Зайцы

Чем, напившись, бить прохожих,
да имущество корёжить –
лучше вас потешу басней, –
басней как-то безопасней.

Был у хозяина Трезор –
того хозяина позор.
Курятник, стойло и забор –
того Трезора кругозор.
Повсюду мухи липли роем,
пускали свиньи пузыри,
коровы, кротки изнутри
бродили вдоль ограды строем, –
всё во дворе ласкало взор.
И, всилу этого, Трезор
осуществлял за ним надзор,
пока хозяин делом занят:
он дни и ночи напролёт
нальёт, сглотнёт, и вновь нальёт,
закончится, –  ещё достанет.
А между тем во мраке нощи
сгущались тучи в тёмной роще –
того седой не ведал старец,
что зайцы во сыром бору
в ту ночь по мирному двору
лихой затеяли ударец.

Они умом недалеки;
а в массе – просто дураки.
Но лучшие меж них умы
однажды создали ученье
чьё исключительно значенье:
«Природа, правда, как и мы,
имеет право на ошибки;
но больно те ошибки шибки –
ни правды нет, ни утешенья:
иной зубаст, охоч до драки,
мерцает зрак его во мраке,
таким – почёт и подношенья,
А нам – сидеть, дрожа от страха,
а в страхе жить – поди не сахар!
Какое следует решенье?
Чем ждать, чтоб всяк ловил и мучил,
могучими нам стать не лучше ль?
Злодейцы будем – вот где выход!
Как только станем мы крутеньки,
глядишь, появятся и деньги,
а сколько всяких прочих выгод!
Мы по ночам будём бродить
и хулигации водить;
кого-нибудь обкрадывать
и этим душу радовать;
зубасту тварь же если встретим,-
так пинать ея ногой,
а потом ещё другой,-
себя мы возвеличим этим!»
Быть посему! собравшись вместе
решили: в ночь без промедленья
начать ужасны преступленья,
всех прежних гаже и известней.
Создали: схему грабежа,
два пистолета – муляжа;
крутые выучили песни.

…Так из ночного мрака зло
неотвратимо поползло…

Истошны вопли в два часа
весь двор подняли, даже пса –
неслыханный доселе случай.
То косой застрял в подкопе
и верещал, как вошь в сиропе.
И вот, пока скотина кучей
ржала и прыгала в хлеву,
забросив пойло и траву,
на вопли чёрт принёс охрану.
С охраной вышел балаган, –
собаке ствол по барабан
вкрутился в нос под речь погану:
«Что, псина, дрыхнешь на деньгах?
А мне ли, хлопцу в сапогах
торчать в дыре в вонючей луже!
Он спит, а тут в нелепой позе
тону я, что глиста в поносе!
Тащи, иначе будет хуже!»
Как быть? Положено кусать,
а покусавши – записать;
но до того ль – кусать – писать,
когда себя пора спасать?
И, так судив, извлёк поганца.
И вот, пока, листвой шурша,
топчась по лапам и ушам,
ещё пихалось штук пятнадцать,
тот, с кобурами на помочах
дерьмо стряхнувши, так лапочет:
«Орать ты, пёс, умеешь сутки;
а стоит только звук шагов
крутых услышать мужиков,
так хоть выкуривай из будки!?
Вот видишь эти пистолеты?
Пока не в морге на столе ты
не искушай мово терпенья,
давай нам златы и каменья!»
И ждёт, своими горд словами.
Трезор такого дурака
ещё не видывал пока,
и молвит: «Судари, бог с вами!
Какие златы и каменья?
О них не слышал по сей день я –
не держим этаких безделиц.
Есть удобренья и компост,
весьма хорош, хотя и прост,
хотите – силосом поделим-с!
Вот дивный торф, а вот – навоз, –
но не мечи его вразброс:
навоз – созрения основа!
Ты в меру в яминку покладь,
и сверху зёрнышко посадь,
могу вам дать…» Но тут косого
ну, натурально взорвало:
«Покладь себе его в хайло –
авось хоть так созреешь мозгом!
Чем слух пускать в преступный мир
что мы обчистили сортир,
мы лучше двор тебе по доскам,
не дашь хотя бы векселя –
порушим, душу веселя!»
За что взялись – ну не скоты ли?
так резво, что хозяин в хате
разбужен, свергнулся с кровати,
да на окно полез – к бутыли.
А за окном – косых толпа,
имея сопли до пупа,
и тяжки похватав предметы
по доскам разбирает хлев,
то ль захмелев, то ль заболев, –
то не горячки ли приметы?
Опять косым не повезло –
у деда крышу повело,
и в тот же миг в окне возник
пренеприятный ствол фузеи,
которой надо быть в музее.
И, только враг к земле приник, –
залп грянул, выпустив во тьму
не столько дроби, сколько смрада.
Ограду срезало – что надо!
И грянул скотский смех из хлева!
Стук лбов, лай, грохот справа, слева,
дым, богохульства, топот, кашель,-
всё посмешалось в этой каше!
Быстрее всех, известно, страх,-
на всю округу свист в ноздрях -
бегут вовсю, доверяясь лапам
уж без помоч и сапогов
приобретатели деньгов,
покуда дед, контужен залпом
отвёрткой колупался в ухе.

…А с образов святыя духи
взирали, красны со стыдухи…

Чуть позже их найдут в лесу,
и будет следствие, и суд,
и насмеются вдоволь судьи,
и жалкий лепет оправданья
про недостаточность питанья
не утаит зловредной сути:
В них распознают дураков
крупнейших аж за пять веков,               
да расползутся толки колки               
о том что хищным-то как жить –
уж носа ночью не кажи –
у зайцев счёты, мол, недолги!


«Ну что ж, – мне скажут, – то маразмы,
какие видели не раз мы, –
иное дело – волки, урки!
А эти-то грабители –
ничтожные любители –
им красть опасно и окурки!»
Согласен – заяц не опасен.
Моих же басен смысл ясен:
Есть много тех, кому разбой
определён самой судьбой –
их травят, не приемля жалоб.
А есть такие, чья судьба
как ни верти – в норе сидьба,
таким запомнить не мешало б:
Жили б зайцы в страхе божием –
реже били бы по роже им!


          1994 г.