится за вилы!)
А что б его, народ, не развращать,
Долги совсем ему  не возвращать.
(Пообещал – и снова обещать.)
О, это целое искусство!
Но если жить ты хочешь вкусно,
Освоить должен разговорный жанр,
Что б своевременно гасить пожар
И справедливый гнев народный,
У полунищих, оскорблённых…

Но кто речист, так уж действительно речист,
Так это наш «заслуженный юрист».
Как вдохновенно, так азартно врёт!
Сейчас одно, потом наоборот.
И не поймёшь, какой он масти?
Одна задача: быть угодным власти.
И по заслугам власть его ласкает.
Кого-то он мне всё напоминает?
В чужой стране, в другие времена…
Ну что же, с возвращением, страна.

Куда бы из страны своей бежать?
Но разве дети выбирают мать!
И что такое Родина? – мой род,
Ты сам, твой дом, твой сын и весь народ.
Ты был и есть российский гражданин.
Он, и Она, Они – ты не один!
И если бы нам за руки всем взяться,
Могучее бы получилось братство.

* * *
По заплаканным дорогам
Брёл куда-то человек.
Брови, сдвинутые строго,
Лет не мало и не много,
Но как будто целый век
Нёс за скорбными плечами,
А в невидящих глазах
Столько боли и печали –
И не выразишь в словах!

О весне грачи кричали,
Дождь, весенний, как из лейки,
Но у дома на скамейку
Сел нестарый человек
И застыл на целый век.

А прохожие спешили:
Пьян мужик – они решили.
Но ничейные мальчишки
Подошли: «Ни чё пальтишко!
Жалко, мокнет под дождём.
- Эй, мужик, чего мы ждём? -
Заблудился, знать, по пьяни.
Поглядим, что есть в кармане…
Надо же – вот это номер!
А мужик-то, глянь-ка, помер!»
- Ты давай, не трусь, пацан,
Лезь вон в тот его карман.
В тот, который оттопырен.
- Да, карман держите шире.
Никаких тут денег нет,
Только вот, гляди, конверт.

Из конверта на ребят
Глянул весело солдат
И письмо – один листочек.
(Полудетский даже почерк)
И ещё листок вдогонку –
Весть-убийца: похоронка.

…Как же ты посмел, солдат,
Не прийти домой, назад?
Где тебя любили, ждали…
Дождь всё шёл. Они стояли…
Тот, кто старше, наконец,
Произнёс: «Прости, отец».
Первый раз вот так, всерьёз,
Это слово произнёс.
И от этого вдруг слова,
Прозвучавшего сурово,
Что-то дрогнуло в сердцах
У подростков, у мальчишек,
Брошенных, голодных, лишних,
Смутно знавших об отцах.

Гасли окна, но одно
Всё тревожилось окно.
Не погасло – там не спали.
Там кого-то ждали, ждали…

* * *
 До срока на лице морщинки,
 От слёз ослепшие глаза,
А скорбь хранящую косынку
Уже во век не развязать.
Сидишь бессонными ночами,
С ним говоришь,
как   в полусне:
Он пишет, чтобы не скучали,
Что он вернется, чтоб встречали
Теперь уж скоро - по весне.
- Весна, весна! - грачи кричали.
И вот  - за что?!
По чьей вине?!
Его портрет в печальной раме
Висит на траурной стене.
Твоя беда,
твоя утрата…
-  Не дай нам Бог её испить! -
Была и есть ты мать солдата,
Но за грехи какие плата -
Родного сына пережить?

* * *

А жизнь так много обещала,
И всё, казалось, по плечу.
Нет, я от боли не кричала,
Я и сейчас не закричу.

Как долго, долго длятся ночи…
А я живу, а я дышу
Наверно, потому, сыночек, 
Что в сердце я тебя ношу.

В коротких снах мне снятся горы.
Я там… Спасти тебя хочу!
В горах, как эхо, бродит горе
С мечом, подобно палачу.

А я вдруг сделалась орлицей,
Кружу над пропастью, кружу,
Чтобы тебе не оступиться,
Тебя собой загорожу.

Кружу большою, сильной птицей,
Тебе подставила крыло.
Всё снится этот сон мне, снится…
Как много снега намело,

Как много вёсен отшумело,
А горе на сердце легло,
Со временем не отболело,
Чуть поутихнув, не прошло.

* * *



Гибли мальчики в сорок первом,
В той, далёкой уже войне.
Душу точит болящим нервом:
А за что погибали в Чечне?

За Россию? За землю? За веру?
Или – что там ещё говорят?
Чтобы лучше мы жили… -
Не верю!
На убой посылали ребят.

Кабинетные генералы,
Государственные умы,
Или крови людской вам мало?
Правят пир во время чумы!

В сорок первом война бушевала.
В ней высокий России трагизм.
Отступала страна, наступала.
Но ведь мы победили фашизм!

Ну а в этой – кровавой, продажной,
Нам каких ожидать побед?
Да! Риторика.… Знает каждый –
Только новых трагедий и бед.

Только время, наверное, скажет,
Кто же должен держать ответ.
Так морочить своих же граждан!
…Или граждан и вовсе нет?