Анна Керн и кузен Виноградский

Из воспоминаний А.Виноградского об А.П.Керн:

"Многие женщины, воспаляемые огнём его речей и страстию его взглядов и манер, увлекались им до цинизма… Некоторые, разумеется, весьма немногие, допускали даже непозволительные ласки – персидские или содомские удовольствия… И он их не уважал, кроме тех, которые держали себя вдали от него, как например, моя жена и некоторые другие. Она, моя голубка, светлым, чистым взглядом, своими скромными манерами и речами, своею простотою, исполненною невинности сердечной, своим поэтическим идеализмом и высшими воззрениями на жизнь исключала возможность грязных поползновений и была воспета Пушкиным как «гений чистой красоты»».
Анна Петровна, вероятно, реально ощущала разницу в возрасте и боялась потерять молодого мужа. В 1849 году Марков–Виноградский оставил запись в дневнике: «Жена. Она, моя голубушка, боится, чтобы я не разлюбил, не изменил ей. В начале нашей связи она этого же боялась. И опасения в течение девяти лет преследовали её, как необходимый спутник счастья! Но моя любовь срослась со всем моим организмом и сделалась необходимым элементом моей жизни. Я извиняю её ревнивые выходки, но в себе уверен, потому что знаю себя – моя любовь к ней неизменная, как свет солнца.
Я люблю её, мою душечку! Люблю со всей нежностью, и нет сил в природе, которые бы могли разрушить мою горячую привязанность к ней! Всё, что есть во мне, всё принадлежит ей! Её теплота насквозь проникает меня и производит во мне сладостные ощущения, каждый мой нерв всасывает её… я счастлив от её прикосновений <…> её голос, мягкий и мелодический, чарует меня. Я весь любовь, весь счастие, и нет для меня радости за чертой моей семейной жизни. Боже, благослови нас, улучши наше состояние во всех отношениях!.. О, как жестоки внешние обстоятельства, нас окружающие! Они убивают нас!»


***
Спасибо Господу, что он
Позволил Анне быть любимой
Не так, как Пушкин был влюблён,
Талантом обессмертив имя…

Кузен в голубке возлюбил,
Став мужем, свет её безгрешный,
И голос, ласковый и нежный,
Отдачу всех душевных сил…

То, что, потери пережив,
С желаньем подарила сына…
Вторая жизни половина –
Спокойный, хоть в нужде, мотив…

Не упрекала вновь и вновь
Давно желанного кузена:
Не предприимчив… но любовь
Важна – не поза и не пена...

Преградою он не считал,
Что разность лет легла меж ними…
Не ревновал, когда свеча
Поэта освещала имя...

Представим кабинет Того,
Во мраке, освещённом лампой…
Паденье бабочек, что залпом
На свет влетали… никого…

И камешек невдалеке:
Вскользь о него Она споткнулась…
Гелиотроп… цветка коснулась,
Так нежно сжав его в руке…

И не родиться как стихам
В воображении Поэта?
Но чувство тайного греха
Ослабевало всё ж при этом…

И – изливалась боль в ладонь
От ускользающей любови:
Когда стихами ты ведом,
Не удушает вязкость крови

От переполненности чувств,
Что Пушкин выдохнул устало:
Теперь не Анне пьедестала –
Шедевру – жаждал златоуст…

А нервы Музы тем спаслись,
Что не Поэт признался в страсти,
А тот, Единственный за жизнь,
Что жизнь и в бедности украсит…