У кромки...

Депеши не идут, у почты спит лошадка,
заснувшая в тени, которая слегла,
из трещины в стене травинка как игла,
запущены углы пращой в пяту упадка.

Из профиля забор и в профиле забор,
какой-то ушлый шут тут получил площадку,
отправят на муку заснувшую лошадку,
лишь выйдут из земли бетонные сабо.

Заблещут витражи призывно и пестро,
посудой зазвенев, войдут официанты
на цыпочки привстав, как будто на пуанты,
напустят хлорциан, нажав рычаг перстом.

Но трупов никого, клыки влажны слюной,
коль не считать в муку истёртую лошадку,
горжетки на плечах, чьё положенье шатко,
как башня из песка за пыльной пеленой.

Здесь будет ресторан, как город, заложён,
мы станем жить вблизи, хей-хо, от ресторана,
как странно, мёртв тиран, не заживает рана,
кран грузит, как тюки, мужей и влажных жён.

Пусть входят байстрюки, у них на сердце жаба,
им нужно у реки, где влажно и туман,
теченья бахрома, песочная кайма,
бетон безмозглых свай вколачивает баба.

Мы столько лет живём без баков кабака,
что с глупостью своей обвыклись, как с судьбою,
пойдём к реке, стопу у кромки ткнём прибою,
потрём бока о бок бетонного быка.

Так крепко проклят край, что ввек не отшептать,
скуля, не отмолить, без пользы спазмолитик,
рахит стихи хрипит, танцует паралитик,
с рамоликом сплетясь, у липкого шеста.

Огня, кричат, огня, который год подряд,
внесли вечор огонь, а око в катаракте,
два рака рук корьё сгрызут в четвёртом акте,
безрукие без ног горят за рядом ряд.

Чудесны города, бетонный их наряд,
чад грязных очагов и угрызенья смога,
весь углеводород вобравшая дорога
и ядерный жених, тактический заряд.


Soundtrack: Bettye LaVette, Thinking About You.