Вещий сон

   К мистике у меня отношение трепетное, я бы сказал, даже, почтительно – уважительное. Вспомни себя, дорогой читатель в далеком детстве. С каким волнующим нетерпением ждешь вечера, чтобы послушать  страшные рассказы или о чем – то таинственном, сверхъестественном.

   Рассказы были, по заверениям самих рассказчиков, настоящие, правдивые, чему и непременно свидетели найдутся. Ими, обычно, являлись чьи – то бабушки или знакомые  хорошо знакомых.
   Да, что говорить о детстве. Припоминаю армейские годы.
               
   Попал я, однажды, по какой – то (не очень важной) причине, в госпиталь. Времени много, занятие одно -  лечись и выздоравливай. После отбоя, если в «самоволку» не уйдешь, лежишь, слушаешь да диву даешься чудесам и страхам небесным. Ни разу не доводилось слышать, что бы кто – нибудь сказал: «брехня». Чего не наслушаешься только, а коль рассказчик попадется красноречиво - даровитый, настолько увлечешься, что и рот раскроешь и дыхание затаишь. 
   Вот оттуда, с тех времен и осталась у меня любовь, тяга  к таинственному, трудно объяснимому. Справедливости ради скажу, что эта любовь, страсть, жить мне нисколько не мешает, но всячески окрашивает ее и делает ярче. В облаках я хотя и не витаю, но летать могу.
 
   Судьбу человеческую, как предначертанность, я стал признавать, когда лишь в самой малости приобрел соответствующие сведения и стал отдавать себе отчет в ее определении, хотя  ни каких проявленных доказательств тому, не имел. 
   Кроме различных историй,  передаваемых вербальным путем, ни что не подтверждало моей веры, но   после одного события, вера моя в судьбу укрепилась до самой, что ни на есть,  убежденности.

   Oтрицающим судьбу, как предопределенность, скажу, что мало видел людей, из числа фаталистов, обреченно и безвольно плывущих бревном по реке жизни.

   Возможно, способность к  воображению, чуткая восприимчивость окружающего мира, открывает обладателям сего качества нечто такое, во что трудно поверить людям со слишком рациональным умом, конкретным мышлением. Но даже и мне, человеку весьма воображаемому, не раз приходилось усомниться в правдивости рассказов людей, к коим я испытывал довольно добрые  и уважительные отношения, и они не были склонны к выдумкам и фантазиям.  Это были люди искренние, правдивые. Не скажу, что все они разделяли точку зрения о материальном происхождении мира или, напрочь, отвергали божественное начало.

   Одно дело слышать от кого – то повести о вещих снах, и совершенно другое дело стать самому непосредственным участником, основным героем и рассказчиком удивительного, хотя и не трагического, но все – таки, несчастливого случая, произошедшего со мной четырнадцать лет тому назад.

    Утром, семнадцатого октября, одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года, я пересек финляндско-российскую границу и вечером того же дня был в Ленинграде или  как сейчас его называют, в  Санкт-Петербурге.
   Родители мои были преклонного возраста, и им предстояло переехать ко мне. Они сообщили мне, что поезд из Самары будет  восемнадцатого октября, ранним утром.

   Ехал я не один. Со мной был мой сын, мой добрый помощник и верный учитель.  На ту пору ему исполнилось восемнадцать лет, что нисколько ему не мешало авторитетно наставлять меня по тем или иным жизненным вопросам, начиная словами: «Отец…», и в тоне его слышалось отеческое недоумение по поводу моей  несостоятельности в понимании вещей очевидных и не требующих разъяснений.
   Одним словом ехали не скучно. Я уму – разуму учился  да радовался, какие дети умные пошли, не то, что мы.

   Поздним вечером нас приняла на ночлег, доброй души женщина, знакомая, Элина Андреевна, жившая не далеко от проспекта Стачек, и бывшая одной из теток, близкой мне на ту пору, И…ны  А…ль.
Поговорили о том, о сем и стали готовиться ко сну.

    На сон оставались короткие ночные часы. Заснул я не быстро и спал отрывистым и беспокойным сном. Постоянно что - то мельтешило перед глазами, навстречу непрерывно неслась узкая лента мокрого, серебристо-грязного асфальта, расширяющаяся перед глазами. В те же минуты, когда я проваливался в неверное забытье, вдруг вздрагивал всем телом, отчего сердце начинало лихорадочно, бешено колотиться, и я просыпался.

   В какой-то из отрезков сна, который показался мне долгим, я вдруг явственно увидел, словно со стороны, свою машину, стального металлика «Пежо», себя внутри ее, сына на переднем сиденье, сидящих, позади нас,  моих отца и мать.  Было еще темно, светили фонари, мы приближались к перекрестку перед Дворцовым мостом  и набережной Грибоедова. Машин было мало, нам горел зеленый свет. Въезжая на перекресток, я вдруг боковым зрением вижу стремительно приближающееся темное  пятно. Расстояние кажется достаточным, но вскоре я уже различаю предмет - это машина, «Лада» темного цвета. Как потом оказалось, цвета темно-синей изоленты.

-Что за черт, почему он едет на красный?!- обрывались мысли, - я же не успею… б…ь! Только и успел выругаться. Раздался боковой удар, брызнули, как мне почудилось,  стекла веером, нас закружило, понесло на встречную полосу к Дворцовому мосту. Сразу, откуда не возьмись, хлынули встречные машины.
-Ну, все!- и вырвалось еще раз нецензурное и последнее. Вращение прекратилось внезапно, словно по чьей  – то прихоти. Все сидели молча. Я со страхом посмотрел назад. Живы. Вышел из машины. Правый бок был разбит, стойка погнута, двери вмяты и не открываются. Обойдя «Пежо», я вновь выругался, - попали…
Асфальт был усыпан осколками стекла, а поодаль стояла злополучный автомобиль...

    С тяжелым сердцем, разбитый и хмурый, я встал, растормошил сына. Элина Андреевна отметила мою нездоровость лица, на что я поведал ей свой сон. Желая отвлечь меня от мрачных мыслей, она постаралась объяснить мой сон предстоящей встречей и волнением.   
    Я поблагодарил за кров и добро. На том и распрощались.

    Вряд ли я помню любой другой сон до всех мельчайших подробностей как этот, виденный мною в канун моего дня рождения.
    Восемнадцатого октября того года, ранним утром, автомобиль «Пежо» и все находящиеся в нем пассажиры, вместе с вашим автором, попали в автомобильную аварию, где все сошлось до мелочей.

    С трудом мы все – таки добрались до места назначения. Страховая компания заявила, что машина восстановлению не подлежит. Страховка моя была ограниченной местом жительства и  выплат не предполагала.
    Дело, первичный материал, «заволокитили» , вины в действиях пьяного водителя (сотрудника правоохранительных органов), не усмотрели и, не найдя состава преступления, списали в архив.

    Знакомая моя, И…на А…ль,  отнеслась с сомнением к моему сну, впрочем, ни как его не обозначив, но я то ее знал довольно хорошо, что бы ошибиться в своих выводах.  Вот, пожалуй, и все  о вещем сне, жизни, судьбе и человеческой натуре.

    Тем же днем, звонившая, голосом Элины Андреевны, подтвердила своей племяннице достоверность моей истории о вещем сне,  развеяв все сомнения и оставив за мной доброе имя как человека правдивого, хотя и весьма воображаемого.

июль, 2012 г.