Слёзы бога

Около девяти они проснулись. Спустя примерно час они перестали ощущать боль. Ещё какое-то время им понадобилось, чтобы прийти в себя. Ближе к одиннадцати они смогли, наконец, улыбнуться друг другу. А к полудню всё пришло в норму. Он пожелал ей доброго утра, Она ответила ему тем же. Пора было одеваться и бежать. Скоро на свалке должны были появиться бомжи. Без особого сожаления пара покинула ржавый автобус с заколоченными фанерой окнами. За окном по-прежнему было лето. Можно было сказать, что день начался удачно.
В своих грязных куртках они не могли позволить себе гулять везде, где им вздумается. Приходилось искать такие места, где их нелепый внешний вид не выделялся бы из толпы. Сегодня таким местом стал Арбат. Снующие туда-сюда говнари, байкеры, уличные поэты и корейские туристы создавали хороший фон. Всё было как всегда великолепно. Кола с успехом заменяла нектар, а гамбургер… О, благослови Господь того, кто придумал гамбургеры. Хотя ты сам их придумал, судя по всему.
Поначалу им казалось странным отсутствие восторга на лицах посетителей забегаловок. Прошло много времени, прежде чем они привыкли к ограниченности человеческих чувств. Теперь им было уже даже не жаль людей. Что толку жалеть тех, кто не осознаёт своё несчастье. Окружающие не могли ощутить Вкус, не могли насладиться Музыкой, а Солнце было для них всего лишь солнцем. Перспектива жить в скудном мире человеческого восприятия окружающего пугала их сильнее всего на свете. Увы, это было не единственным, чего они боялись.
За прогулкой очередной Самый Лучший День пролетел незаметно. Их даже ненадолго покинуло чутьё. К счастью случайный (а на самом деле наверняка не случайный) прохожий привел их в порядок своим нетрезвым «Время не подскажете?». «Без четверти восемь» - ответил Он, как всегда не глядя на часы. Время поджимало, пора было искать ночлег.
- В пределах города ничего нет.
- Сам вижу. За пределами тоже, кстати, глухо. Ближайшее место в Балашихе. Не успеем.
- Метро?..
- Кажется, да. Выбора, похоже, нет.
- Мне страшно.
Он крепко сжал её руку и посмотрел ей в глаза.
- Мне тоже.
Быстрым шагом они не сговариваясь свернули во двор. Полицейский остановил не их, а кавказца, что шёл за ними следом. На самом деле ни один полицейский, ни кто-либо другой не мог причинить им ни малейшего вреда. Но так, на всякий случай…
Наконец они добрались до Таганской. Спустившись в подземку они перешли на кольцевую и стали ждать. Им нужен был пятый вагон поезда, приходящего в 21,48. На часах (на которые им, конечно, не было нужды смотреть) было 21,36. Времени было достаточно для того, чтобы сжать друг друга в объятиях, обменяться успокаивающими мыслями и написать неплохую поэму, но они предпочли просто смотреть на стену тоннеля. Заняв свободные сидения, они стали наматывать по кольцевой. На середине второго круга вагон начал меняться. Людей становилось всё меньше, а лица тех, что оставались были, скажем так, отвратны.  Скоро вагоны совсем опустели. Только в соседнем ехали обнявшись двое в потертой, но не настолько плохой, как на на Паре, одежде.
- Тоже постояльцы?
- Возможно. Не хотелось бы сталкиваться.
- Постоим на перроне минут пять, если что, а потом пойдём следом.
Когда поезд остановился на станции, которая пару часов назад называлась «Парк культуры», их подозрения подтвердились. Они немного полюбовались уродливыми фресками с изображениями странных животных, посидели на скамейке и нехотя двинулись в тоннель. Спустя примерно сто шагов фрески стали сменяться жутким барельефом. Вскоре и барельеф пропал, уступив место обшарпанной штукатурке. Лампы почти не давали света. Вокруг было сыро и душно. Под ногами бегали тараканы, с потолка свисала паутина. До поста оставалось совсем немного.
Скоро во мгле показалось тело Вахтёра. Больше всего он напоминал Джаббу. Только по сравнению с Вахтёром Джабба выглядел словно Ален Делон в лучшие годы. От него, как всегда, исходил жуткий смрад – смесь из запахов чеснока, пота, кошачьего дерьма и винного перегара. Огромное, заплывшее жиром существо восседало на циновке среди разбросанного мусора. Вокруг него летали мухи, по его лицу ползали мокрицы – в общем он выглядел так же, как и всегда. По взгляду его пьяных глаз было ясно, что он их узнал. Это радовало – не придётся с ним разговаривать. Испачканная в экскрементах рука достала из складок жира на животе ключ с биркой и швырнула его на землю. Она подобрала брелок и, тихо поблагодарив, сунула его в карман куртки.
Пройдя несколько метров, они оказались у входа в келью. Обстановка в ней почти ничем не отличалась от того, что они видели раньше. Рваный матрац на полу,  стул со сломанной ножкой, моргающая лампочка под потолком, муравьи на стенах и маленькая аккуратная камера наблюдения в углу. Пора было ложиться спать.
Быстро скинув с себя одежду, они сели на матрац. У них ещё было немного времени на то, чтобы взглянуть друг на друга влюблёнными глазами, увидеть красоту, которая в них была. Они не боялись, они знали, что сейчас произойдёт и были к этому готовы. Никто никогда не объяснял им, за что они вынуждены терпеть этот ежевечерний кошмар. Им и не приходило в голову пытаться узнать это. Хотя Вахтёр наверняка знал. Он же и сказал им, как от этого избавится. Хотя они и без него откуда-то знали. Но пойти на это они не могли – слишком многим пришлось бы пожертвовать.
- Я люблю тебя.
- Я лю..
Экзекуция началась внезапно, не дав Ему закончить фразу. Приступ Боли в районе лопаток. Потом острая режущая Боль внизу живота. А потом… Потом на спине резко открываются две длинные раны, из которых вырываются на свободу крылья. Белоснежные, но перепачканные кровью  крылья размахом около трёх метров. Они делают несколько неконтролируемых движений, после чего складываются за спиной и напоминают о себе только Болью и тем, что с ними весьма неудобно заснуть.
Они привыкли. Они не помнят, когда это началось, наверное, так было всегда. Они научились засыпать. Они берут друг друга за руки и закрывают глаза.
- Я люблю тебя…
Отказаться от крыльев – значит стать человеком. Обычным человеком, неспособным видеть и слышать Мир во всей его красе, не понимать истинного смысла того, что называется Жизнью и поменять её на жалкое существование. Не понимать, черт возьми, того, какая вкусная штука – гамбургер. Еженощная казнь стоит всего этого, нет никаких сомнений, что оно того стоит. Но Он уже не мог больше смотреть на её лицо по ночам. Гримаса боли не делала Её менее красивой, Она всегда оставалась прекрасна. Он знал, что есть другой способ. Он знал, что Ей он неведом. Он решился.
Он, как всегда проснулся первым. Крылья успели исчезнуть. Превозмогая боль, которая должна была исчезнуть ещё не скоро, он взял любимую на руки и вынес из кельи.
Она проснулась от яркого света. День был пасмурный, но Солнце ненадолго выглянуло из облаков специально, чтобы её разбудить. Мир был прекрасен. Спина почти не болела. Его рядом не было.
Она слонялась по городу весь день, рыдала в подворотнях, сидела, прислонившись к разрисованной стенке гаража. Лица прохожих были красивы, дождь прекрасен, еда божественна. Но смысла во всём этом не было. Ближе к вечеру она отчаялась его найти. Необходимо было взять себя в руки и найти ночлег. Странно, но Чутьё вело себя совершенно немыслимым образом. Решив не рисковать, она двинулась в сторону Таганки.
21,48. Пятый вагон. Кольцевая. Первый круг, второй, третий. Она безумно устала, так что даже не удивилась тому, что заснула.
- Просыпайся. Проснись!
- А? Парк Культуры?
- Какой парк? Какой культуры? Депо! Вроде красивая, молодая совсем, а одета, как бомж с вокзала. Неужто бомжуешь?
На часах было далеко за полночь. Спина совсем не болела.