Феникс. Смерти нет

Легкий ветра вздох — смерти нет.
Тот, кто пламя сам, не сгорит в огне...
(Тэм Гринхилл)


Я не зря прошел свой путь.
Все не зря. Не зря увидел огонь, обвивающий тело молодой ведьмы, огонь, отразившийся в серых глазах ее сестры — девчушки с огненно-рыжими непослушными волосами. Так это пламя и осталось в серых глазках и в маленьком сердечке.  На долю Ники выпало немало бед. В свои девять она уже была мудра и научена несладкой жизнью.  Когда она смотрела, как умирает ее сестра, ни одна слезинка не покатилась по ее личику. Она знала: ведьмам нелегко, ведьм боятся и поэтому убивают. Они никому ничего плохого не сделали. Просто, наверное, ведьмы знают больше. Они мудрее. Вот поэтому и боятся.
С тех пор прошло три года, но я до сих пор помню (да и забуду ли когда-нибудь?), как маленькие пальчики сжимали мою руку и девочка, глядя в огонь, уносящий ее сестру повторяла «Смерти нет. Смерти нет». Я уносил девочку на руках. Она около месяца еще была в бреду. Не знаю, почему я взял эту девчушку. Не знаю, почему она пошла ко мне. Но я точно знаю, что иначе и быть не могло. В любом другом случае — девочку не оставили бы в живых. Когда стражники  пришли за двумя девочками, которых бросила мать, которые жили тихо и никому не мешали, но которые были ведьмами (а ведьм боятся), я, бывший в числе тех стражников, сразу обратил внимание на огненно-рыжую девчушку, с еще боязливой гордостью смотревшую на чужаков. Старшую (ей было 16) сразу забрали в темницу, а Нику отдали «на перевоспитание» одной семье. Что за чушь?! Конечно, девочка не ужилась. В конце концов ее тоже отправили бы на костер — ведьм боятся. Когда мне предложили забрать Нику себе, я сразу согласился. И ни разу не пожалел. Конечно, это большая ответственность, но девочка стала мне лучшим другом. Она многому меня научила — за это я перед ней в долгу.
Да только теперь это не важно.
Люди не забывают страх. Если три года назад ребенку позволили уйти, то теперь о ней вспомнили. Кому она мешала? Ведьм боятся.
Последние месяцы мы жили, где придется. Нам пришлось прятаться. Часто ночевали в лесу. В лесу дикие звери, но в городе хуже — там люди. Да и нам не было плохо — сидеть вдвоем у костра и разговаривать о звездах. У Ники все сильней стали проявляться колдовские способности (она говорила, что все ей досталось от бабки, в честь которой ее и назвали, а у сестры больше способности матери были).  Ника могла вылечить с помощью трав,  она чувствовала силу камней и разговаривала с духами леса. Более всего ее тянуло к пламени. Ника легко могла держать раскаленный уголек в руках, не обжигаясь. Когда ей нужны были силы, она обращалась к огню. Моя огненная девочка....
На нас напали. Ночью. Это низко. Напали на безоружных. Мы боролись — как могли. И мы победили. Победили ли?
Ника, призвавшая на помощь стихию огня, будто сама стала пламенем. Я никогда не видел ее такой, а напавшие на нас люди с удивлением бросали раскалившиеся мечи и стряхивали с себя огонь, обхватывающий их. От нападавших остались только груды пепла. От Ники — только полупрозрачная оболочка. Я нашел ее лежащей на обугливающейся вокруг нее траве.  В обессмыслившихся глазах  -  пустота — не огонь. 
Теперь, стоя перед ней на коленях я понимаю, что бесконечно виноват: не смог уберечь маленькое пламя. Мне становится холодно и темно. Как только угасла жизнь в это девочке, погас свет в моей душе. Никогда не забуду, как она последний раз взглянула на меня своими огромными светлыми глазами, глазами смотрящими прямо в душу, сказала тихо, отчетливо и уверенно: «Смети нет» и ушла туда, куда уходят, видимо, пламенные птицы, которых называют Фениксами. Они никогда не умирают. И моя Ника просто ушла куда-то далеко. Но она точно есть. И все так же пылает, освещая непроглядную тьму своей  искренней детской любовью, которая не имеет границ. Я уверен, что она там будет счастлива. И жизнь продолжается для нее, ведь Смерти — нет.