Ариосто. Неистовый Роланд избранное

Лодовико Ариосто

НЕИСТОВЫЙ РОЛАНД
Перевод А. Михеева
    Избранные песни

    Песнь третья, 1-65

1. Кто даст мне речь, достойную величья
Предмета, что для песен я избрал,
Чтоб стих, отвлекшись от забот привычных,
На новых крыльях цели достигал
Поставленной, чтоб жарче, чем обычно,
В груди моей огонь заполыхал?
Ведь я пою для своего владыки
О прародителях его великих.

2. Великий Феб! Поверь: под небесами
Средь множества других государей,
Назначенных тобою править нами,
Ни на войне, ни в мире нет славней
Того, чей род в грядущем над веками
Восторжествует знатностью своей
(Коль мне певца призвание не лжет),
Пока ведут свой звезды хоровод.

3. Чтобы прославить гордый сей удел,
Я б одолжил твою святую лиру,
С которою Зевеса ты воспел
В час олимпийцев сладостного пира.
Чтоб с этим камнем сладить я сумел,
Резец свой благородный, светоч мира,
Доверь мне – и бессонные труды
Вложу я в эти дивные черты.

4. А нынче долотом лишь неумелым
Я истязаю мраморную плоть,
Надеясь, что сомнительное дело
Одно усердье сможет побороть.
Вернусь к злодею (он не будет целым,
Доспехов прорву нацепил бы хоть!).
Отъехал восвояси Пинабель,
Чтоб спутницу свою сгубить хотел.

5. Взмостясь в седло, поводья он берет
И едет вдаль от скорбного предела,
Задумчиво кривит усмешкой рот,
Решивши, что она не уцелела.
Обычно злая совесть не дает
Свершить всего одно худое дело
И потакает новому разбою:
Ее коня злодей забрал с собою.

6. Пока пусть козни строит лиходей,
Себе он пользу принесет едва ли.
Его покинем, обратимся к ней,
Кого в глубоком бросил он подвале.
Несчастная уже встает с камней,
В слезах от острой боли и печали,
И видит дверь в другое помещенье –
Поболее того, где в заточенье

7. Внезапно оказалася она,
А видом – благородная храмина,
Где так светло, что ясно ей видна
Изнанка. Сонм колонн резных и длинных
Предстал пред ней. Светила, зажжена
Неясно кем, на алтаре старинном
Священная молельная лампада,
Свой свет распространяя без преграды.

8. Почувствовав нежданных сил прилив
Под чистою и благотворной сенью,
Уже она, колени преклонив,
Благодарит Господне провиденье.
Вдруг, потайную дверцу приоткрыв,
К ней женщина является из тени
Без пояса, с распущенной косою,
Шагая по камням ступней босою.

9. «О, Брадаманта!  - говорит она, -
Еще пока не ведаешь ты, где ты,
(Господня воля нам не всем ясна),
Но рассудили мудрые планеты,
Чтоб ты в подземный край пришла одна,
К останкам Мерлина. Он знал об этом
И мне сказал, чтоб я тебя ждала.
Настал момент – и ты меня нашла.

10. Ты пребываешь в Мерлиновом гроте,
О коем, верно, слышала порой.
Здесь в вечный гроб по собственной охоте
Возлег он и остался неживой.
Здесь саркофаг с его иссохшей плотью.
Решился он, Озерной Госпожой
Обманутый, любовью к даме движим,
Войти живым, а ныне неподвижен.

11. Но весь он неподвластен смерти, нет!
Покуда не прейдут земные сроки,
И души смертных птицами в ответ
На зов трубы архангельской высокой
Не полетят, волшебник не отпет –
И голос вдохновенный и глубокий
Из мраморного лежбища глаголет,
Небесную нам возвещая волю.

12. Прошло уже довольно много дней,
Когда, к его явившись мавзолею,
Я справилась с заботою своей,
О коей рассказать тебе не смею.
Но укрепилось лишь во мне сильней
Желанье с тобой свидеться скорее.
Узнала день и час я от пророка
И у него осталась свыше срока».

13. Потупив взор, подняв не в силах взгляда,
Амона дщерь молчала, смущена.
Ей душу взяли чудеса в осаду.
Не зная, спит или не спит она,
Была она нема минуту кряду,
Стыдливым грузом обременена,
И, наконец, сказала: «Отчего
Так ждал пророк прихода моего?!»

14. Опомнившись от радостных вестей,
Пошла она вослед той странной даме
Скорей до вечных Мерлина костей
И увидала гроба дивный камень;
До блеска гладкий, всех лампад светлей,
 Казалось, источал он красный пламень
И подземелье светом освещал,
Куда луч солнца век не проникал.

15. Возможно, барельефов изваянья,
Как будто факел, прогоняли мрак,
Или тому причиной заклинанья –
Хотя, скорее, может быть и так,
Что символов по звездам начертанье
Великолепьем радовало зрак,
Подобным вечной шири поднебесной,
Игрою красок и резьбы чудесной.

16. Войдя в притвор, без робости она
К святой гробнице подошла отважно,
Смущением и радостью полна,
И слышит глас из раки: «Будет каждый
Твой шаг успешен: благословлена
Фортуною среди своих сограждан,
Ты дашь посев с потомков родом длинным
На счастие и славу Апеннинам.

17. В тебе, двумя потоками сойдясь,
Заблещет кровь троянская святая:
Краса и честь, от чресл твоих родясь,
Меж Индом, Тагом, Нилом и Дунаем
Распространят над племенами власть.
Я в будущем с волненьем наблюдаю
От южных звезд до северных широт
Прославленный и многочтимый род.

18. Вождей, князей, монархов, воевод,
Что явятся в грядущем, не исчислить,
Стране всепобедительный оплот
Создавших крепкой мышцею и мыслью.
Поэт им славу щедро воспоет,
И в черной злобе скроется завистник.
Подобны Нуме с Августом, они
Вернут нам Золотого века дни.

19. Чтоб волю неба выполнить, тропой,
Тобой избранной в час благословенный,
Скорей иди недрогнувшей стопой,
Коль знаешь свой удел ты несомненно.
Поверь, враждебной силы нет такой
(Не только здесь, но и во всей вселенной),
Чтоб помешать тебе, а злобный вор,
Замкнувший счастье, встретит лишь позор».

20. Он смолк, дела оставив довершить
Ведунье, чтоб, в веках неисчислимых,
Она смогла сородичей явить
Той деве, любопытством распалимой.
Откуда их смогла она добыть,
Из ада ли? Сказать о том, вестимо,
Я не смогу – но, станом и лицом
Различные, они пришли гуртом.   

21. Волшебница велела начертать
Огромный круг (их сразу двух вместил он,
Со всех сторон расширенный на пядь,
Спасавший от потусторонней силы),
Распорядилась молча в нем стоять,
Ее большим пентаклем осенила,
Чтобы от духов не было вреда,
И с черной книгой кличет их сюда.

22. Она их заклинаньями зовет –
И вот выходят тени из подвала,
К ним рвутся в круг, но впредь закрыт проход
Надежней, чем широким рвом и валом.
Вкруг круга трижды совершив обход,
Они идут, числом уже немалым,
Спокойной, мерной поступью в покой,
Где в гробе почивает прах святой.

23. «Я рада бы тебе их всех назвать, -
Ей чародейка говорит, - но, впрочем,
Чтоб перечислить вежество и стать
Всех тех, кому мы в мир приход пророчим,
И поименно перебрать их рать,
На это мне не хватит целой ночи,
А ты должна собраться в путь-дорогу,
Поэтому я расскажу немного.

24. Вот первый, кто заходит в этот грот,
С тобою сходный саном и красою.
Он италийский открывает род,
Рожденный в мир Руджьером и тобою.
Провижу: кровь понтьерскую прольет
Твой славный сын недрогнувшей рукою,
Карая погубителей отца.
Пред силою могучего борца

25. Незваный гость, коварный Дезидерий,
Явившийся в Италию, падет,
А лангобарды понесут потери.
Он Эсте с Калаоном в лен возьмет,
Что для защиты государь доверит.
Смотри: твой внук Уберт за ним идет.
Не раз, не два он выручит престол
От ворога, что вслед за тем пришел.

26. Альберт, на храмах вешавший трофеи,
Идет за ним, вслед  сын его Гугон,
Несущий гордый стяг со знаком змея,
Преемственник и брат его Ассон
(Он край инсубров сделает сильнее),
Вот Альбертасс: советом мудрым он,
Изгнавшим Беренгария и сына,
От новых бед избавит Апеннины.

27. Он браком сочетается потом
С блаженной Альдой, дочерью Оттона…
Гугон, отцовским шествущий путем:
Не зная ни сомнений, ни препонов,
 На римлян он обрушится, как гром,
Доставив им немалого урона,
Их тяжкую осаду разорвет
И папу с императором спасет.

28. А следом Фольк, что родичам уступит
Обширный италийский свой удел.
Для свар междоусобных недоступен,
В германский удалится он предел.
Саксонский двор с ним станет неприступен
И с внуками его пребудет цел:
Они укрепят все его опоры,
В войне и в мире выказав свой норов.

29. Еще Ассон, которому нужны
Изящества, не подвиги, а следом
Бертольд и Альбертасс, его сыны.
Страх первому отнюдь не будет ведом:
Во время долгой с Генрихом войны
Германцам нанесет жестокий вред он;
Под Пармой зелень оросит полей
Кипучей кровью многих он людей.

30. Второй Матильду сделает женой,
Добившись свадьбы доблестью своею.
Большая честь – столь возраст молодой
Украсить браком, в вено взявши с нею
Из рук отца цветущий край большой…
Вон там – Ринальд. Язык не онемеет
Мой расточать спасителю похвал!
Святой престол не раз он вызволял

31. Из рук Рыжебородого тирана…
А вот еще Ассон, под чьей рукой
Вероне цвесть. Пыл награждая рьяный,
Оттон с Гонорием, Четвертый и Второй,
Дадут ему Анкону. Но не стану
Все подвиги для церкви их святой
Перечислять – иначе мне не кончить.
Для этого одной не хватит ночи.

32. Вот друг за другом Обиссон и Фольк,
Опять Ассоны (славные приметы
Величия их отличают полк!),
Два Гвельфа, из которых плащ Сполето
Возьмет один… А следом тот, кто смог
Спасти страну, когда, казалось, нету
Спасенья от того, кто ей вредит.
Он слезы горя в радость обратит.

33. Им будет поражен кошмарный зверь,
Проклятый Эццелин, кому корону
Ад даровал, тиран, что зла изверг
Побольше Суллы, Гая и Нерона.
В руины он Авзонию поверг,
Но сам падет пред Пятым он Ассоном.
И сей герой восторжествует снова,
Избавив нас от Фридриха Второго.

34. Его блаженный скипетр осенит
Прекрасный край над тихою рекою,
Где был слезою Фебовой омыт
Героя прах, что древле с четвернею
Не справился коней. Он там лежит
Поныне – и янтарною слезою
По-прежнему там плачут тополя.
За тысячу услуг сия земля

35. Дарована ему святым престолом.
А вот и брат его Альдобрандин,
Отмечен размышленьем невеселым:
Заем он будет взыскивать один
Для папы (кесарь злой, оставив голой
Умбрию, доберется до вершин
Капитолийских); златом небогатый,
Альдобрандин в залог тосканцам брата

36. Оставит, чтоб, ожесточившись сердцем,
Вернуться, вскинув к небу знамена,
И разметать орду пришедших немцев –
Так будет церкви власть возвращена.
Затем Челанским графам-изуверцам
Рука его, понтификам верна,
Урок в отместку преподаст жестокий.
И по делам почет ему высокий!

37. Ассон, в угоду родича хотенью,
Из папских рук получит в щедрый дар
Все города от моря и Апеннин
До Тренто, край Анконский и Пизавр.
Хотя достойно много большей пени
Всё то, что выше золота и лавр, -
Геройство, честь: их занимать напрасно,
Фортуна людям их давать не властна.

38. И вот Ринальд, в чью честь бы я могла
Не меньшей похвалою разразиться,
Когда б судьба не оказалась зла,
Не кончило б до срока сердце биться!
Печаль о нем до той тюрьмы дошла,
Где за отца он обречен томиться…
За ним перед тобою Обиссон.
Был после деда князем избран он.

39. К своим владеньям Регий он прибавит
С Моденою. Он нравом будет крут.
За подвиги на поле брани править
Его народы дружно призовут…
Шестой Ассон, что полк Христа возглавит
(С крестом Господним следует он тут)
И графство Андрию, надел немалый,
Возьмет за дочкой Сицилийца Карла.

40. А следом – что ни имя, то герой!
Идет князей сиятельных плеяда:
Альдобрандин и Николай Хромой,
Альберт и Обиссон, очей отрада.
Но, чтобы не замешкаться с тобой,
Я здесь перечислять не буду кряду
Владения, умноженные ими:
Град, жгучей соли даровавший имя,

41. И край, родящий розы, чтобы зваться
Их именем, прославленный в веках,
И град в лагунах, где живут страдальцы,
Заложники двух устий По в мечтах
О глубинах морских. За это браться –
Неблагодарный труд. О крепостях
Меж Ардженто и Луго я слова
Не стану тратить: кончим мы едва.

42. Вновь Николай: в отрочестве своем
Он станет господином над народом.
Военный дар происцветет на нем
От ранней доблести во славу рода.
Тидей герою будет нипочем
С его мятежным и кровавым сбродом!
Он превратит в забаву латный пот
И мужеством отечество спасет.

43. Все хитрости Тидея наперед
Он разгадает, обернувши вредом.
Его злодей коварством не проймет:
Ему любой обман их будет ведом.
Как поздно Терцо Оттобон поймет,
Что лучше в мире жить с таким соседом,
И потеряет разом жизнь и власть,
В один лишь краткий миг всего лишась!

44. Умножив честь народу своему,
Назад с пути не ступит он и шага,
Вреда не сотворивши никому
Безвинному – одно лишь только благо.
И с тем Всевышний Движитель ему
За мудрость, благодушье и отвагу
Продлит решеньем мудрым власть и век,
Пока стремят по небу звезды бег.

45. А следом Борс, о ком молва мирская
Пойдет вокруг с извечной похвалой:
На родине он большего снискает,
Чем в прочих землях ищем мы порой.
Богов войны на свет не выпуская,
Он страху скрутит руки за спиной,
Совсем иных не ведая забот,
Чем той, чтоб в мире жил его народ.

46. Вот Геркулес. Неровный шаг ноги –
В укор его соседям довод веский:
При Будрии он сдержит их полки,
Что поддались отчаянью. В отместку
Войною на него пойдут враги,
Творя набег до Баркского подлеска.
Не ведаю: признанья и похвал
В войне иль в мире больше он снискал?

47. Апулия, Калабрия и Лука
Спасутся им в суровый час невзгод.
Соседям попеченье и порука,
От каталанцев лавры он возьмет.
Утеха подданным, врагам наука,
Прославленный меж прочих воевод,
Военный дар его признавших вместе,
На тридцать лет возьмет он власть по чести

48. И совершит огромную работу,
Что людом засчитается в актив.
Но не за то, что топи и болота
В цветущие он нивы обратит,
Не за плотину, что стальным оплотом
Губительницу воду взаперти
Удержит, - не за то ему признанье,
Не за театры, площади и зданья

49. И не за то, что в грозные года
Он Льва затеи хитрые минует,
И не за то, что свой удел (когда
Кровавый галл, придя, восторжествует)
Спасет он от урона и вреда, -
Нет, не за эту и не за другую
Услугу благодарен ему люд –
За двух сынов, что вслед за ним идут.

50. Альфонс разумный, мудрый Ипполит
Подобны Диоскурам, славным древле,
Кому и в наши дни молва творит
Хвалу. Законов смерти не приемля,
Один к другому каждый раз спешит,
С высот Олимпа нисходя на землю.
И эти таковы же: рад любой
Избавить брата, жертвуя собой.

51. Своей земле на зависть прочих стран
Спокойствие даруют оба брата
Прочней гораздо, нежели Вулкан
Им стены бы сковал двойным булатом.
В Альфонсе мудром не найти изъян,
И добротой украшен он, как златом.
И кажется: Астрея к нам сама
Вернулась, чтобы сгинула зима.

52. И счастье всем, что волею небес
(Их промысел подобен разве чуду)
Он оказался храбр, как и отец.
Друзей немного, а враги повсюду:
Неправо – венецейских копий лес,
Налево – та, что матерью не буду
Я называть, такую мать давно
Медеей ль, Прокной кличут – всё равно!

53. Сколь раз он ни заступит на границу
Земель своих – всегда врагам разгром!
Заставит он романцев испариться
Немедля с вероломным их вождем.
Где По с Заньолой рек вода струится,
На пажити прольется кровь дождем,
И с долгой памятью о страшном часе
Захватчик уберется восвояси.

54. Разгоряченных не снимая лат,
Испанцев вновь он чтить заставит веру,
Их покарав за Бастии захват
И за убийство папских офицеров.
Немедленно он отберет назад
Всё то, что враг урвал, не зная меры.
И в Рим немедля понесется весть,
Что спасена апостольская честь. 

55. Он, над союзом потрудясь без счета,
Добьется красноречьем и умом,
Что галлы победят его заботой
Испанцев вместе с Юлием потом
И превратят в кровавое болото
Поля, где до конца не погребем
Ни земляков, ни пришлых иноземцев:
Испанцев, римлян, франков, греков, немцев…

56. Другой, что ризы пастыря надел,
Святые кудри скрывший шапкой алой,
Рассудком чист, а духом горд и смел, -
Прелат святейшей церкви величавый,
Прекрасный Ипполит, кому удел –
Быть вечно воспеваемым со славой.
Ему святое небо (дар немалый!), 
 Как Августу, Марона даровало.

57. Луны и звезд светлей он блещет тут,
И блеск подобный прочим не по силам:
Неблагодарный и напрасный труд –
Соревноваться с ним другим светилам!
Я вижу: с ним на бой войска идут
Немногие – но в том бою добыл он
Трофей: пятнадцать весельных судов
С бессчетнейшим количеством челнов.

58. Пять отпрысков Альфонса вслед идут,
И взглядом, и осанкою приятны
(Ни горы, ни моря не создадут
Помеху этой славе всеохватной!):
Вот Геркулес Второй ступает тут,
Вот Ипполит, чей светоч благодатный
В своем роду не менее блеснет,
Чем у того, чье имя он несет,

59. Франциск, а с ним еще Альфонса два.
Хвалы достойна каждая персона,
Но все свои сказала я слова
И ветви перебрала поименно
Того ствола, Феррара кем жива.
Светилам много раз по небосклону
Пройти придется с порослью такой!
А мне пора дать призракам покой».

60. Ей дева не перечит – и волхвица
Немедля закрывает черный том,
И постепенной чередой их лица
Уходят дружно в свой подземный дом,
За гроб, где прах волшебника хранится.
«Скажи, кто были эти, что вдвоем
Так скорбно шли за братскою четою? –
Спросила Брадаманта. – Эти двое

61. Потупив взор, вздыхали беспрестанно,
Понуро шли, и жалок был их вид.
Они других дичились постоянно,
Как будто жег им душу вечный стыд,
Безмолвный, тяжкий и беспокаянный».
Волшебница в слезах ей говорит:
«Несчастные! Их доля – злополучье.
Змеей измены гадостной ползучей

62. Ужалены – но в них твои черты,
И кровь струится всё-таки твоя же.
Пусть тяжкий грех не сломит доброты,
И слишком строго суд их не накажет!
Уж лучше их судьбу не ведай ты,
Язык мой всё равно про них не скажет:
Коль сладостью уста твои полны,
То горечью питаться не должны.

63. Едва заря зардеется над далью,
Со мной ты на ближайший выйдешь путь
До города, сияющего сталью,
Чтобы Руджьера милого вернуть
И положить конец своей печали
(О том не сомневайся ты ничуть).
Когда на берег выйдем мы морской,
След указав, расстанусь я с тобой».

64. Проночевавши там остаток ночи,
Воительница не смыкала век
И слушала, как Мерлин ей пророчил
С Руджьером долгий и счастливый век
И торопил, чтоб, позабыв о прочем,
В путь шла она с надеждой на успех.
Лишь солнцем заалелся гор отрог,
Они его покинули чертог.

65. Ущельем, где всегда царила тень,
С растительностью скудной и убогой
Прошли они, не отдыхая, день
Наперерез стремнинам и порогам
С упорством, позабыв про слово «лень»,
А чтобы не скучна была дорога
И чтоб унынью не предался дух,
Беседой дивной услаждали слух…
   
   Песнь шестая, 17-81

17. …Но всё-таки пора нам возвратиться
К Руджьеру от разбора прочих дел.
На гиппогрифе рыцарь в небе мчится.
Он духом тверд, лицом не побледнел,
И, хоть сильнее стало сердце биться,
Но в нем рассудок всё же уцелел.
Европа прочь умчалась, с ней – врата,
Где кораблям подводится черта.

18. Над облаками несся конь крылатый
Быстрее небожителя-орла
С пучками стрел, быстрей комет хвостатых,
От коих плавится ночная мгла.
За ним едва ли хотя б один пернатый
Угнался бы. Скакун летел стремглав,
Превосходя своей безумной рысью
И молнии, и гром в небесной выси.

19. Преодолевши путь с такой длиной,
Что разумом обычным неохватна,
Конь, утомленный ветром, за спиной
Оставил высь и начал путь попятный,
Чертя маршрут широкий круговой
Над островком, где столь благоприятный
Был воздух, а весь вид – очам утеха,
Что ничего, куда б он ни заехал,

20. Руджьер не видел. Остров сходен был
С таким, где встарь скрывалась Аретуза.
Свою судьбу он возблагодарил:
Тот, видно, край облюбовала муза…
Меж тем летун над островом кружил
Всё ниже, рад избавиться от груза, -
И видел он яснее берега,
И воды рек, и нежные луга.

21. Повсюду кущи самых необычных
Растений, чьи листва, и цвет, и плод
Прекрасны видом, хоть они различны:
Здесь лавр, там кедр, поодаль мирт растет.
Была земля там к зною непривычна:
Сквозь сень ветвей и луч не промелькнет,
Так густо было крон переплетенье,
Где соловьи порхали с нежным пеньем.

22. Из всех цветов земли там каждый рос,
Вовек никем не сорванный, казалось.
Головки белых лилий, алых роз
Друг друга всюду ласково касались.
Стада оленей, ланей, диких коз
Ни стрел и ни сетей не опасались
И прыгали по девственным лугам,
Играючись, как дети, здесь и там.

23. Едва спустился ниже гиппогриф
И на поляну приземлился точно,
Руджьер, почуяв новых сил прилив,
Ступил ногой по тверди беспорочной,
Но, чтобы конь обратно в небо взмыв,
Не улетел, его как можно прочно
Он привязал ременною уздой
За ствол близ лавра с гордою сосной.

24. У чудной рощи ключ холодный бил
Под сенью миртов, кедров, пальм плодовых.
Там рыцарь омовенье сотворил:
Освободясь от рукавиц пудовых,
Сначала пот и грязь от рук отмыл,
Снял шлем, нагрудник, латы и подковы.
Благодаря Фортуну и природу,
Он погрузился в сладостную воду.

25. Тому совсем не надо вам дивиться,
Что он к концу пути лишился сил:
Не шутка ведь – по небесам носиться
На высоте трех тысяч долгих миль!
Но вот, пока прохладная водица
Снимала жар (не знаю, в эту быль
Поверит ли читатель благосклонный),
Конь, к дереву уздою прикрепленный,

26. Внезапно заметался и заржал,
Напуганный, от страха начал биться,
С отчаянным упрямством путы рвал,
От дерева стремясь освободиться.
Могучим телом ствол он сотрясал,
Но воли так и не сумел добиться,
Лишь расшатал вечнозеленый ствол,
Засыпав всю поляну сплошь листвой.

27. Порою в очаге чурбак сгорает,
От многих лет трухляв, дуплист и стар.
В его пустотах воздух закипает,
И доверху переполняет пар,
Затем, когда кору огонь сжирает
То древесина испускает жар,
И с треском из щелей идут пары.
То древо так же вскрыло зев коры.

28. Со скрипом щели расползлись в коре и
Заговорили громко: «Если есть
В тебе (я полагать об этом смею)
Достоинство и вежество, и честь,
То отвяжи крылатого скорее!
Подобной муки мне не перенесть,
С меня и ветра злобного довольно,
Что мой телесный ствол колышет больно!»

29. Едва Руджьер заслышал этот стон,
Всем телом он мгновенно содрогнулся.
На ноги разом вскакивает он,
Оделся торопливо и обулся.
Своей виною рыцарь огорчен,
Стыд щек багровой краскою коснулся.
Он скакуна скорее отвязал,
«Кто б ни был ты – прости меня!» - сказал –

30. «Я прилетел недавно и не ведал,
Что дух живет под грубою корой.
Мое незнанье обернулось вредом.
Неосторожно поступив с тобой,
Скорблю я, что твои умножил беды.
Но кто ты, нимфа или дух людской?
Как жив в коре рассудком и словами?
Секрет твой сохраню я между нами.

31. Я был бы рад – теперь или поздней –
Перед тобой загладить свой проступок
(В том поклянусь владычицей своей,
В чьей власти – каждый добрый мой поступок),
Ты вряд ли сыщешь друга впредь верней.
Но что со скакуном так вышло глупо,
Прошу тебя, забудь же поскорей!»
Ствол дрогнул от вершины до корней. 

32. Кора его покрылась влагой странной,
Как у корней, когда в костер швырнет
Селянин их: вступая в спор неравный
С огнем, они струят обильный пот.
«Коль горю моему ты безобманно
Сочувствуешь, - ствол молвил, - в свой черед
Поведаю я, кто тому виной,
Что я оброс колючею корой.

33. Во Франции Астольфом звался я
(Меня страна как храбреца знавала),
Роланду и Ринальду был родня,
Что совершили подвигов немало.
Я родовит был. Не солгу: меня
Английская корона ожидала!
Влюблялись в меня дамы ежедневно,
Но всё, увы, закончилось плачевно…

34. Однажды с островов восточных путь
С Ринальдом и Дудоном мы держали,
Где нам неволя тяготила грудь:
Там стены нас темницы окружали,
Но верный Брава нам сумел вернуть
Свободу. Из застенка мы бежали
По тем местам, где ветру аквилону
Морские волны дружно бьют поклоны.

35. К несчастью, вероломная судьбина
Нас поутру коварно завела
В места, где замок высился Альцины,
Что сотворила мне так много зла!
Она у полосы прибрежной длинной
Стояла там и рыб к себе звала.
Услышав заклинанья, сбившись в груду,
Морская живность шла к ней отовсюду:

36. Лососи, сальпы, резвые дельфины
И толстяки тунцы – со всех сторон!
Тащились кашалоты-исполины,
Тюлени прекращали долгий сон,
В волнах свои чудовищные спины
Нели киты, спеша к ней на поклон.
Не счесть их, тех, что косяками шли
К волшебнице, быстрее, чем могли.

37. И был там кит, размерами таков,
Каких едва ли встретишь в бурном море:
Хребет длиной в одиннадцать шагов
Внезапно показался на просторе.
Он всплыл и встал, разверзнув мощный зев,
Чудовищен, громоздок, тучен, черен…
Его невмоготу нам было зреть.
Казалось, то не рыбина, а твердь.

38. Довольно долго рыб она звала,
Приманивая их одним заклятьем.
А между тем она сестрой была
Самой Моргане (не могу сказать я,
Меньшой иль старшей). Но, когда нашла
На берегу она нас, я приятен
По виду больше показался ей –
И в плен ее попался без сетей!

39. Она мне говорит и глаз не сводит:
«О рыцарь, мне по вкусу ваша стать.
Наверно, притомились вы в походе,
Не прочь в гостях у дамы побывать?
В моих затонах рыбы много ходит,
Вам каждую я рада показать
И говорю вам правду, а не небыль:
Их у меня полно, как звезд на небе».

40. «А если, - она дальше говорит, -
За труд вы не сочтете невеликий
Сирену посмотреть, что песнь творит –
И море сразу делается тихим,
Туда вас на спине мой кит домчит».
Смысл слов уразуметь бы горемыке,
Всегда горяч я на свою беду!
Подумал: «Что плохого? Я взойду»…

41. Ринальд кричал, Дудон рукой махал,
И оба знаки дружно подавали,
Но я не внял им. Кит меня помчал
С обманщицей Альциной через дали.
Назад я поглядел – и сразу стал
Своим же неразумьем опечален.
Ринальд за нами бросился в поток…
Увы, кита настигнуть он не смог.

42. Что сталось с ним, об этом я не знаю,
Дай Бог, чтоб верный друг не утонул!
От юга вдруг примчалась буря злая,
Весь день и ночь холодный ветер дул,
Но мы неслись вперед, не уставая,
А поутру на берег я шагнул
В Альцининых владениях чудесных,
Где эта дама правит повсеместно.

43. Тот край она не так давно отбила
У собственной сестры, как я узнал, -
У мудрой феи, доброй Логистиллы
(Отец лишь ей в наследство завещал
Те острова как дочке самой милой,
А прочим пяди не пообещал:
Та, первая, была зачата в браке,
А две другие, злые, как собаки, -

44. Позорного кровосмешенья плод,
Оно и видно: в них не счесть пороков,
А первая и до сих пор живет
В небесной добродетели высокой).
Сестрицы же составили комплот
И общей ратью двинулись с востока.
В несчастный день Альцина и Моргана
Напротив сотни замков стали станом.

45. В короткий срок кошмарные отряды
Со всех земель ее прогнали сплошь,
И жить бы Логистилле без отрады,
Коль не был бы сей край на тот похож,
Где цепи гор естественной оградой
Стоят – там вряд ли с армией пройдешь!
Шотландский разумею я рубеж. 
Но продолжает шириться мятеж,

46. И злобный их дуэт, не успокоен,
Ярится на святую чистоту:
Всегда завистлив тот, кто недостоин,
И вечно попирает доброту…
Но я тебе, мой благородный воин,
Еще не рассказал, как даму ту
Я ублажал в постели неустанно,
Не ведая, что деревом я стану.
   
 47. В ее усладах нежных я увяз,
Пленительное тело обнимая:
Все прелести в ней поместились враз,
Каких у прочих много не бывает…
И в ласках потихоньку я погряз,
Забывши о друзьях и милом крае,
Простившись даже с доблестью своею,
Все помыслы связав лишь только с нею.

48. Она же стала до меня охочей
И прежних позабыла наперед
Любовников, которых, между прочим,
Довольно много было в свой черед.
Я с нею пребывал с утра до ночи,
Над остальными – главный верховод.
Не слушала она совет ничей,
А мне вверялась вплоть до мелочей.
 
49. Но вскоре… Милый Боже мой! Зачем
Я бережу сердечное раненье
И самого себя, терзаясь, ем,
Когда мне вовсе нету исцеленья?
Всем обладав, остался я ни с чем.
Волшебница со мной без сожаленья
Рассталась, надсмеялась надо мной
И страсти предалась очередной.

50. Любовь ее, как ветер переменный,
Исчезла, направленье изменив,
И я отставку получил мгновенно,
Двух месяцев в алькове не побыв,
Оттуда изгнан с отвращеньем гневным,
Сполна несправедливости вкусив,
Затем узнал (и сделалось мне гаже),
Что с тысячью таких же было так же,

51. И всех, кто побывал в ее тенетах
(Не пожелать такого и врагу!),
Она коварно обратит без счета
В сосну иль ясень с птицей на суку,
Кого в оливу, в кедр ли, а кого-то –
Каков я сам на этом берегу,
Кто ручейком, кто диким зверем станет,
Насколь у ней фантазии достанет.

52. Мой добрый друг, из высей небывалых
В несчастный час ты в этот край слетел –
И тот, кому удачи перепало,
Со мной разделит горестный удел.
Вкусишь ты тоже прелестей немалых,
Получишь счастья больше, чем хотел,
Но ведай, что ему недолго длиться
И станешь ты ручьем, скалой иль птицей.

53. Тебе секрет раскрыл я не напрасно,
И ведать должен ты, каков твой враг.
Знай наперед: у нас небезопасно,
Смотри, не попадись, как я, впросак!
Коль выглядишь ты так благообразно,
То разумом, наверно, тоже благ.
Лети домой! Ты справишься едва ли.
Кто был сильней – и те не совладали».   

54. Узнав о брате суженой своей
Двоюродном, Астольфе благородном,
Руджьер скорбел, что скрыта от людей
Такая доблесть в дереве бесплодном.
Для той, что всех была ему главней, -
Мила, добра, душою превосходна, -
Он рад ему услугу оказать
Любую. Но какую? Если б знать!

55. Он всячески героя утешал
И наконец спросил: а есть дорога
Такая, чтоб Альцину миновал,
Неважно – по равнинам иль отрогам?
Да, есть, ему тот рыцарь отвечал,
Но по пути препятствий очень много:
Тут, прямиком, затем по гребням гор,
По узким тропкам, путь совсем не скор.

56. Там местные живут довольно дико.
Их вид свиреп, обычай их суров
(Хотя число довольно невелико),
Но их заслон почище всяких рвов
Для тех, кто скрылся от Альцины ига:
Ей не достать их, не сломав зубов,
Удел злодейки был бы злополучен.
И рыцарь, словом многому научен,

57. Собрался в путь – немедля отвязал
Чудесного коня, повел за повод,
Однако в стремя восходить не стал:
Крылатому подай лишь только повод
Неосторожный, чтобы он помчал,
Куда не надо. Это веский довод
Без надобности не вскочить в седло,
Чтоб снова в облака не унесло.

58. И так вперед, поставив цель одну –
Проникнуть в Логистиллины владенья, -
Стремится он, как аргонавт к Руну,
И нет препятствий для его хотенья,
Но не прошел он путь двух миль в длину,
Как увидал чудесное виденье.
Прекрасный город перед ним сверкал…
Земель Альцины он не миновал!

59. Стена размерами до окоема
Вставала там, насколько глаз хватал,
И толщиной немалого объема.
Подобный стен вовек он не видал
И блеском чудным поражен, как громом.
Из злата ли? Про это он не знал.
Подделка, кто-то скажет. Всё равно!
То золото, коли блестит оно.

60. Минуя стены и чудесный дол,
Каким на белом свете нет подобных,
Он вправо взял и стороной пошел,
Умышленно отринув путь удобный,
Который прямиком в ворота вел,
Пошел меж гор огромных, допотопных.
Вдруг видит: рать ему наперерез,
Где обликом любой – кошмарный бес.

61. За весь свой век он не встречал нигде
Подобного: из них одни похожи
От торса к шее вроде на людей,
Но с мордой кошки, с обезьянней рожей
Иной, как лошадь, прыгает злодей
(Знать, из кентавров происшел, быть может),
Тот салит зубы, этот лупит оземь
Своим копытом волосатым козьим.

62. Тот глупый старикашка, тот юнец,
Тот нагишом, а этот в зверской шкуре,
Тот (видно, обезумевший вконец)
На страусе со всей гарцует дури,
А этот на орле отбил крестец
И сверзился, кругом набедокурив.
Тот самка, тот самец, тот андрогин.
С большим разбойным кистенем один,

63. Другой бежит с беззубою пилой.
А предводитель, тучный и свирепый,
Набычив лбище, с бородой большой
Верхом на черепахе полз нелепой,
На Божий свет разя хмельной волной.
Казалось, из-за старости ослеп он.
Его клевреты за бока держали
И дружно покрывалами махали.

64. Один из них, разинув песью пасть,
Залаял на Руджьера, чтоб свернул он,
Признавши золоченых башен власть,
И въехал в град, куда других тянуло.
Пришлось безумцу тут же наземь пасть,
Его со скакуна как ветром сдуло,
Едва Руджьер, стремителен и скор,
Клинок в живот вонзил ему в упор.

65. Враги к нему спешат со всех сторон,
Оружием своим играясь ловко.
Повсюду вопли, визги, рык и стон.
Как будто дров, их прибывает в топку,
Убил одних – другие тем вдогон,
С арканом и копьем наизготовку,
Кто хочет изловить, кто заколоть…
И как такую прорву побороть?

66. Руджьер их рассекал бесперебойно –
Кого по зубы, а кого по грудь,
Валил очередной их ряд нестройный.
Но снова лезла мерзостная жуть,
И оказалось их числом довольно.
За час борьбы он не сумел ничуть
Освободиться на размах плечей:
Тут нужен был сторукий Бриарей.

67. Возможно, что Руджьер не догадался
Использовать от нечисти, что шла,
Волшебный дар, которым встарь спасался, -
Слепящий щит, висевший у седла.
А может быть, он просто погнушался,
Поскольку все привык решать дела
Не хитростью, а доблестью и силой,
И именем своей невесты милой.

68. Но так иль нет, скорее он умрет,
Чем сдастся силе своры их голодной…
Внезапно выезжают из ворот
Две юных девы в ярких платьях модных,
И по манере видно наперед
Держаться их, что дамы благородны
И вскормлены отнюдь не на соломе,
Среди крестьян, а в королевском доме.

69.Единороги мерно их несли,
Белее самых чистых горностаев.
Кто красивее, не определить:
Одна, как Прелесть, как Краса, другая.
Взгляд бога нужен вам, чтоб вы могли
Смотря на этих двух, сказать, какая
По виду благородней и статней,
Здесь зрение беспомощно людей.

70. Въезжают на поляну ратных дел,
С презреньем поглядев на чудищ битых, -
И уползают все, кто бит и цел…
Взглянув на их прекрасные ланиты,
Руджьер тогда лицом порозовел,
За ту услугу он благодарит их.
Уже согласен рыцарь им в угоду
Поворотить в град золоченый с ходу.

71. Под дивной сенью неприступных врат,
Что не воспели прежние поэты,
Не думал возвращаться он назад:
Сиял там каждый выступ самоцветом,
Разубран прихотливо и богат,
Слепили глаз колонны чудным светом
Отборного алмаза. Скажут, мнимость –
Но вам такого даже и не снилось!

72. Поодаль в ожидании гостей
Игрались босоногие девицы:
То бегали друг с другом без затей,
То принимались весело кружиться…
Но, может, были бы они милей,
Будь больше целомудренности в лицах.
Все в зелени, украшены листвой,
Ввели они Руджьера в рай земной.

73. Вестимо, рай – туда попасть охота
Любому, хоть совсем не без труда!
Здесь игры, песни, праздники без счета
И, словно сладкий сон, текут года.
Здесь счастье воцарилось и заботу
Из душ людских изгнало навсегда.
Здесь нету места скудости убогой,
А только лишь Достатку с полным рогом.

74. Под сладостным ветвей переплетеньем,
Где нежных трав раскинулся покров,
Здесь девы в годы лучшего цветенья
С улыбкой принимают женихов.
Среди фонтанов – ласковое пенье,
Средь рощ тенистых – чтение стихов,
А в стороне – любовные признанья,
Счастливый смех и страстные шептанья.

75. Средь вечно поселившейся весны
Со спутником ее, хмельным апрелем,
Как белки, в ветках лавра и сосны
Амуры резво прыгали и пели.
На камне у ручья закалены,
Их стрелы тут же достигали цели –
И ликовали хитрецы, безгрешны,
О всех своих викториях потешных.

76. Руджьеру тут же дали жеребца
Добротного и прямиком с конюшни,
Достойного подобного лица,
А гиппогриф, что путь вершил воздушный,
Был вверен попеченью молодца
И под уздцы пошел за ним послушно
Вслед паладину по густой траве.
Вот тут-то вместе те девицы две,

77. Что помогли ему на той дороге,
Внезапно обратились: «Нам давно
О подвигах известно ваших многих.
Вам страждущим помочь всегда дано,
До просьбы нашей вы не будьте строги!
Вам, может, дальше ехать решено,
Но мы вас просим об одной услуге –
Не только для меня и для подруги. 

78. Когда пройдем мы здесь одну версту,
Немедленно увидишь ты болото,
Где ведьма на заброшенном мосту
Калечит бедных путников без счета.
Звать Эрифилой великаншу ту,
Сражаться с нею местным неохота:
Она ужасна, лоб покатый крут,
А жертву по-медвежьи когти рвут.

79. Она не только грабит пешеходов,
Но часто залетает к нам в сады,
Иной раз ополчится и походом –
И мы устали от ее вражды.
Но ведай также: злобные уроды,
Не знавшие законов и узды,
Что на тебя засели у ворот,
Почти что все – ее проклятый род.

80. Руджьер не испугался, даже бровью
Он не повел и им ответил так:
«Во имя вас отважиться готов я
На сотню битв! Мне неопасен враг.
Я в путь собрался, движимый любовью,
Надев кольчугу, меч зажав в кулак,
Не для корысти ветер меня носит,
А для добра всем, кто о нем попросит».

81. Красавицы его благодарят
С учтивостью, что в бой за них ввязался,
И поцелуем наградить хотят,
Но рыцарь, верный даме, отказался.
Пришли они к мосту и дальше зрят
Такое, от чего бы ужасался
Любой. Но мы отложим этот бой
До песни в свой черед уже другой.