Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Спасибо за огонек

Этот рассказ автор "Великого Гэтсби" написал в 1936 году для журнала The New Yorker, но редакция отклонила произведение, сочтя его слишком "фантастичным". Спустя 75 лет рукопись была найдена в архиве Фицджеральда и предложена тому же изданию, которое на сей раз откликнулось более благосклонно. Рассказ Thank You for the Light выходит в номере The New Yorker от 6 августа 2012 года. Предлагаю вниманию читателя свой русский перевод.



СПАСИБО ЗА ОГОНЕК

Ф. Скотт Фицджеральд

К сорока годам миссис Хэнсон слегка поблекла, но еще оставалась вполне миловидной. Она торговала корсетами и поясами, разъезжая из Чикаго. Многие годы ее территория пролегала через Толидо, Лайму, Спрингфилд, Колумбус, Индианаполис и Форт-Уэйн. Перевод в округ Айова-Канзас-Миссури означал повышение: к западу от Огайо ее фирма закрепилась основательнее.

На востоке она была с клиентами накоротке. Чуть ли не в каждой конторе, бравшей у нее товар, хозяин, уладив дело, тотчас угощал ее выпивкой или сигаретой. Но вскоре она обнаружила: в новом округе дела обстоят иначе. Мало того что ей ни разу не предложили закурить — несколько раз на ее собственный вопрос, не будет ли кто возражать, отвечали, как бы извиняясь:

— Да я-то не против, но это дурно влияет на сотрудников.

— Ах, да, конечно, понимаю.

Курение порой многое для нее значило. Работа была тяжелой, а сигарета в какой-то мере давала отдых и психологическую разгрузку. Миссис Хэнсон была вдовой, не имевшей близких родственников, которым можно было бы писать письма по вечерам. Если она смотрела больше одного фильма в неделю, у нее начинали болеть глаза. Вот так курение и стало важным знаком препинания в длинной фразе дорожного дня.

В последнюю неделю своей первой поездки по новому округу она оказалась в Канзас-Сити. Август был в самом разгаре, среди всех своих новых знакомых она ощущала некоторое одиночество, а потому обрадовалась, увидев за дальним столом в одной фирме женщину, которую знала в Чикаго. Она присела, пока ее не вызвали, и в ходе разговора кое-что выяснила о человеке, с которым предстояла встреча.

— Он не будет возражать, если я закурю?

— Что? Боже мой, ну, конечно, будет! — воскликнула подруга. — Он жертвовал деньги в поддержку закона против курения.

— Ого. Ну что ж, спасибо за совет — большое спасибо.

— Лучше вообще будь осторожнее в здешних краях, — сказала подруга. — Особенно с мужчинами за пятьдесят. С теми, кто не был на войне. Один человек мне сказал: никто из воевавших никогда бы не стал возражать, если кто-то закурит.

Но уже в следующем пункте своего маршрута миссис Хэнсон столкнулась с исключением. Он казался приятным молодым человеком, но, как зачарованный, глаз не сводил с сигареты, которой она постукивала по большому пальцу, так что пришлось ее убрать. Наградой стало приглашение на обед, и в течение часа она получила крупный заказ.

Затем он настоял, что непременно отвезет ее на следующую встречу, хотя она вообще-то собиралась найти поблизости отель и сделать несколько затяжек в умывальной.

В тот день приходилось бесконечно ждать: все были заняты, опаздывали, а когда клиенты все же появлялись, то оказывались сплошь узколобыми мужчинами, не любящими, когда другие потакают своим слабостям, либо женщинами, вольно или невольно поддерживающими взгляды этих мужчин.

Она не курила с самого завтрака и вдруг осознала: так вот почему она ощущала смутное недовольство в конце каждого звонка, каким бы успешным он ни был в деловой части.

Вслух она говорила:

— Мы считаем себя первопроходцами. Конечно, это всего лишь резина и полотно, но нам удается соединять их вместе по-иному. За год реклама по всей стране выросла на 30 процентов — красноречивый факт.

А про себя думала: «Мне бы хоть три затяжки — и я смогла бы продать на корсет допотопную пластину из китового уса».

Ей оставалось побывать еще в одном магазине, но встреча предстояла не на полчаса. В самый раз бы отправиться в отель, но, не видя нигде такси, она пошла по улице пешком, думая: «Наверное, надо бросать курить. Я же превращаюсь в наркоманку».

Перед собой она увидела католический собор. Он казался огромным, и внезапно ее осенило: если столько ладана уходит ввысь по шпилям к Богу, легкий дымок в притворе ничего не изменит. Что за дело Господу, если усталая женщина сделает несколько затяжек у входа?

Тем не менее, хоть она и не была католичкой, сама эта мысль ее оскорбила. Так ли уж важно, чтобы она выкурила сигарету, когда это может оскорбить еще и многих других людей?

Однако в голову навязчиво лезло: «Он бы не стал возражать. В Его времена даже табака еще не открыли…»

Она вошла в церковь; в притворе было темно, и она поискала в сумочке спичку, но не нашла ни одной.

Зайду и прикурю от какой-нибудь свечи, подумала она.

Мглу нефа нарушал лишь огонек в единственном углу. Она прошла по проходу к белому пятну и обнаружила, что это вовсе не свечи, да и в любом случае огонек сейчас исчезнет — старик уже гасил последнюю лампаду.

— Это — вотивные дары, — сказал он. — Мы выкладываем их ночью. Мы считаем, что для людей, их приносящих, важнее сохранить их до следующего дня, чем оставить гореть на всю ночь.

— Ясно.

Он погасил последний светильник. В соборе больше не оставалось ни одного огня, не считая электрической люстры высоко над головой и неугасимой лампады у дарохранительницы.

— Доброй ночи, — сказал церковный сторож.

— Доброй ночи.

— Мне кажется, вы пришли сюда помолиться.

— Да.

Он удалился в сакристию. Миссис Хэнсон встала на колени и начала молиться.

Молилась она долго. Она плохо понимала, за что надо молиться, поэтому молилась за своего работодателя и за клиентов в Де-Мойне и Канзас-Сити. Закончив молитву, распрямилась. На нее смотрел образ Мадонны из ниши в шести футах над головой.

Она смутно уловила это. Затем поднялась с колен и устало отошла к углу церковной скамьи. В ее воображении Дева снизошла, как в пьесе «Чудо», и заняла ее место, продавала за нее корсеты и пояса и, точно так же как она, утомилась. Затем на несколько минут миссис Хэнсон словно бы погрузилась в сон.

Она проснулась, осознав: что-то изменилось. Постепенно она ощутила в воздухе знакомый запах, но не фимиам, и пальцы ее обожгло. Потом стало ясно, что сигарета, которую она держит в руке, зажжена — горит.

Еще плохо соображая, она сделала затяжку, чтоб сохранить это пламя. Затем взглянула на смутную нишу с Мадонной в полумраке.

— Спасибо за огонек, – сказала она.

Этого показалось недостаточным, и она опустилась на колени, пока дымок струился из сигареты между ее пальцами.

— Большое спасибо за свет, — сказала она.

1936