Мой отец играл на мандолине

* * *

Мой отец играл на мандолине,
Он играл, вздыхал да пел о том,
Как в саду, мол, в ягодке-малине
Свет княгиня зналась с пареньком.

Уж давно, бывало, спит селенье,
Свежим тмином пахнет тишина.
А мужик всё так же, с настроеньем,
За кустом тиндличет у окна.

И такая вдруг забьётся горечь,
И такой забуйствует подъём...
Забредёт сосед Кузьма Григорич –
И потянут песенку вдвоём:

Дескать, что ж ты, радость человечья?
Коротка ты, радость, у братков:
То поляжешь в поле под картечью,
То истлеешь в глыбах рудников...

А в ночи, бывало, за избою
Голосят лягушки из коряг.
И певцы простятся, со слезою,
И добавят: «Грить твою растак!»

И теперь вот с тем же настроеньем
Я и сам – с гитарой на порог.
И грущу о смолкших поколеньях,
Истомлённых пылью всех дорог.

Хорошо ль, папаша, в той долине,
Где и Ванька-ключник молодой?
А кажись, вот-вот на мандолине
Заведёшь о бренности земной.

Ах, давно ль ходили, и кричали,
И дрались за сей подножный прах!..
А теперь и вспомнишь-то едва ли
О далёких ваших именах.

И такая древняя кручина –
Задрожит в наклоне верболоз!
«Догорай, гори, моя лучина!» –
Это я пою. Ужель всерьёз?

И такая вдруг забьётся горечь,
Что хоть дуй об стенку головой!..
Выручай, сосед Кузьма Григорич!
Да и ты, миляга, – был такой.

1966